Филип Фармер - Мир Реки: Магический лабиринт

• Название: Мир Реки: Магический лабиринт
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-24469-0

Плавание по магическому лабиринту воображения классика современной фантастики Филипа Хосе Фармера продолжается. Грандиозный замысел эпопеи, действие которой разворачивается на берегах таинственной Реки, опоясывающей планету, воскрешенные неизвестно кем и непонятно для каких целей миллиарды представителей человечества всех эпох, стран и народов, великие исторические личности, непосредственно участвующие в сюжете, блеск фантазии и радуга приключений — это и есть причина причисления «Мира Реки» к вершинным достижениям не только фантастики, но и литературы в целом.

Содержание:

Магический лабиринт. Перевод Н. Виленской

Боги мира Реки. Перевод С. Трофимова, И. Васильевой

Составитель: А. Жикаренцев

Оформление серии: А. Саукова

---

В течение трех минут солнце заволокло тучами, которые быстро густели и чернели. В открытые решетчатые окна со свистом влетел ветер, задирая подолы тог, килтов и юбок.

— Вы и глазом моргнуть не успеете, как они все сюда примчатся. Злые будут, что намокли, но это все фигня.

— Некоторые валяются на улице в отключке, — сказала Алиса. — Что будет с ними?

— Пускай прочухаются. Им это только на пользу, да и помыться многим из них не мешает. А простуда им не грозит.

Терпин проинструктировал гостей, как вести себя, чтобы отвязаться от пьяниц, если те вздумают к ним приставать.

— Но вообще-то они не должны. Я приказал им обращаться с вами дружелюбно, несмотря на то что вы белые.

— А с нами? — осведомился Ли По. — Мы-то не белые!

— Для них — белые. Для них все, что не черное, белое. С точки зрения семантики такое определение довольно точно, хотя и не слишком тонко.

Последняя фраза отчасти позабавила Бёртона и отчасти раздосадовала. Том Терпин сознательно перескакивал с правильного английского языка на жаргон гетто, словно хотел подразнить своих слушателей. А может, просто разыгрывал из себя шута. Или и то и другое вместе. В глубине души у него до сих пор гнездился комплекс неполноценности, внушенный правящим белым классом его эпохи. Он мог этого не осознавать, но факт был налицо. Если верить Фрайгейту, американские негры преодолели комплекс расовой неполноценности, во всяком случае пытались, и заявляли, что они гордятся своей черной кожей. Однако Терпин продолжал носить шутовской колпак, даром что теперь в нем не было нужды.

Хотя, как сказал Нур, цветом кожи вообще гордиться глупо, что белым, что черным. Можно гордиться лишь тем, что ты человек, да и то желательно не слишком задирая нос.

— Конечно, — отвечал ему Терпин, — но прежде нужно пройти определенные стадии, и гордость своей чернокожестью — одна из них.

— Хорошо сказано, — отозвался Нур. — Только не стоит застревать на этой стадии. Нужно взбираться на следующую ступень.

Они снова спустились в вестибюль, как называл его Терпин. Задолго до входа в зал их обдало волной громкой музыки, болтовни, раскатистого смеха, а потом цунами из алкогольных паров и табачного и наркотического дыма накрыло их с головой. Здесь было все население мира, включая и тех, кто пребывал в бессознательном состоянии. Их внесли в зал андроиды и уложили вдоль стеночки.

— Тусуйтесь, ребята! — крикнул Терпин, махнув гостям и показывая на толпу.

Представлять вновь прибывших не было надобности, поскольку Терпин показывал их лица и имена на экранах. Гости тем не менее колебались. Было непросто вот так подойти к незнакомым людям и вступить в разговор. Доуисты, шокированные и возмущенные происходящим, явно сожалели о том, что вообще сюда пришли. Терпин, заметив это, поманил к себе группку, стоявшую возле стойки бара. Люди пробрались через столпотворение и завязали с гостями беседу. Хозяин выбрал их специально, чтобы сломать лед, и сделал правильный выбор. По крайней мере, так казалось сначала. Среди них были шансеры и новые христиане, которые подошли к доуистам. Хотя основополагающие принципы их верований были различны, все три религии теоретически провозглашали себя терпимыми и мирно настроенными по отношению к инаковерующим. К тому же у них были и общие точки соприкосновения — неприязнь к злоупотреблению спиртным и полное неприятие табака и наркотиков.

Человек, который составил компанию Бёртону, был шести футов и трех дюймов ростом, широкоплечий, с мощной грудной клеткой и массивными конечностями. На нем были белая замшевая головная повязка, белый лайковый жилет, белый замшевый пояс с большой серебряной пряжкой, украшенной рельефной волчьей головой, обтягивающие белые замшевые брюки и белые замшевые сапоги до колен. Широкое скуластое лицо и длинный орлиный нос делали его похожим на индейца, но вывернутые губы и курчавая шевелюра выдавали негритянскую кровь. Когда он улыбался, то становился даже по-своему привлекательным.

Он представился Бёртону, пожав ему руку и возвестив глубоким басом, что он, Билл Уильямс, рад познакомиться с капитаном сэром Ричардом Фрэнсисом Бёртоном. Последнему, впрочем, показалось, что негр произнес его титулы не без издевки.

— Том Терпин не назначал меня вашим верным индейцем, проводником и телохранителем, — продолжал с усмешкой Уильямс. — Я вызвался добровольцем.

— О? — Бёртон удивленно вздернул брови. — Могу я спросить почему?

— Можете. Я читал про вас; вы меня заинтриговали. А кроме того, Терпин много рассказывал мне о том, как вы привели его и других через горы в эту башню.

— Я польщен, — отозвался Бёртон. — Но небольшой зуб я на вас все-таки имею. Почему вы хотели задавить меня своим мотоциклом?

— Если бы я хотел, то давно задавил бы! — рассмеялся Уильямс.

— А ругались зачем?

— Просто так. Летуны действуют мне на нервы. А потом, мне хотелось испытать вашу выдержку. Я ничего не имел лично против вас.

— Вы так любите задирать белых?

— Иногда. И если по справедливости, вы не станете меня за это упрекать.

— Разве шестьдесят семь лет, проведенные в долине, ничуть не изменили вашего отношения?

— Совсем от него избавиться невозможно. Хотя я больше не впадаю в горячку. Это как тупая зубная боль, к которой я давно привык, — сказал Уильямс. — Хотите выпить?

— Белого вина. Любого сорта. Бёртон решил сохранить трезвую голову.

— Давайте поднимемся в какую-нибудь комнату наверху. Там будет спокойнее, и нам не придется орать, чтобы услышать друг друга.

— Отличная мысль, — согласился Бёртон, гадая про себя, что у негра на уме.

Они ввалились в лифт вместе со смеющейся, галдящей, дурачащейся толпой. По пути наверх то и дело раздавались громкие визги, когда соседи по лифту распускали руки и щупали соседок. Не успели они доехать до второго этажа, как кто-то испортил воздух, и вся толпа разразилась веселыми негодующими криками. Тем не менее, когда открылась дверь, виновного вышвырнули на пол головой вперед.

— Народ веселится от души, — пробормотал Уильямс. — Но это ненадолго. Вы вооружены?

Бёртон похлопал по карману пиджака:

— Лучемет.

Комнаты, мимо которых они шли, были битком набиты людьми. В одной дюжина мужчин и женщин смотрели фильм на стенном экране. Бёртон из любопытства остановился и глянул на стену. Этот фильм Фрайгейт настойчиво рекомендовал ему посмотреть — о том, как американские комики Лорел и Харди продавали в июле рождественские елочки в Лос-Анджелесе. Публика покатывалась со смеху.

— Это новые христиане, — пояснил Уильямс. — Мирный и безобидный народ. Такие вежливые, что не могли отказаться от приглашения Терпина. Но они не смешиваются со здешней толпой.

За углом, дальше по коридору, они нашли пустую комнату. По пути Бёртон любовался репродукциями картин. Рембрандт, Рубенс, Давидова «Смерть Марата», много русских художников — Кипренский, Суриков, Иванов, Репин, Левитан и другие.

— Почему такое обилие славян? — спросил Бёртон.

— Есть причина.

Они взяли из конвертера выпивку. Бёртон сел и закурил сигару.

— Я не американец, как вы знаете, — помолчав, промолвил Уильямс.

— Терпин сказал мне, что вы русский, — отозвался Бёртон, выпуская дым. — Сам бы я в жизни не догадался.

— Я родился в черном гетто города Киева. Тогда меня звали Родион Иванович Казна.

— Занятно, — сказал Бёртон. — Я и не знал, что в России были негры… Ах нет, беру свои слова обратно. У русских действительно были чернокожие рабы. Пушкин был потомком одного из них.

— Очень мало кто об этом знает, поскольку российские правители тщательно скрывали сей факт, но в разных городах России в гетто жило около двенадцати миллионов черных. Они были потомками рабов. Русские обыватели так же хотели с ними смешиваться, как американские белые — со своими нефами, и правительство, правда негласно, одобряло и даже насаждало такую мораль. Несмотря на это, межрасовые сношения все-таки происходили. Чистоту крови не сохранишь в неприкосновенности, как ни старайся. Восставший член не знает предрассудков. Один из моих прадедов был белый русский, а дед так и вовсе узбек. Азиат, он даже говорил на каком-то тюркском языке, так и не выучил русский.

Зато меня как следует выучили марксизму. Я стал верным сторонником принципов Маркса — в том виде, как он их изложил, но не в том, какой они приняли на практике в России. Я вступил в партию, однако очень скоро понял, что достичь в ней командных вершин мне не светит. Мой удел — сидеть внизу, оставаясь вечным стрелочником.

Я бы попробовал пойти в армию, но черных всех поголовно загоняли в Сибирь охранять границу с Китаем. Политбюро не желало оставлять нас на западе. Мы привлекли бы к себе внимание, и тогда сразу стало бы известно, как нас притесняют. А Советам это было ни к чему, тем более что они вечно тыкали Америку носом в расовую дискриминацию. Поэтому нас старались убрать с глаз долой.