Виктор Устьянцев - Крутая волна

• Название: Крутая волна
• Автор: Виктор Устьянцев
• Издательство: Калининградское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

События, о которых рассказывается в романе, происходят в 1905-1918 гг. на Балтийском флоте и в заброшенной уральской деревушке Шумовке. Автору удалось ярко показать, как деревенский паренек Гордей Шумов, придя служить на флот, постепенно втягивается в революционную борьбу, а в октябрьские дни 1917 года вместе с отрядом моряков штурмует Зимний.

---

Грушка, вечно измятая и пьяная портовая шлюха, встречая Гордея, гнусаво звала:

— Пойдем, касатик, поучу.

Должно быть, она научила не одного уже молодого матроса.

Как‑то невольно получалось, что когда Гордей уходил из кубрика, то начинал думать о Люське. Он вспоминал, как она тогда в снегу гладила его по щеке, почти физически ощущал ее ладонь, и ему было просто приятно. Но когда он вспоминал, как они, подравшись из‑за ранца, вдруг оба испытали что‑то тогда еще непонятное, его тело медленно наливалось томлением, и он пугался этого. «Неужели и я такой, как все они? И неужели все только в этом?»

Он и сейчас заметил, какое ловкое и упругое тело у этой девушки, как рельефно обрисовалась ее грудь, когда она подняла руку, чтобы изобразить над головой кивер, но все эти наблюдения не вызывали в нем стыда. Каждое движение ее здорового тела было естественным, лишенным всякого кокетства, а за этой непосредственностью поведения он инстинктивно угадывал ее чистоту. И оценил он ее по — крестьянски просто: «Какая крепкая». Он даже по — хозяйски подумал: «Здесь, в городе, она быстро увянет, может, даже заболеет, как отец».

Она неплотно прикрыла дверь, до Гордея доносилось позвякивание посуды и незнакомая мелодия песни, которую тихо напевала девушка. «Веселая», — одобрительно подумал он.

В это время прихожая наполнилась топотом ног, сдержанным шумом голосов, кто‑то громко сказал:

— Наталья, встречай гостей!

Потом все стихло, послышался шепот, и тот же голос предупредил:

— Осторожно, там одна ступенька сломана.

Кто‑то стал по скрипучей лестнице подниматься вверх, а в комнату вошел высокий худой мужчина с бледным лицом и большими, глубоко впавшими глазами.

— Вы ко мне?

— Мне Ивана Тимофеевича.

— Я Иван Тимофеевич.

— Меня Николай Игнатьевич прислал.

— А, Заикин. Ну, что он?

— Просил передать, что не будет на той неделе. В Рогокюль уходим. Еще спрашивал, нет ли посылки из Кронштадта.

— Посылочка есть. Вы когда на корабль?

— Немного поброжу по городу и пойду. К отбою надо поспеть.

— Ага. Тогда погуляйте, а я тем временем и посылочку приготовлю. Наталья!

Девушка заглянула в комнату.

— Вот паренек… Вас как звать?

— Гордеем.

— Вот Гордей погулять хочет, составь ему компанию. Далеко не уходите. Ну, сама знаешь.

— Хорошо, папа, — согласилась Наталья, — Только вы тут не курите, тебе вредно.

5

Наталья успела переодеться и сейчас в сером жакетике и такой же юбчонке казалась еще стройнее. Гордею даже захотелось, чтобы его увидел с ней кто‑нибудь из знакомых, пусть позавидуют, может, отстанут после этого со своими разговорами и Грушкой. Он предложил пойти в сторону минной гавани, но Наталья строго сказала:

— Нельзя.

Они уселись на скамейке, наискосок от ее дома. Вечер был теплый, с моря тянул легкий бриз, его дыхание приятно гладило кожу лица, и Гордей опять вспомнил о Люське. Почему она ничего не написала? Или все это был обман?

— О чем вы думаете? — спросила Наталья.

— Так, вспоминаю.

— О чем?

Гордей помялся, но все‑таки сказал:

— Знакомая у меня есть, шибко вы на нее похожие.

— Вот как? Расскажите мне о ней.

— Зачем? Вам это неинтересно будет.

Должно быть, он сказал что‑то не так. Наталья обиженно пожала плечами.

— Как хотите. — И замолчала.

Они долго молчали, это молчание становилось уже тягостным, и Гордей стал рассказывать о Люське. Рассказывал он сбивчиво, нескладно, какими‑то бесцветными, мятыми словами, и Люська в его рассказе тоже как‑то обесцветилась, стала неинтересной. Разумеется, он умолчал и о драке, и о том, как Люська гладила его по щеке, а без этого отношение к ней было непонятным. Но Наталья слушала его внимательно, не перебивая вопросами, в ее глазах светился неподдельный интерес. И когда Гордей умолк, Наталья, вздохнув, сказала:

— Наверное, она и вправду хорошая. Только рассказывать вы не умеете.

— Уж как умею. — Теперь обиделся он.

Посмотрев в его насупленное лицо, Наталья рассмеялась:

— Вы сейчас похожи на дрессированного льва. — И тут же грустно заметила: — У меня мама в цирке работала. Акробаткой.

— А где она сейчас?

— Умерла. Два года назад. На репетиции она сорвалась с трапеции, упала и отбила себе почки. Всего один месяц после этого жила. Раньше я тоже хотела стать акробаткой.

— А теперь? Теперь кем?

— Не знаю. Наверное, врачом. А вы? Так и будете всю жизнь моряком?

— Это как выйдет. Мне учиться хочется. Все равно на кого, только учиться. Вы вот, наверное, одних лет со мной, а знаете много.

— Ну какие у меня знания? Я и гимназию бросила. Из‑за мамы. Мы с ней все время по гастролям ездили, где там было учиться?

— А отец?

— Он в то время в ссылке был.

«Вот и у меня отец на каторге был, выходит, мы вроде бы и тут ровня», — подумал Гордей. И ему вдруг захотелось сказать Наталье что‑нибудь хорошее, ободряющее и значительное, но ничего подходящего на ум не приходило, в голове вертелись какие‑то привычные, малозначащие слова. Он так и не успел ничего сказать. Из‑за угла вышел минный офицер Поликарпов, возле которого, уцепившись за его локоть, семенила маленькая, нарядно одетая женщина под большой широкополой шляпой с пером. Рядом с длинным и тонким офицером она была похожа на опенок, прилипший к стволу дерева.

Гордей встал, вытянулся. Поликарпов небрежно козырнул, потом вгляделся в лицо матроса, остановился и спросил:

— Шумов, ты что тут делаешь?

— Сижу, вашскородь, то есть стою, — замялся Гордей, не зная, что сказать еще.

Наталья рассмеялась, Поликарпов нахмурился, хотел что‑то сказать, но Наталья опередила его:

— Наверное, то же, что и вы.

Теперь засмеялась спутница офицера, смех ее был такой же мелкий, как и шажки.

— Они правы, идемте. — Женщина потянула Поликарпова за рукав.

— Какой сердитый, — сказала Наталья, когда они отошли. — Служить трудно?

— Всяко бывает.

Они опять помолчали. Потом Наталья вдруг насторожилась, поглядела в одну, другую сторону улицы и помахала рукой так, будто протирала стекло в окне. Тотчас дверь подъезда, где она жила, тихо отворилась, из нее выскользнул высокий светловолосый парень и быстро зашагал в сторону гавани. За ним вышел сутулый мужчина в кепке и пошел в другую сторону. Он шел тяжело, согнувшись, будто шагал за плугом; проходя мимо Гордея и Натальи, даже не поднял головы, только покосился на них из‑под кепки и что‑то пробурчал. Затем из подъезда вывалились еще двое, они пошли вместе, в обнимку, нестройно запели какую‑то песню по — эстонски.

— Идемте, — сказала Наталья и поднялась.

Иван Тимофеевич ждал их в той же комнате, он весело подмигнул Наталье и, когда та вышла, плотно прикрыв за собой дверь, сказал:

— Вот тебе посылочка, спрячь подальше.

Гордей взял у него из рук пачку листков, свернул трубочкой и сунул в карман. Но Иван Тимофеевич запротестовал:

— Нет, так, брат, не годится. Дай‑ка сюда.

Гордей вынул сверток и отдал обратно.

— Разувайся. Садись вот сюда и разувайся.

Гордей сел на краешек дивана, снял ботинок. Иван Тимофеевич взял ботинок, оглядел со всех сторон, потом подцепил ногтем стельку и вынул ее. Отделив от пачки половину листков, аккуратно согнул их втрое, примерил, сунул в ботинок и прикрыл стелькой.

— Давай второй.

То же самое проделал и со вторым ботинком.

— Теперь надевай. Так‑то будет надежнее. Не жмут? Вот и хорошо. Николаю передай, что это на всех. Пусть на каждый корабль даст по три- четыре листовки. Ну, пойдем провожу.

Он первым вышел на. улицу, постоял и, выдернув Гордея из подъезда, сказал:

— Давай быстро. Не туда, вон там, на площади, смешаешься с людьми.

Гордей быстро пошел по улице. Она была пустынна, только впереди, шагах в полутораста шел фонарщик с лестницей на плече. Уже стемнело, и фонарщик развешивал в тусклом воздухе мутно — желтые огни.

Только теперь Гордей сообразил, зачем его посылал Заикин. Ощущая под ногами мягкое похрустывание бумаги, он думал: «В этих листках что‑нибудь запретное. Вот тебе и посылочка!» Он слышал, что среди матросов стали появляться запретные листки, в которых пишут против царя, но ни разу Гордею такие листки не попадались, и ему сейчас захотелось узнать, что в них. Не доходя до площади, он свернул под темную арку и прислушался. Арка вела в маленький каменный дворик, посреди дворика лежало желтое пятно света, упавшее из окна. За занавеской окна маячили тени, но было тихо.

Гордей расшнуровал левый ботинок, снял его, поднял стельку и вытянул сверток. Развернув его, он долго не мог ничего разглядеть в темноте, подвинулся к падавшему из окна свету и прочел: «К организованным матросам и солдатам». Дальше было напечатано мелким шрифтом, он поднес листок ближе к глазам, но в это время в доме звякнула щеколда, в сенях послышались шаги, кто‑то споткнулся и выругался: