Роберт Уилсон - Вихрь

• Название: Вихрь
• Автор: Роберт Уилсон
• Издательство: Астрель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-46437-9

Пал барьер Спина. Человечество освоило летающий за Аркой Новый Свет — землеподобную Экваторию. Однако приключения землян не закончены.

Тайное экваторианское общество людей, незаконным образом продливших себе жизнь при помощи опасной марсианской биотехнологии, вырастило и воспитало юного Айзека Двали, миссия которого — установить контакт с загадочной внеземной цивилизацией гипотетиков. Контакт удался… даже лучше, чем следовало бы. Началось вторжение гипотетиков на Экваторию, а сам Айзек, вместе с отчаянным пилотом Турком Файндли, оказались похищены — и пришли в себя лишь через 10000 лет на плавучем рукотворном континенте, где гипотетикам поклоняются, как богам….

---

Я любил своего отца. Я убеждал себя в этом — и сам в это поверил. Но позже я столкнулся с его презрением ко всякой морали, с его патологической потребностью в доминировании.

Проливной дождь был удобным прикрытием. Отец обделывал свои дела в здании, построенном в двадцатом веке, еще до Спина: стены из кирпича, высокие узкие окна с зеленоватыми стеклами. Фасадом оно выходило на унылую улицу, вся работа кипела на заднем дворе, куда доставлялись грузы. Отец дважды брал меня туда вопреки возражениям матери и устраивал для меня облегченный тур по складу — надеялся, наверное, когда-нибудь подключить меня к своему бизнесу. Два дня назад, составляя план, я побывал там сам. На задний двор можно было попасть по узкому проходу между двумя соседними корпусами. Когда-то здесь проходила узкоколейка. Рельсы давно заасфальтировали, но кое-где они все равно проглядывали из асфальта, поблескивая в дымчатом оранжевом свете уличных фонарей. Как ни хлестал дождь, мне было слышно, как в моей канистре плещется горючая жидкость.

Год назад я влюбился в Латишу Филипс, как влюбляются семнадцатилетние: глупо, по уши. Латиша была на дюйм выше меня и такая хорошенькая, что я просыпался по утрам в страхе: вдруг она решит, что Турк Файндли ее недостоин? Голова у нее была что надо, если бы не урезанное финансирование образования в тяжелые времена после Спина, она наверняка поступила бы в престижный колледж. Она мечтала стать морским биологом, чтобы спасать океаны от окисления, участвовала в демонстрациях против выбросов в атмосферу серных аэрозолей.

Семья ее была не бедной, но и не сказать, чтобы богатой. Они жили по соседству в одном с нами районе, где отец купил дом. Свой дом они, кажется, снимали. Я ничего не говорил о Латише своим родителям, поскольку знал, что отец не одобрит мой выбор. Род Файндли существовал в Техасе и в Луизиане еще до вхождения этих штатов в США, и отец был прирожденным расистом, хотя и научился скрывать это в приличном обществе. Жизнь в Стамбуле далась ему нелегко, но и в Хьюстоне ему многое претило. Дома он избавлялся от налета терпимости, как от жмущих ботинок. Мир захватили метисы, твердил он, точно зная, на ком лежит вина за это. Не знаю, разделяла ли его взгляды моя мать, но если и разделяла, то никогда этого не показывала: как и я, она научилась пропускать тирады отца мимо ушей, делая вид, что слушает.

Его расизм был почти антикварным, ядовитым, но, как я считал, беззубым. В любом случае меня не тянуло знакомить его с Латишей, девушка была темнокожей. С ее родителями я познакомился: отец был фармацевтом, мать переехала в Хьюстон из Доминиканской Республики двадцать лет назад и работала в магазине «Уолмарт». Они относились ко мне осторожно, но с искренней сердечностью.

По старой железнодорожной ветке я дошел до погрузочной платформы отцовского склада и юркнул в просвет между двумя бетонными опорами. Там меня никто бы не заметил — хотя кому было меня искать? Склад был на замке, и хотя отец иногда задерживался на работе, в тот вечер он уже поужинал дома и уселся на диван с пивом, выбрав канал круглосуточных новостей и тупо уставившись на экран. Ливень не прекращался, я промок насквозь и продрог, хотя еще недавно подыхал от жары: потоки воды низвергались на эти неуютные задворки с высоких холодных небес с особенным неистовством.

Целых полчаса я внимательно наблюдал за складом. Из своих прежних разведывательных вылазок сюда я уяснил, что после полуночи мне может встретиться здесь разве что ночной сторож — тощий бродяга, которого отец нанял прямо на автобусной станции в центре города. Глядя в окна склада, я понял его график: раз в час он проводил пятнадцатиминутный обход верхнего и нижнего этажей, а остальное время находился в комнатушке с забранным решеткой и замазанным краской окном. Судя по бликам, у него был там видеоплейер.

Я знал, что с отцом возникнут проблемы, но относился к Латише вполне серьезно. Мы даже говорили о браке — о том, чтобы удрать куда подальше, чтобы отец уже не мог вмешаться и нарушить наши планы. Срок мы еще не назначили, потому что Латиша должна была попытаться поступить в колледж. Но наши планы не были фантазиями — во всяком случае, по моим понятиям.

И однажды в кухне я все выложил матери. Она выслушала меня внимательно, не перебивая, потом откинулась на стуле и сказала:

«Я уже сама не знаю, что хорошо и что плохо. Но если ты так поступаешь, то лучше вам уехать отсюда подальше. — И добавила жалобно: — Мне бы хотелось как-то познакомиться с Латишей. Пока что я ничего не скажу твоему отцу».

Уверен, она собиралась сдержать обещание. Но летом отец что-то заподозрил — не знаю уж, что его насторожило: нестертое сообщение в электронной почте, подслушанный телефонный разговор… Меня он ни о чем не спрашивал, но на мать насел, и она не выдержала и рассказала ему все, что знала.

Отец предпочитал действия словам. Я не знал, что он что-то предпринял, пока мои звонки и сообщения Латише не стали возвращаться без ответа. Я отправился к ней, но ее родители меня не пустили, сказав, что она решила положить конец нашим отношениям. Я отказывался этому верить, пока сам с ней не поговорю. Я наблюдал за их домом, но Латиша почти перестала выходить одна, только пару раз появилась вместе с мамашей.

Потом наша общая знакомая передала мне от нее записку с безопасным электронным адресом, и я написал ей, ничего не говоря родителям. Уже вечером я получил от нее ответ, короткий и неумолимый:

«Прости, Турк, твой отец говорил с моим и сделал предложение: он оплачивает мне учебу в колледже при условии, что мы расстанемся, я в тоске, но мои родители настаивают — это единственная возможность выучиться и т. д., не надо задирать нос, лучше поживиться за счет расиста и все такое. Я бы послала их к черту, но, правда, что бы у нас была за жизнь, мы нищие и так молоды + хотя я тебя люблю, пройдет немного времени и мы начнем друг друга ненавидеть, из-за того, чего стоила нам любовь. Я никого не виню, только себя. Знаю, у меня есть выбор, и я, возможно, делаю ошибку, но это моя жизнь и я должна думать о будущем. Сейчас я плачу. Пожалуйста, больше мне не пиши».

Этот приземистый кирпичный уродец давал отцу деньги на наш дом, на бассейн во дворе, на мою одежду, на предательство всех моих надежд. Этот склад и связанный с ним бизнес отца стал причиной несчастья моей матери, моих унижений. Поэтому я решил, то есть меня прямо осенило, что его надо спалить дотла. Это будет и месть, и очищение в пламени. Я читал где-то, раненые в бою иногда прижигают раны, чтобы остановить кровотечение. Я истекал кровью — и моей раной было это здание.

Бурная дождевая вода в сточной канаве у моих ног несла клочки бумаги, окурки, использованный презерватив — бесцветный и дряблый, как медуза. Ночной сторож нес свою тоскливую службу: я видел, как луч его фонарика скользит по окнам то в одном помещении, то в другом. Когда он (по моим расчетам) ушел в дальний конец здания, я забрался на погрузочную платформу и занялся железной дверью, выкрашенной под цвет хаки и служившей запасным выходом. У двери было два замка: один можно было открыть ключом, второй был цифровой. Ключ я стащил из ящика стола в отцовском кабинете, а код запомнил в нашу последнюю экскурсию по складу (как было не запомнить комбинацию цифр — год его рождения!)

Сколько бы отец ни заплатил за учебу Латиши, он наверняка считал, что дешево отделался. Он никогда не кичился богатством, но мне случалось слышать в его телефонных переговорах намеки на оффшорные счета и на дороговизну адвокатов, помогавших успешно пройти налоговый аудит. Прояви я рвение к учебе, он мог бы дважды отправить меня в Йельский университет. Но на свой склад лишних денег он не тратил. Его коридоры были покрашены дешевой желтой эмалью, пол застелен серым линолеумом, по потолку тянулись тусклые флуоресцентные трубки. Справа находились складские помещения и грузовая площадка, лестница слева вела на этаж, где помещалась отцовская контора.

Я намеревался опорожнить канистру в коридоре, устроить пожар, дернуть рычаг пожарной тревоги на выходе (чтобы предупредить сторожа) и дать деру. Я не знал, быстро ли погасят огонь, или он успеет охватить весь склад, большим окажется ущерб или пустяковым, поймают меня и накажут — или я куплю билет, укачу из города и поменяю имя… Я даже не думал обо всем этом, так меня душила злоба, таким невыносимым было мое унижение. Я вынул из пакета канистру с метанолом, поставил ее на пол, отвинтил крышку, наклонил.

Пол за долгие годы стал неровным, спирт сначала собрался в лужицу, потом потек внутрь здания. Вонь была такая, что я ослеп от слез. Мерзкая жижа растеклась по трещинам в линолеуме, образовывая озерца тут и там. Я и не подозревал, что два галлона — это так много.

Затем я достал из кармана спичечный коробок и снял с него непромокаемую обертку. Он не промок, но моя рука была влажной, и я испортил две спички, и только третья загорелась. Мне бы полагалось испугаться, как бы не вспыхнули пары в коридоре, как бы мне самому не стать жертвой собственной мести. Но мне было все равно.