Инна Туголукова - Маша и Медведев

• Название: Маша и Медведев
• Автор: Инна Туголукова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036395-8

Череде несчастий Маши попросту НЕТ КОНЦА…

Муж после скандального развода привел в ОБЩУЮ квартиру стервозную новую супругу…

Любимая дочь, выйдя замуж, уехала за границу…

Работа потеряна…

Надежд на будущее — НИКАКИХ!

Остается только уехать в деревню на скромную должность учительницы местной школы.

Однако не зря говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»

Ведь именно там, в деревенской глуши, Маша встречает блестящего бизнесмена Медведева — мужчину, который переворачивает весь ее мир и дарит ей радость НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ…

---

А теперь вот новое увлечение у нее появилось — мебель старую взялась реставрировать. Ей народ чего только не натащил: шкафы какие-то древние, стулья, табуретки, а еще горшки, ступки, бутыли, ключи ржавые. Не дом — краеведческий музей.

Так она в местной управе избу старую вытребовала. И такую они там экспозицию развернули (есть у нее несколько помощников-энтузиастов), что туда теперь из области иностранцев на экскурсию привозят.

Так что вы, Мария Сергеевна, обязательно в Меховицы к нам приходите и ребят своих приводите — много интересного увидите и услышите, обещаю.

— Обязательно приду, — заверила Маруся. — Я ведь слышала, что есть в Меховицах свой маленький музей, но все как-то руки не доходили. Да и не представляла, что все настолько замечательно. А ваши дети тоже в Меховицах живут?

— Нет. Они, как теперь говорят, крутые ребята. Бизнесмены. Но от родной земли не оторвались. Хотят вернуть через суд дедову собственность — фабрику и усадьбу (документы все сохранились) и наладить производство. Здание, конечно, нуждается в реставрации, но стены метровые — пушкой не прошибешь. Еще сто лет простоит.

— Опять прядильную фабрику?

— Нет. Думают возродить народные промыслы, пасеку завести, лесные дары перерабатывать — грибы, ягоды, орехи, травы лекарственные. Ведь для местного населения это золотая жила. Надо же с чего-то жизнь налаживать.

— Кузьма Кузьмич, — лукаво прищурилась Маруся, — а вы-то среди этих неутомимых тружеников неужто всего лишь навсего сторонний наблюдатель?

— А знаете, милая барышня, стоило вернуться к истокам, как и моя жизнь волшебным образом переменилась. Меня неожиданно признали. Правда, сначала за границей. А уж потом, когда мои работы по всему свету разлетелись, и дома заговорили: вот, мол, какой самобытный художник, крестьянин-лапотник, сидит себе в сермяжной избушке, лаптем щи хлебает да картинки пописывает. У нас же чем чуднее, тем моднее. Обязательно надо, чтоб с диковинкой, а то, думают, народу неинтересно.

Так что я теперь нарасхват. И книжки иллюстрирую, и под заказ пишу, и выставки персональные имею, в разнообразных комитетах состою и в международных мероприятиях участвую. Вот еду в Москву на очередной симпозиум.

А вас, Мария Сергеевна, какими ветрами занесло в наши Палестины? Если, конечно, не секрет…

— Да мне, Кузьма Кузьмич, похвастаться нечем. Моя история, увы, не романтическая. Застала мужа в постели с дамой. Развелись. Потом он эту даму привел в нашу квартиру, и она вместе с бывшей свекровью показала мне, кто в доме хозяин. Чуть в тюрьму не упекла — инсценировала кражу со взломом. И не знаю, чем бы дело кончилось, не встреть я Василия Игнатьевича. Он ведь не родственник мне — просто хороший человек. И только я немного успокоилась, устроилась на новом месте, как кто-то донес, что живу и работаю без прописки. Ну и другие всякие неприятности…

— И чем же дело кончилось?

— Да пока только начинается. Попробую оформить временную прописку. Мне отсюда уезжать нельзя, да и некуда.

— А дети у вас есть?

— Дочка чудесная, Юлька, взрослая уже. Живет с мужем в Бельгии.

— А сколько же вам лет, если, конечно, не секрет? Вы уж извините меня за такой дерзкий вопрос, но не тянете вы никак на взрослую дочку.

— Не так уж и мало, — улыбнулась Маруся. — Тридцать пять.

— Ах, какой божественный возраст! Рано вам крылышки складывать.

— Да я никого и не обременяю своими проблемами, хотя Юлька, я знаю, рада была бы. Ведь это неправильно — устраивать жизнь за ее счет, а тем более за счет Франка. Но я не жалуюсь! — спохватилась Маруся. — Просто рассказываю.

— Маша… Можно мне вас так называть? Я ведь вам в отцы гожусь.

— Конечно, Кузьма Кузьмич, пожалуйста.

— Вы не согласитесь мне позировать? Мне бы очень хотелось написать ваш портрет.

— В стиле примитивизма? — притворно ужаснулась Маруся.

— Да нет, в нормальном стиле, — засмеялся Кузьма Кузьмич. — У вас хорошее, милое лицо. А глаза такие печальные. Даже когда вы улыбаетесь.

— Правда? — удивилась Маруся. — Вот и дети меня Несмеяной прозвали.

— Ах, как хорошо! — обрадовался Кузьма Кузьмич. — Какой образ чудесный! Царевна Несмеяна — вот так я вас, пожалуй, и нарисую!

— А ведь я всегда веселая была, — горько сказала Маруся.

— И будете еще! Какие ваши годы? Все самое лучшее у вас впереди, уж поверьте мне, милая барышня. Художник, он ведь немного провидец. Ему многое открыто из того, что простому смертному незнамо-неведомо…

23

Автобус пришел в Москву ранним утром, и Маруся долго бродила пустыми и тихими в этот час улицами, прежде чем сочла удобным потревожить Таю и все ее многочисленное семейство.

В «Седьмом континенте» по соседству она купила огромный торт, такой же, как привозил Митя, большой пакет фруктов и, набрав оставшийся в памяти код домофона, поднялась на седьмой этаж.

Дверь открыла Тая.

— Машка! — закричала она. — Ненормальная! Ты что же ничего не сообщила?! Мы же чуть на дачу не уехали!

На ее вопли из ванной выглянул полуголый Игорь и приветственно помахал бритвой.

— Ура! Ура! — прыгали мальчишки. — Тетя Маша приехала!

Последней, как лошадь, прискакала Нюша, до того очумело лаявшая за дверью. Сумев преодолеть преграду, она с разбегу пала Марусе на грудь, отчего та чуть не рухнула на пол, и в мгновение ока вылизала ей все лицо.

Маруся, беспомощно разведя в стороны занятые покупками руки, пыталась увернуться, но мощные Нюшины когти завязли в вязаном шарфе, и собака, пользуясь ситуацией, остервенело работала языком.

«Господи! Да уберите же вы свою лошадь!» — хотела крикнуть Маруся, но стоило приоткрыть рот, как туда немедленно проникал вездесущий Нюшин язык.

Наконец они обе повалились на торт и конвульсивно забились на его остатках, при этом Маруся, отбросив пакет с фруктами, гневно мычала, пытаясь оторвать от себя собаку, Нюша рвалась на свободу, продолжая судорожно лизать ей лицо, Игорь весело ржал, дети катались по полу, надрывая животики, а Тая выла и икала, вытирая слезы, и все пыталась что-то сказать, но никак не могла.

— Камеру! — наконец выдавила она. — Несите камеру!

Но время было безнадежно упущено: Нюша выбралась на волю и нервно сметала с пола остатки торта, а разъяренная Маруся с девственно чистым лицом набросилась на подругу:

— Ты посмотри, что эта паршивка сделала с моей шубой!

— Это давно уже не шуба! — безапелляционно заявила Тая. — Ты в ней еще в ясли ходила. Ее давно пора менять.

— Менять?! — задохнулась Маруся. — И на что же, по-твоему, я могу ее поменять? На зипун или ватник?

— Ну зачем же на ватник? — удивилась подруга. — Мы тебе шубу на день рождения из Греции привезли. Мы же в Греции были. А там, если помнишь, все есть, и больше всего почему-то шуб, и почти бесплатно. А ну, мужики, тащите сумку! — распорядилась она, и мальчишки наперегонки бросились в комнату.

Нюша задумчиво посмотрела им вслед, но предпочла разобраться с тортом.

— Вы собаку-то уберите, — предложила Маруся. — А то снова придется к психологу обращаться. Она уж, наверное, килограмма три съела. А если у такой лошади желудок расстроится, боюсь, одной, шубой дело не ограничится…

Увидев серую норковую шубку с большим капюшоном, Маруся замахала руками.

— Нет, нет и нет! Я никогда не приму такой дорогой подарок!

— Да почему не примешь-то? — возмутилась Тая. — Я что, последний кусок у своих детей изо рта вырываю?

— Ты прекрасно понимаешь почему! Я же не могу ответить тебе тем же!

— А мне не нужно от тебя того же! Зачем мне еще одна шуба?

— Послушай, Тая! — сменила тактику Маруся. — Ну куда мне в деревне такая роскошь? Это во-первых. А во-вторых, ты же видела, какая там бедность. А я начну менять шубы как перчатки. Это просто неприлично!

— Ну не до конца же своих дней ты будешь сидеть в деревне?! — воскликнула Тая и увидела, как помрачнела подруга. Почуяв неладное, она обняла Марусю за плечи и сказала: — Сейчас позавтракаем, поедем к Лизке, и ты нам все-все расскажешь…

Но у Елизаветы пришлось больше слушать, чем рассказывать.

Едва они уселись за стол, как та сообщила звенящим голосом:

— Горев объявился!

— Да ты что?! — обомлела Маруся.

— А кто это — Горев? — спросила Тая.

— Бывший жених, — пояснила Софья Андреевна.

— Ни фига себе, — присвистнула Тая. — Во нахал! И что ему теперь надо?

— Я была в ванной, — начала рассказывать Лиза, — а мама смотрела телевизор. Вдруг звонок в дверь. Я голову высунула, кричу: «Кто там?» А он отвечает: «Вам посылка из Буэнос-Айреса». Он же шутник был, ты помнишь? — повернулась она к Марусе.

— Как не помнить, — проворчала та, — особенно весело пошутил напоследок…

— Ну, я, конечно, ничего не понимаю. В полотенце завернулась, подошла к входной двери, спрашиваю: «Какая посылка? От кого? Вы, наверное, ошиблись…» А он говорит: «Вот здесь написано «Елизавете Протасовне Ершовой от министерства народного просвещения Аргентины»».