Сергей Белозёров - Черная кость

• Название: Черная кость
• Автор: Сергей Белозёров
• Издательство: Журнал "Новый мир"
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013

Стихи из архивов К. Шестакова и А. Коровина, публикация и послесловие Андрея Коровина.

Редакция «Нового мира» благодарит наследников С. Белозёрова за возможность настоящей публикации.

---

Сергей Алексеевич Белозёров ЧЕРНАЯ КОСТЬ

* * *

У кузнеца вожглась окалина в лицо,
у слесаря ладонь с накладкой жестяной,
у птичницы в руках — несушка и яйцо…
О жизнь моя, ну что ты делаешь со мной?

У летчика — дела в неясных облаках,
куда деваться мне на плоскости земной?
Она ясна, как сталь, понятна, как плакат —
куда девать меня, что делать ей со мной?

Дела мои в себе, дела мои как свет,
мои дела во сне, мои дела — ледок
или вчерашний снег: когда их больше нет,
повеет иногда чистейший холодок.

Я жить хотел, как все —
                                          тишком, своим домком,
своим печным дымком, совсем уже молчком,
зачем же я шепчу у жизни на краю:
возьмите жизнь мою — смешком,
                                                     со всем мешком,
сгодится, может быть? —
                                          возьмите жизнь мою…

***

Весёлые дела!
                                По рельсам, по стране
качу, как захочу,
                                в гулёж очередной —
а станция Зима
                                протягивает мне
замасленный кулёк
                                с картошкой отварной…

Я выставлю в окно
                                беспутную башку
на ветер и мороз —
                                пущай охолонёт…
А станция Зима
                                по чахлому снежку
бежит и машет мне —
                                вот-вот в окно впорхнёт…

Там ирис впереди
                                пестреет, как удод,
соцветиями губ
                                пылают мне юга…
Да шла бы ты, Зима!
                                И что ж — она идёт,
как верная жена,
                                отстав на три шага.

Как сладок мой побег!
                                Как радуется мир,
объятья распахнув
                                встречающий меня!

И высадит меня
                                уже через полдня
на станции Зима
                                румяный конвоир…

* * *

Россия, спасибо:
рассеялась мгла,
пока вдоль Транссиба
судьба волокла.

У трасс, где жестоко
я душу протряс, —
спецовка, бытовка,
изнанка пространств.

Меня из-под палки
учили любви
бурьяны и свалки,
стальные репьи.

Не Росси, не Мойка,
не юрод с Кремлём —
помойка и койка
с дырявым рублём.

Побед эполеты
померкли в пыли,
и тяжкие беды
по сердцу прошли.

Россия, не плахой
ты виделась мне —
дырявой рубахой
на сером плетне,

как будто бы шпалы
не пали ничком —
с Москвы до Байкала
стояли торчком,

а поверх — деревья
и терны стерни,
как будто отрепья
великой страны…

Россия, спасибо…
Грубя и любя,
шепчу тебе, ибо
я видел тебя.

* * *

…За дверью снег
                                скрипит протезом,
бредет мороз, как пес цепной,
по кругу,
               звякая железом,
распугивая пацанов.

А мы,
           калечась и бинтуясь,
в тылу зимы, как подо льдом,
отбарабаним, отбунтуем,
отмельтешимся,
                      а потом

земля,
       как мальчик после тифа
глаза зелёные откроет,
и кто-то скажет,
                            подняв брови:
«Смотри, как тихо…»[1]

***

Шлёпать по отечественным хлябям
и мычать о дали голубой,
очевидно, можно даже с кляпом,
сляпанным себе самим собой.

Мне надоедала та замазка,
я кусками, с кровью — отрывал,
зря в больнице имени Семашко
что-то в горле доктор зашивал.

* * *

Я годы зачислил в утраты,
я счёт потерял трудодням!

А голубь, как ангел бригады,
в обед опускается к нам.

Он бродит и хлеб подбирает,
над ним доминошную кость
Морозов с размаху вбивает
в столешницу, словно бы гвоздь.

Приподнято всё-таки длится
обыденный этот обряд:
возвышенны чёрные лица
и мерно ладони гремят.

Размыслишь — а всё-таки лестно
вот в этих пенатах стальных
быть чёрною костью, железно
стоящей в ряду остальных.

И ценишься тут не по числам
побед или прожитых лет —
а тем, что вколочен со смыслом,
что лучшего выбора нет.

Андрей Коровин НА ГРАНИ СПРАВЕДЛИВОСТИ И БЕЗДНЫ

Недавно, разбирая свой архив, я нашёл интервью, которое брал у Сергея Белозёрова много лет тому назад. Вот что он рассказывал мне о своих бедах конца 1970-х: «После того, как меня выгнали из „Комсомолки“, я жил в Москве, ночевал на вокзалах, подрабатывал в редакциях, ездил в командировки аж в Сибирь. Я каждый день обходил все редакции по Садовому кольцу в поисках заданий…»

Есть разные версии «казанской трагедии» Белозёрова. Очевидно одно — он бросил успешную работу (в 1977-м Белозёров был направлен собкором «Комсомольской правды» в Казань), расстался с семьей и пропал. Жена объявила Сергея в розыск, его признали «безвестно отсутствующим» и заочно развели.

Несколько лет Белозёров внештатничал во всевозможных газетах, переезжал из города в город, много пил и неуклонно шёл ко дну. В то же время его нигде не опубликованные стихи с восторгом читали в узких кругах, в том числе — в среде студентов и преподавателей Тульского пединститута. Там, в Туле, Белозёров и познакомился с молодой, аристократичной студенткой Ольгой Подъёмщиковой, которая решила посвятить ему свою жизнь.

Она вытаскивает его из запоев и переезжает к нему в город Советск.

Казалось, жизнь начинает налаживаться, но не тут-то было. В это самое время государство «находит» Белозёрова, который если от кого и скрывался, то разве от кредиторов. За неуплату алиментов (что, по словам самого Сергея и мнению некоторых его друзей, было только поводом, реальной же причиной — журналистская деятельность) ему впаяли три года ссылки в Иркутскую область. Там, на знаменитой — по биографии Евгения Евтушенко — станции Зима Белозёров работал подсобным рабочим, кочегаром и внештатным журналистом. При поддержке Анатолия Кобенкова, в местных изданиях публиковались и стихи Сергея.

Его «последняя декабристка» — Ольга Подъёмщикова — приехала и туда. Здесь у них родилась дочь Аня, которой была суждена самая короткая и самая тяжелая судьба во всей истории. Через год после рождения у девочки обнаружилось ДЦП, и Ольга поехала в Москву в поисках волшебных врачей. Но чуда не произошло, — что отразилось и на личных отношениях супругов: в Зиму Ольга больше не вернулась. К возвращению Сергея из ссылки они уже были почти чужими.

Тем временем литературные дела Белозёрова начинают понемногу продвигаться. Илья Фоняков пробивает публикацию в журнале «Нева», пишет статью о современной поэзии для «Знамени», обильно цитируя стихи Белозёрова.

В издательстве «Молодая гвардия» выходит коллективный сборник со стихами Сергея.

…По возвращении в Тулу Белозёров работал корреспондентом в «Молодом коммунаре», в новых тульских газетах. Его единственную книгу, вышедшую в Приокском книжном издательстве — раскупили мгновенно. В пику Союзу писателей он создал литстудию «Мастерская» при «Молодом коммунаре» и начал уверенно ходить в мэтрах.

И …продолжал пить горькую.

Его третий брак был, пожалуй, самым неудачным. Последнее десятилетие уходящего века вообще стало для него годами последних испытаний. В 1994-м умерла дочь Аня. На войне в Приднестровье его дважды пытались расстрелять как шпиона; с войны он привёз оттуда рукопись блистательной документальной прозы. Не смотря ни на что, он всегда оставался профессионалом. Однако из-за пристрастия к алкоголю его уже не хотели брать на работу. К концу жизни Сергей Белозёров лишился всего, в том числе и собственного жилья. Умер поэт в чужой квартире, не дожив до 55-ти лет.