Георгий Плеханов - Возвращенная публицистика. В 2 кн. Кн. 1. 1900—1917

• Название: Возвращенная публицистика. В 2 кн. Кн. 1. 1900—1917
• Автор: Георгий Плеханов
• Издательство: «ВЫСШАЯ ШКОЛА»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-06-002483-0

В сборнике представлены статьи Г. В. Плеханова, Ю. О. Мартова, Н. И. Бухарина, Л. Б. Каменева, Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, К. Каутского и других видных революционных публицистов. Появившиеся в дооктябрьских большевистских и меньшевистских изданиях, многие из этих статей с тех пор не публиковались, хотя без знакомства с ними невозможно представить подлинную (без «белых пятен» и «фигур умолчания») историю политической борьбы на путях к Октябрю. Книга снабжена биографическими справками и комментариями.

---

«Неудавшаяся» революция 1905 г. не разрешила тех противоречий общественной жизни, которыми были порождены бурные выступления пролетариата и крестьян. В общем и целом эти противоречия сводились к столкновению между развитием производительных сил страны и полуфеодальными имущественными отношениями в сельском хозяйстве, чему соответствовал и политический уклад романовской империи.

В основной для России хозяйственной области, в сельском хозяйстве, господствовало крупное землевладение помещиков-дворян. В силу исторических условий, при которых произошло так называемое освобождение крестьян, бывшее не только освобождением от крепостной зависимости, но и «освобождением» от земли, сельское хозяйство России представляло собой засилье крупных помещиков полукрепостнического типа, которые отнюдь не вели крупного производства. Громадный спрос на землю со стороны безземельного крестьянства сопровождался настолько сильным подъемом арендных цен, что землевладельцы-дворяне имели вполне обеспеченный твердый доход, будучи абсолютно паразитическим классом.

При господстве крупного землевладения самое хозяйство оставалось мелким, хозяйством наших крестьян-арендаторов, находящихся в кабальной зависимости от помещика («голодная аренда»). С точки зрения классового состава сельскохозяйственного населения, Россия была господством помещика-зубра над крестьянином-паупером[105]. Помещики, ведущие капиталистическое хозяйство, крестьянская сельскохозяйственная буржуазия и сельскохозяйственные рабочие играли сравнительно очень незначительную роль.

При слабой платежеспособности разоренного и хронически голодающего крестьянства не могла развиваться и «отечественная» промышленность. Несмотря на огромные природные богатства, развитие производительных сил встречало препятствие в полукрепостнических социальных отношениях. Давление имущественных отношений усугублялось давлением центральной государственной организации, которая представляла из себя организацию отсталых помещиков и крупнейшей, но технически отсталой буржуазии. Хозяйничание этой организации (неимоверный податной гнет, хищническое расточение всех хозяйственных средств страны, рост непроизводительного потребления, например, армия и флот, бюрократия и т. д.) ослабляло еще в большей степени и без того слабую экономическую основу общественного развития.

Революция 1905 г. не разрешила всех этих противоречий по той простой причине, что она была раздавлена аппаратом самодержавного государства. Но все же послереволюционный период внес более или менее значительные изменения в экономическое строение России и вызвал некоторую перестановку классов.

В области сельскохозяйственного производства произошло усиление капиталистических элементов. Этот процесс шел различными путями. Частичное уничтожение дворянского землевладения за время после 1905 г. (продажа земли напуганными аграрным движением помещиками, продажа земли через Крестьянский банк), ограбление общинных земель в пользу крестьянской буржуазии законом 9 ноября («аграрная реформа» Столыпина), наконец, расширение капиталистического сельского хозяйства под влиянием роста хлебных цен на мировом рынке — вот пути, по которым шла капитализация сельскохозяйственного производства.

В особенности следует подчеркнуть влияние условий мирового рынка. Сельскохозяйственный кризис, угнетавший европейское сельское хозяйство с 80-х годов прошлого века, вызванный наплывом заокеанского хлеба, исчез.

Стремительное падение цен на продукты сельского хозяйства сменилось их головокружительным повышением. Дороговизна жизни, и в первую голову дороговизна предметов самой насущной необходимости, стала наиболее острым вопросом, в особенности в странах старой капиталистической культуры. Немудрено, что в громадной степени возросла выгодность вывозной торговли и производства зерна на внешний рынок. Расширение капиталистического сельского хозяйства и вывозной торговли, техническая организация этой торговли (постройка зернохранилищ на американский образец и т. д.) были следствием вышеуказанных явлений.

Если рассматривать этот процесс с точки зрения изменения классовых отношений, то можно установить явное усиление капиталистических элементов: крестьянской буржуазии, капиталистических помещиков-аграриев. Мы уже отмечали два основных типа помещиков: помещика-зубра (политически тип этот выражен черносотенным Марковым II[106], который не ведет капиталистического хозяйства, а живет получкой голодной аренды, и помещика «прогрессивного» (князь Львов[107]), развивающего «рационально поставленное» сельскохозяйственное производство. В процессе развития производительных сил и выдвигался все более и более тип помещика «просвещенного», помещика-капиталиста, западноевропейский тип современного «агрария».

С другой стороны, следует отметить, что рост крестьянской буржуазии был численно незначителен: другими словами, острый земельный голод оставался, равно как осталось и основное ядро крестьян-пауперов. Широко идущий процесс хозяйственного объединения крестьян (сельскохозяйственная кооперация) тоже не смог поднять крестьянского хозяйства на такую высоту, которая сделала бы излишней аграрную революцию.

Значительные перемены произошли и в области промышленности, изменения как количественного, так и качественного характера.

Изменения эти выразились в росте крупных предприятий и в возникновении новых организационных форм, являющихся последним словом капиталистического развития Запада и Америки.

В образовании этих новых форм и в их количественном распространении играл немалую роль иностранный капитал (английский, немецкий, французский и бельгийский), то самое иностранное засилье, которое так горячо приветствовалось за несколько лет до войны и которое подверглось (правда, только по отношению к немецкому капиталу) таким гонениям во время войны[108].

Увеличение числа акционерных компаний, образование синдикатов и трестов, рост крупных банковых объединений и вторжение банкового капитала в промышленность, другими словами — возникновение финансового капитализма, есть продукт последнего времени.

Так, наряду с кустарями и ремесленниками у нас возникли громадные монополистические объединения капитала, захватившие ряд хозяйственно самых важных отраслей производства: металлургическое производство, производство угля, нефти и т. д.

Финансовый капитал есть капитал монополистический и, следовательно, стремящийся к прямому захвату наибольшего количества рынков сбыта, сырья и областей дальнейшего приложения капитала. Даже при слабой насыщенности внутреннего рынка он стремится поработить и включить в границы государственной организации чужие земли, ибо если этого не сделает одна «национальная» группа финансового капитала, то это сделает другая. Принцип монополистического овладевания переносится с внутреннего поля эксплуатации на поле внешнее. Это и есть империализм. Политическим выразителем российского империализма стала «партия народной свободы» во главе с Милюковым[109]; его наиболее последовательным теоретическим выразителем и до известной степени духовным отцом явился ренегат марксизма Петр Струве. Идеология «Великой России», «выявление национального лица», панславизм и обоснование грабительской политики (к каковому делу привлекался даже господь бог) — ясные признаки роста российской финансово-капиталистической буржуазии.

Таким образом, последний период развития «верхов» характеризуется усилением «прогрессивного» крыла помещиков-капиталистов и образованием финансово-капиталистической буржуазии. Не лишне отметить, что обе эти фракции господствующих классов находятся в процессе быстрого экономического сближения, поскольку просвещенные аграрии связаны через посредство банков с промышленностью, и обратно.

Разразившаяся война, которую царское правительство готовило с таким же усердием, с каким готовили ее коронованные мясники других стран, создала теснейший блок между всеми фракциями господствующих классов, объединив помещиков-зубров с их «просвещенными» противниками, причем запевалой в этом хоре выступил Павел Николаевич Милюков (как известно, программа Милюкова сводилась к захвату Галиции и Угорской Руси, Познани, части Восточной Пруссии, Константинополя и Дарданелл, Адрианополя, берегов Мраморного моря, Турецкой Армении и Персии и т. д.). Оппозиция «его величества» стала петь хвалебные гимны грабительскому предприятию этого «величества». Империалистическая буржуазия пошла в ногу с крепостниками-помещиками, и Милюков «на страх врагам» публично целовался с Пуришкевичем[110].

Но скоро этот блок лопнул. Лопнул он не оттого, что империалистическая буржуазия отличалась свободолюбием, а оттого, что царское правительство оказалось совершенно неспособным расхлебать кашу, которую оно заварило. Государственный аппарат крепостников оказался настолько гнилым, внутренне разложившимся, продажным и технически негодным, что военная авантюра привела к разгрому царских войск. Государственная власть Николая обнаружила себя как слишком вороватый и ненадежный приказчик для финансового капитала и прогрессивных помещиков; она не только не смогла осуществить империалистических вожделений Милюкова, но грозила сузить поле отечественной промышленности, предоставив часть его владычеству немецких конкурентов.