Ба Цзинь - Осень

• Название: Осень
• Автор: Ба Цзинь
• Издательство: Государственное издательство ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

---

— Хорошо, я сойду первым, — ответил Цзюе-синь, поднялся и шагнул на берег. Лодка, в которой стоял Мэй, слегка покачнулась. Юноша испугался. Поспешно протянув руку, Цзюе-синь помог ему сойти. Цуй-хуань, сойдя на берег, привязала лодку к иве.

Она с фонарем в руке шла первой. За ней следовали Цзюе-синь и Мэй. Они миновали сосновую рощу и вошли на террасу. В трех комнатках павильона, расположенных рядом вдоль коридора, было темно. Лунный свет отбрасывал тени бамбука и зеленицы на узорчатые окна, оклеенные белой бумагой.

— Что это? — испуганно вскрикнул Мэй, вцепившись в плечо Цзюе-синя.

С перил террасы стремительно метнулась черная тень и взлетела на густо заросшую искусственную горку.

— Смотри! — дрожащим голосом воскликнул Мэй.

— Не бойся, это кошка, — ласково успокоил его Цзюе-синь, ему было жаль этого пугливого юношу.

Э.то и вправду была черная кошка. С искусственной горки доносилось ее жалобное мяуканье.

— Я немного испугался, — тихо сказал Мэй, держась за грудь.

— Эта тварь вечно носится по саду и пугает людей. И нас она пугала не раз. А теперь привыкли и не боимся, — сказала Цуй-хуань.

— Мэй, нельзя быть таким пугливым, — заботливо проговорил Цзюе-синь.

Пройдя через калитку, они вошли во внутренний дворик, устланный каменными плитами. У входа горела электрическая лампочка и возвышалась искусственная горка, похожая на ширму.

— Дядюшка Тань, открой ворота, это господин Цзюе-синь. Он провожает молодого барина Мэя, — громко крикнула Цуй-хуань, обойдя искусственную горку.

Слуга Тань-чэн, садовый сторож, откликнулся и вышел с ключами из сторожки. Затем он отомкнул замок, вынул засов и открыл ворота. Цуй-хуань поспешно вышла к воротам и крикнула: «Подавайте паланкин». Когда Цзюе-синь и Мэй вышли за ворота, носильщик паланкина зажигал бумажный фонарь. Они остановились у входа в ожидании.

— Мэй, сегодня мы о многом поговорили. Здоровье у тебя неважное, нужно беречь себя, — еще раз заботливо посоветовал Цзюе-синь, пользуясь оставшимся в их распоряжении временем. Затем, понизив голос, он сказал: — Ни в коем случае не читай больше глупых и бесполезных книг.

— Да я сам понимаю, — тихим голосом растроганно отвечал Мэй.

— Если захочешь еще о чем-нибудь спросить — спрашивай, я всегда тебе помогу, — сочувственно продолжал Цзюе-синь.

— Хорошо, — еще тише откликнулся Мэй.

Цзюе-синь проводил Мэя к паланкину. Мэй произнес еще две-три вежливых фразы и сел в паланкин.

Паланкин уже вынесли за вторые ворота, а Цзюе-синь все еще стоял, охваченный грустью. Он был в отчаянии: «Вот гибнет еще одна молодая жизнь». В сердце у него была пустота, он не знал, что делать. Весь этот день он прожил, как во сне, и только сейчас пробудился.

Цуй-хуань с фонарем в руке стояла возле него некоторое время. Она не знала, о чем он думает, но догадывалась, что его тяготят какие-то печальные мысли. Она сочувствовала Цзюе-синю, на долю которого выпало столько несчастий. Девушка очень уважала его, а после ухода своей хозяйки, Шу-ин, в глубине души жалела его и Цзюе-миня. Сейчас, не выдержав, она взволнованно прошептала:

— Барин, идите домой, барышни ждут вас.

Услышав ее необычно мягкий голос, Цзюе-синь невольно обернулся и взглянул на нее. Встретив ее ясный сочувствующий взгляд, он ласково ответил:

— Сейчас иду, — и тут же спросил: — У тебя есть еще дела? — не дожидаясь ответа, он добавил: — Ты, пожалуй, понадобишься госпоже. Возвращайся-ка через большую гостиную, я сам с лодкой управлюсь.

— Не беспокойтесь. Госпожа велела мне прислуживать в саду. Вы, наверное, устали? Давайте я вас отвезу, — сердечно улыбнулась Цуй-хуань.

Цзюе-синь, помедлив, согласился:

— Ну что ж, хорошо. Только мне неловко затруднять тебя.

— Барин, вы всегда так церемонитесь. Разве можно чем-нибудь затруднить служанку?… — с улыбкой сказала Цуй-хуань, когда они, обогнув искусственную горку, вошли в сад.

— Какие же это церемонии? Ведь вы такие же люди, как и мы. Да ты и служишь не в нашей семье, — рассеянно проговорил Цзюе-синь.

Дорогой разговор не возобновлялся. Они шагали быстро и вскоре вышли к тому месту, где была привязана лодка. Цуй-хуань поставила фонарь и принялась отвязывать веревку. Цзюе-синь поднял фонарь с земли и вошел в лодку. Усевшись, он убавил огонь в фонаре. Цуй-хуань стала грести к середине озера.

— Барин, в эти два дня от барышни Шу-ин не было писем? — спросила Цуй-хуань немного погодя.

Цзюе-синь, который смотрел в это время в небо и думал о чем-то незначительном, с удивлением взглянул на нее:

— Да вот несколько дней назад было письмо. Шу-ин справлялась о тебе. Ведь она к тебе хорошо относилась.

— Это все доброта барышни Шу-ин. Барышня уважала меня, не считала меня низшим существом. Мы тоже понимаем, что такое благодарность, — задумчиво отвечала взволнованная Цуй-хуань.

Слова ее растрогали Цзюе-синя. В то же время он не мог отделаться от ощущения, что кто-то уже говорил ему нечто подобное, что он слышит это не в первый раз. Некоторое время он сидел молча. Вдруг его осенило:

— А, вспомнил. В прошлом году мы с тобой говорили о Шу-ин. В тот раз ты, конечно, осталась недовольна мной. А у тебя такое преданное сердце.

— Как вы могли так подумать! Разве я смею быть недовольной барином? — горячо возразила Цуй-хуань. — Если бы не вы, не господин Цзюе-минь и господин Цзюе-хой, разве барышня Шу-ин спаслась бы? По правде говоря, я должна быть благодарна вам, барин. — Голос Цуй-хуань звенел от волнения. Слова ее исходили из самой глубины сердца. Цзюе-синь с невольным изумлением взглянул на девушку.

Цуй-хуань подняла голову. Лицо ее было залито лунным светом. На высокий лоб ниспадала челка, волосы рассыпались по щекам. Мечтательно устремленные в небо глаза ярко блестели в лунном сиянии. Чистотой и невинностью веяло от ее круглого девичьего лица.

— Ты? Благодарна мне? — удивленно переспросил Цзюе-синь. Вид девушки глубоко взволновал его. Сердце его сжалось. Он чуть не разрыдался. Странная мысль пришла ему на ум: мир так необъятен, а у него ничего уже нет. — Шу-ин повезло, что у нее была такая служанка. Я напишу ей об этом, — сердечно произнес Цзюе-синь. Он вновь почувствовал угрызения совести. Картины прошлого с молниеносной быстротой пронеслись в его мозгу. Но он так и не мог вырваться из заколдованного круга: он все еще любил этих людей, хотя для него самого все было кончено.

В его голосе звучала боль одиночества. Цуй-хуань все поняла. Она была тронута искренностью его голоса и тихо ответила:

— Барышня Шу-ин должна быть счастлива, что у нее такие старшие братья, как вы и барин Цзюе-минь.

Как глубока бывает привязанность! Ведь она всего-навсего простая служанка, но, любя свою хозяйку больше, чем все близкие, она даже самой Шу-ин никогда не показывала своей привязанности. Подлинное бескорыстие таилось в сердце, этого так называемого «низшего существа»! Для Цзюе-синя ее слова явились живительной влагой, глотком воды для умирающего от жажды. Но не смеется ли она над ним? Разве он заслужил такую похвалу? Жгучий стыд усилил в нем отчаяние. Точно окаменев, он погрузился в размышления.

— Берегитесь, барин, мост! — предупредила Цуй-хуань и сильными ударами весел направила лодку под мост. Беседка, нависшая над их головами, медленно уходила назад. С плотно закрытыми окнами, словно скрывая в себе все тайны, которые она видела, безмолвно возвышалась она на мосту.

— Барин, барышня Шу-ин вернется? — вновь спросила Цуй-хуань. Она не знала, какие чувства переполняют сейчас душу Цзюе-синя. Она спросила потому, что этот вопрос ее постоянно мучил, и, кроме того, ей хотелось вывести Цзюе-синя из оцепенения.

Цзюе-синь с минуту молча смотрел на Цуй-хуань и наконец выдавил из себя лишь неопределенное «гм…»

Это ошеломило Цуй-хуань: она рассчитывала услышать утвердительный ответ, а теперь оборвалась последняя нить надежды, которую она лелеяла в глубине своего сердца. Она пыталась удержать эту нить и испуганно переспросила:

— Барин, неужели барышня не вернется? Неужели барышня Шу-хуа была права, когда сказала, что старый барин Кэ-мин не разрешит ей вернуться?

Цзюе-синь не мог больше молчать. Собрав все свое мужество, он с трудом произнес слова, которые страшили его самого:

— По-моему, Шу-ин вряд ли вернется. Разве может птица вернуться в клетку? — Он хотел сказать еще что то, но слова застряли у него в горле. «А я так и остался в клетке. И никогда мне из нее не вырваться», — подумал он.

— Ах! — В негромком возгласе Цуй-хуань слышалась боль. Продолжить разговор ей не пришлось: лодка подплыла к веранде. Цуй-хуань услышала смех Шу-хуа и ее сестер.

7

Не успел Цзюе-синь войти во двор, миновать искусственную горку и банановые пальмы, как услышал голос Шу-хуа, доносившийся из дома: «Всем я надоела, все ругают меня, говорят, я такая-сякая, а мне наплевать. Какое им дело до меня? Я не такая, как старший брат. Он добрый, слишком добрый, настолько добрый, что люди ничего не могут поделать с его добротой…»