Владимир Прибытков - Иван Федоров

• Название: Иван Федоров
• Автор: Владимир Прибытков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Иван Фёдоров — великий русский просветитель, человек, основавший первые типографии в России и на Украине. В 1564 году в Москве Фёдоров совместно с Петром Мстиславцем выпустил первую русскую датированную печатную книгу — «Апостол». Перебравшись во Львов, Фёдоров основал первую на территории Украины типографию и в 1574 году выпустил «Апостол», в котором впервые появилась издательская марка Ивана Фёдорова. В том же году он издал «Азбуку» — первый печатный русский учебник, сыгравший колоссальную роль в становлении отечественной педагогики.

---

Казанцы вели себя мужественно. Летучие отряды нападали на тылы неприятеля и на обозы, в вылазках из крепости русским причинялся большой вред. Страдающее население бедного города не пало духом даже после того, как от крепости была отведена вода и московиты взорвали единственный колодец, находившийся под одной из башен.

Голодающие, мучимые жаждой, эти люди, хоть и не знающие истинной католической веры, достойно сопротивлялись московским варварам.

Даже непрестанная стрельба из пушек с возведенных русскими туров, вызывавшая в городе разрушения и пожары, не могла сломить духа казанцев. Кстати, ваша милость, спешу сообщить, что многие пушки русских разорвались…

Едигер рассчитывал, конечно, что приближавшаяся осень вынудит Ивана опять снять осаду, как уже было два года назад. Однако Ивану нужна была победа любой ценой. Поэтому он решился на штурм.

1 октября русские подвели мину под стены Казани и устроили взрыв. В образовавшуюся брешь устремились отборные полки. Другие полезли по лестницам на степы со всех сторон. Тут отличился Роман Курбский, брат царского любимца Андрея Курбского. Он карабкался наверх, как рядовой кнехт, и пал, жестоко израненный. Отважно сражался и Андрей Курбский. Как полководец он показал себя стремительным и скрытным. Его личная отвага столь же велика, как его прочие таланты. Под Казанью, заметив, что около трех тысяч татар уходят из города и сгрудились на берегу для переправы, князь Курбский во главе небольшого отряда, не раздумывая, врубился в самую гущу противника.

Дрался, как лев. Его сбили с коня, разбили на нем шлем, пробили в нескольких местах кольчугу, потоптали копытами. Вокруг Курбского пало немало храбрых. Однако и татары потеряли множество воинов и уже не отступили, а бежали в беспорядке. Курбского нашел после боя его стремянный. Иссеченный князь остался жив.

Мужественно сражались и другие воеводы, чего нельзя сказать о самом великом князе.

Он отличается умом, хитростью, чем угодно, но только не воинскими доблестями.

Судите сами, ваша милость. Ему необходима была победа, а Иван даже во время штурма продолжал удерживать возле себя, для личной охраны, добрую треть всего войска. Наступил момент, когда отчаявшиеся казанцы, пользуясь тем, что иные русские бросились грабить дома, стали теснить московитов. Великий князь и тут не решался оказать помощь штурмующим. В конце концов распаленные боем воеводы перестали церемониться, попросту нарушили повеление великого князя и послали в бой его полк. Самого же царя заставили сесть на коня и выехать на холм под хоругвь, чтобы он был виден сражающимся. Свежие подкрепления решили дело. Увидев одетых во все белое ратников главного полка, штурмующие ощутили прилив сил и смели последние остатки татарских отрядов.

Гаспар Эверфельд, находившийся возле великого князя, рассказывает, что Иван страшно нервничал, и пока бой длился, без конца вертел головой, высматривая, не покажутся ли татары еще откуда-нибудь, хотя сторожа доносила, что никаких войск, кроме казанских, поблизости нет. Да и откуда им было взяться?

Когда же Казань пала, когда захватили в плен Едигера и его окружающих, когда бояре-воеводы подскакали к великому князю с криками: «Победа! Победа!» — и стали поздравлять его, знаете, ваша милость, что заявил сей сюзерен своим верным слугам?

Он раздраженно сказал:

— Да, вижу, что и на сей раз господь бог спас меня от вас!

Можно подумать, что он воевал не с Казанью, а с боярами!

Воеводы были обескуражены и огорчены.

Ведь столь недавно великий князь публично объявлял, что примирился с боярством!

Думаю, что невольно вырвавшиеся у великого князя слова будут дорого ему стоить. Во всяком случае, бояре недовольны, обижены.

Народ же ликует, вопит от радости и, как полагается, пьет мертвецки. Веселятся, полагая, что с татарскими набегами покончено навсегда. Весьма довольны и награжденные землей служилые люди великого князя.

Но победа над Казанью еще ничего не означает, ваша милость!

Больше того. Ваш покорный слуга склонен думать, что именно теперь московитам придется хуже, чем прежде. Я уже говорил вам, что часть татарских отрядов прорвалась из города и ушла. Примите во внимание и недружелюбие местного языческого населения, которое усилится, как только начнут отнимать пастбища и распахивать землю. Все это сулит новые военные столкновения. Будем надеяться, что местные князья не станут сидеть сложа руки. Тем более что вопреки советам ближних великий князь не пожелал пройтись с войском по покоренной земле и привести все население к покорности. Бросив войска, он спешно отбыл в Москву, довольный и тем, чего достиг. Кстати, войскам он приказал возвращаться неудобным путем, где они потеряли более тысячи коней.

Итак, приобретя Казань, московиты приобрели и бесконечные хлопоты. Им еще воевать и воевать в тех краях, и, если бог будет милостив, они увязнут в заволжских просторах, потеряются в тамошних бескрайних лесах, как муравьи.

Стало быть, кажущееся сегодня победой может оказаться поражением.

Казанским епископом назначен, ваша милость, некий Гурий Селижарский. Ему вменено в обязанность бороться с язычеством и крестить местные племена. Очевидно, проповедуя христианство, хотят добиться того, чего не смогли добиться мечом. Но чтобы проповедовать, нужны книги, а у диких московитов книг мало. Сейчас для казанского епископа церковные книги собирают по всем городам. Вообразите эту картину, ваша милость! Бородатые стражники и неграмотные попы стоят на площадях и вопят, чтобы верующие, которые имеют книги, отдавали бы оные для дела государя! Но кто же станет даром отдавать книги, если они тут буквально на вес золота? Поэтому я полагаю, что епископ Гурий будет ждать книг весьма долго, а племена за Волгой избегнут московского «просвещения».

Правда, великий князь имел возможность, служа истинному богу, получить сколько угодно книг. Недавно сюда приезжал посол датского короля Христиана Ганс Миссингейм, человек чрезвычайно учтивый, любезный и сведущий в очень многих искусствах. Великий князь, зная, что Миссингейм у себя на родине увлекался и типографским делом, по наущению митрополита выпытывал, как печатают книги. Миссингейм сделал великодушный жест, предложил варварам устроить в их Москве типографию, но с условием, что он будет печатать в ней на русском языке лютеранскую библию.

Казалось бы, чего еще московиту?

Так нет! От услуг Миссингейма отказались. Ему заявили, что знают истинную веру и способствовать лютеранству почитают за великий грех.

Иными словами, предпочли коснеть в дикости, жалеть о чем не приходится, конечно.

Ваша милость! Должен сообщить еще, что великая княгиня Анастасия, то сих пор рожавшая только дочерей, разрешилась от бремени сыном. У великого князя теперь есть наследник. По этому поводу здесь опять торжествуют. Вернувшийся из похода царь дал по случаю рождения престолонаследника пир. Царю положительно везет, ваша милость!

Жизнь здесь для вашего покорного слуги по-прежнему трудна и небезопасна. Великий князь и его воеводы, в частности Адашев и живучий Курбский, выражали большое неудовольствие по поводу разорвавшихся под Казанью пушек. Помимо меня, появились два шведских мастера, не считая имеющихся уже русских.

Я вынужден убедительно просить вашу милость прислать мне денег. Уверяю вас, я употребляю их с пользою!

Припадаю к вашим стопам. Прошу бога даровать вам долгие и счастливые годы.

Ваш преданнейший слуга…»

ГЛАВА VIII

Ни припарки, ни бросание крови, ни лекарственное питье не помогали. Царю Ивану делалось все хуже и хуже. Анастасия, располневшая после родов, не отходила от изголовья мужа. Иван, огромный, осунувшийся, горел, задыхался. Его рука до боли сжимала руку Анастасии. От жалости к беспомощному Анастасия плакала. Слезы размазывали румяна и Сели. по царевой подушке расползались розовые пятна.

Лекарь немец с озабоченным лицом нагибался, щупал пульс царя.

Адашев переглядывался с братом царицы Григорием Захарьиным. Во взгляде Григория читались страх и отчаяние.

За дверью опочивальни — шарканье, покашливание, приглушенные голоса. Там собрались московские бояре.

Все ждали…

Еле слышно, одними губами, лекарь произнес:

— Я боюсь…

Больной услышал. Он перестал метаться. Большие горячечные глаза открылись. Иван обвел взглядом опочивальню. Оконца были украшены морозом. Это смягчало яркий свет зимнего солнца. Но все равно смотреть, на краски ковров и цветные кафтаны было больно. Он опустил веки, закрыл лицо большой ладонью.

— Присягнули ли сыну моему? — собравшись с силами, тихо спросил царь.

Никто не ответил. Только Анастасия заплакала не сдерживаясь, в голос.