Александр Плонский - Запах ванили

• Название: Запах ванили
• Автор: Александр Плонский
• Жанр: Научная Фантастика

---

Плонский Александр Запах ванили

Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ

ЗАПАХ ВАНИЛИ

Фантастический рассказ

У меня хватит ума держать язык за зубами. Ведь в то, что произошло со мной, не поверит ни один материалистически мыслящий человек!

Мистик, напротив, пришел бы в восторг, раструбил всем и вся. Взял бы на вооружение. Как раз этого я и не допущу. Ведь существуют реалии, хотя и не имеющие ничего общего с чудом, но пока еще непосильные для нашего мозга. Такова сама жизнь. Можно осмыслить ее частности, целое же непостижимо. Раньше я так не считал. Теперь убежден в этом.

Итак, в двадцать седьмом часу нуклонного времени я раздавил предохранительную пластинку и коснулся сенсора. На табло забегали огоньки, машина загудела, осмысливая информацию. Должно было пройти ровно тридцать минут - достаточно, чтобы передумать. Но я не передумал и во второй раз тронул сенсор.

Пляска огоньков усилилась, гудение стало громче. Машина словно предупреждала: "Опомнись, что ты задумал!"

За бортом бушевала солнечная корона, обрушивая на жаропрочную обшивку капсулы турбулентные потоки плазмы. Система охлаждения работала на пределе - малейший сбой, и неминуема гибель. Но быть испепеленным слишком банально. Я выбрал для себя другой конец, и до него оставалось полчаса. Разумеется, нуклонного времени, а оно, как известно, еще более быстротечно, чем звездное, солнечное, эфемеридное или атомное.

Нелегко уходить в небытие. Тридцатиминутные интервалы и троекратное прикосновение к сенсору исключают непродуманный шаг: ведь он может быть вызван вспышкой отчаяния. Мое же решение не было скоропалительным. Я долго размышлял, прежде чем его принять, и вовсе не досадовал на ритуал с сенсором: часом раньше, часом позже - какая разница?

Шли последние секунды. Рука в третий раз потянулась к сенсору. Стоило запоздать, и произошел бы сброс на нуль. Тогда пришлось бы все начинать заново. На нерешительность и рассчитаны дубли: секунда в секунду - так можно действовать, лишь сохраняя холодный рассудок.

Миллиметры и миллисекунды отделяли меня от вечности, когда сзади послышалось:

- Не делай этого!

Я машинально отдернул руку. Время было упущено. И лишь затем до меня дошло: не в мыслях, не в подсознании прозвучал голос, а донесся извне.

Я оцепенел. Потом заставил себя обернуться и... увидел женщину. Ее не могло быть! Если уж солнечные протуберанцы не в состоянии проникнуть внутрь капсулы, то человек мигом бы испарился в хромосфере, будь даже на нем скафандр наивысшей космической защиты!

Вспомнилось из старой-престарой сказки:

"Чур меня, сгинь, нечистая сила!"

От этих непроизнесенных слов я расхохотался. Это выглядело как истерика: я безудержно смеялся, а волосы на голове шевелились от ужаса.

Но вот мне удалось взять себя в руки.

"Чего страшиться? Смерти? Но не ты ли добивался ее? А что может быть страшнее? Галлюцинация?"

К чести своей, я ни на мгновение не подумал о чуде. Мне уже приходилось сталкиваться с явлениями, которые любой другой, по крайней мере в первый момент, счел бы сверхъестественными, или, если прибегнуть к псевдонаучной фразеологии, ирреальными.

Я не ученый, не исследователь в обычном толковании этого слова, а испытатель экстремальных нагрузок и стрессовых ситуаций. Меня бросают в горнило и ждут: сгорю или закалюсь. С моей помощью определяют предел сверхчеловеческой выносливости. Суперкаскадер, вытворяющий немыслимые кульбиты во славу науки, - вот кто я такой. В Древнем Риме быть бы мне гладиатором!

Что я только не делал: завтракал в эпицентре ядерного взрыва, совершал парашютные прыжки с Луны на Землю, погружался в глубочайшие впадины Мирового океана и в жерла стратовулканов... И при всем при том никогда не брался за дело, если вероятность выжить была меньше пятидесяти процентов. Гладиатор-доброволец, расчетливый смельчак, доверяющий не интуиции, не наитию, а лишь теории вероятностей. Если она обещает пятьдесят шансов из ста, я готов: по крайней мере сорок из оставшихся сложатся в мою пользу благодаря мастерству, самообладанию, мгновенной реакции. Вот и надеюсь на них, а не на слепой случай, везение.

Кстати, я невезуч. Уроню бутерброд - упадет маслом вниз. Камень с небес нацелен на мою голову. Снежная лавина сорвется, как только окажусь поблизости.

Но я успеваю подхватить бутерброд на лету, движением тореадора уклониться от небесного камня, в акробатическом слаломе опередить лавину.

Иной невезучий человек укроется за стенами дома-крепости, не подозревая, что и они таят в себе угрозу. Я же поминутно заглядываю в бездну. Но вовсе не от избытка храбрости, ее у меня в самую меру. И это не игра со смертью, не желание пощекотать нервы, не молодецкая удаль, замешенная на вере в непременную удачу. Такова уж моя профессия...

Я не фаталист. Сентенции вроде "чему быть, того не миновать" мне чужды. Возлагать на судьбу ответственность за будущее свойственно слабым. Я же, что ни говори, принадлежу к сильным. И знаю: очередной расклад случайностей в, казалось бы, нескончаемом пасьянсе рано или поздно станет для меня последним. И не судьба это, а теория вероятностей.

Обычно люди стараются не думать о закономерном конце жизни, отодвигают его если не в бесконечность, то на неопределенный срок. Я же постоянно держу в уме латынь: "Мементо мори!" - "Помни о смерти!" Потому, что при всех обстоятельствах последнее слово за ней. Я буду его оспаривать, пока хватит аргументов, и так было не раз. Но она может с ними и не согласиться. Это предусмотренный вариант - нежелательный, но, увы, неизбежный: десять шансов из ста не так уж мало...

Никак не ожидал, что среди этих гибельных шансов есть скрытые во мне самом, что решение уйти может быть связано не с матовой ситуацией, которую невозможно предотвратить, что однажды мне просто захочется избавиться от жизни, как избавляются от обременительного груза...

Было бы это самоубийством? Вовсе нет! На самоубийство идут с отчаянья. Я же отказывался жить естественно и спокойно, как отодвигают недопитый бокал, утолив жажду. Отказывался потому, что исчерпал отпущенный мне лимит. Казалось, ничто на свете не сможет больше меня удивить. Я постиг все, что может постигнуть смертный. Постиг, но не достиг. Что дали людям мои трюки, сделали их счастливыми, избавили от голода и нищеты? Кому я нужен?

Мысли мои не были пропитаны горечью. Констатация факта, подведение итога, бесстрастное, даже равнодушное осмысление своей роли, пресыщенность ею - вот, пожалуй, и все...

Я уже собрался в последний раз тронуть сенсор и выключить себя за ненадобностью, словно светильник с наступлением дня, когда услышал негромкий женский голос:

- Не делай этого.

Она была похожа на туркменку или таджичку. Черные, блестящие, уложенные короной волосы, позолоченная Солнцем матовая кожа, резко очерченные дуги бровей, удлиненные карие глаза с чуть желтоватыми белками, нежный овал лица, тонкая, казавшаяся беззащитной шея - лебединая, сказал бы я, если бы тяготел к штампам.

На ней был комбинезон, почти такой же, что и на мне, - с эмблемой Всемирной исследовательской ассоциации, - только не мешковатый, а облегающий гибкую женственную фигуру.

Все это я рассмотрел, не переставая идиотски хохотать. Давился смехом и одновременно наблюдал ее как фантастический парадокс бытия - оживший мираж, полярное сияние, принявшее человеческий облик. Мой мозг на удивление холодно анализировал необычайное явление, так и сяк пытаясь подобрать к нему математический ключ, перевести эмоции в рациональное компьютерное русло. Ведь и в преддверии небытия можно оставаться профессионалом!

Впрочем, мне вдруг расхотелось умирать. Пересилило любопытство: оказывается, не все изведано в этом скучном мире!

Она коснулась меня теплой, поразительно ласковой ладонью. От нее едва уловимо пахло ванилью...

Я не знаю, было ли у меня детство. Оно не оставило воспоминаний. Разве что похожий запах. Возможно, так пахло от моей матери. Я не запомнил ни ее лица, ни голоса. Только запах ванили почему-то ассоциировался с нею. Всякий раз, обоняя его, я замирал в странном напряжении, пытаясь извлечь нечто затерянное в глубинах памяти. Некую тайну.

Но запахи нестойки. И я стряхивал наваждение, словно дорожную пыль, до следующего нескорого раза...

Стоп! Зачем этот самообман? Не было у меня матери! Я - гомункулус, так назвал кто-то из древних искусственного человека, порожденного воображением.

Гомункулус... Уже не воображаемый, а во плоти и крови. Задуманный как супермен, воспринятый как недочеловек...

А запах ванили... Так пахли духи молоденькой лаборантки, которая меня синтезировала. Ее прогнали: ведь она самовольно ввела в мою память непредусмотренный запах...

Мать я выдумал после. И заставил себя поверить в ее существование. Просыпался по ночам от собственного зова: "Мама! Мама..." Мне хотелось быть не суперменом-гомункулусом, а обыкновенным, ничем не выделяющимся из массы человеком. С его мелкими заботами и переживаниями, мечтами, планами, даже неудачами и огорчениями. С тем, что называют душой...