Борис Дубин - Слово — письмо — литература

• Название: Слово — письмо — литература
• Автор: Борис Дубин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Языкознание
• Год: 2001
• ISBN: 5-86793-180-7

Сборник статей известного социолога посвящен проблемам организации и динамики культуры, теоретическим задачам ее исследования. В ней рассматриваются формы устной, письменной и массовой коммуникации (слух, анекдот, песня, газета, журнал, книга, реклама), отдельные словесные жанры и формулы (биография и автобиография, фантастика, боевик и детектив, историко-патриотический роман), роль цензуры в обществе, символика успеха и поражения в культуре, работа репродуктивных систем общества (издательств, библиотек, музеев). Особое внимание уделено интеллигенции, процессам ее исторического формирования, особенностям самопонимания, феноменам депрофессионализации и распада.

---

346

См.: Habermas J. The structural transformation of the public sphere. Cambridge (Mass.), 1989.

347

О телевидении в системе символов XX в. и в структуре коллективного образа России XX столетия см.: Дубин Б. Конец века // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2000. № 4. С. 13–14.

348

См.: Дубин Б. Что такое массовая литература? // Ex libris НГ. 1997. № 19. 20 ноября. С. 8.

349

Соответствующий исторический материал более чем за полтора столетия от А. де Токвиля и Д. С. Милля до X. Ортеги-и-Гасета, Й. Хейзинги, Э. Шилза обстоятельно реконструирован в книге Сальвадора Хинера, см. ее английский перевод: Giner S. Mass society. L., 1976.

350

«Закрытый» характер власти, распределения и многих других отношений в обществе советского типа на «классической» фазе его существования при переходе социума к большей открытости порождает новые для данной системы феномены массовой политической, массовой религиозной, массовой потребительской культуры и др. Вероятно, можно даже говорить о смене, вытеснении мобилизационной модели массовости — другой, цивилизационной (в нашем случае — потребительской) или, точнее, об их наложении друг на друга, разрыве и напряжении между конкурирующими моделями и проч. На материале литературы аналогичный процесс и конфликт (здесь он представлен как столкновение «идеологии» и «цивилизации») описан в статье «Словесность классическая и массовая», см. ее в настоящем сборнике.

351

См., напр.: Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт. М., 1994. С. 99–151; Другие литературы // Новое литературное обозрение. 1996. № 22; На рандеву с Марининой // Неприкосновенный запас. 1998. № 1. С. 39–44.

352

См.: Certeau М. de. L’invention du quotidien: 1. Arts de faire. P., 1990. P. XXXV–LIII.

353

Привычка — социальный механизм, по-разному реализующийся в разных социальных системах, на разном культурно-антропологическом материале; соответственно, работающие при этом модели «идеального» человека, человека «как все», «чужака» и проч. могут содержательно очень отличаться, поскольку весьма различаются функционально. О том, как — совершенно по-иному в сравнении с описанным — складывается и функционирует механизм привычки в отечественных (советских и постсоветских) условиях, см.: Дубин Б. Жизнь по привычке: быть пожилым в России 90-х годов // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1999. № 6. С. 18–27; Он же. О привычном и чрезвычайном // Неприкосновенный запас. 2000. № 5. С 4–10.

354

См. статью «Хартия книги: книга и архикнига в организации и динамике культуры» в настоящем сборнике.

355

См.: Huyssen A. After the great divide: Modernism, mass culture, postmodernism. Bloomington; Indianapolis, 1986; Compagnon A. Les cinq paradoxes de la modernité. P., 1990; Strychacz Th. Modernism, mass culture, and professionalism. N. Y., 1993.

356

Хоркхаймер М., Адорно Т. В. Диалектика Просвещения: Философские фрагменты. М., 1997. С. 203–204.

357

Такие же отдельные зоны культурной массовизации (демонополизации культурных владений) как одного из моментов в процессах дифференциации общества и культуры составляют массовые политические представления (исторически именно они во многом и легли в основу т. н. «общественного мнения»), массовые религиозные верования и др. Становясь проблемой для соответствующих функций культурной и интеллектуальной элиты, они позже имеют шанс стать и предметом специализированной рефлексии, эмпирических исследований в рамках философии, социологии, истории культуры (литературы, религии и т. д.).

358

Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости: Избранные эссе. М., 1996. С. 59; см. в том же издании его работу «Краткая история фотографии» (с. 66–91). Основополагающие идеи о связи между количеством участников социального взаимодействия и его структурой (характером ассоциации, включая механизмы ее воспроизводства) принадлежат Г. Зиммелю.

359

Беньямин оставляет здесь в стороне другие модальности и модели массового поведения и восприятия — мобилизационно-экстатическую, мобилизационно-дисциплинарную и проч. В этом смысле образцом для него выступает в данном случае одиночное фланерство жителя метрополиса, рассматривание уличных витрин и рекламных изображений, а не массовые шествия и иные процессии (свидетелем которых ему, вместе со всей Европой, вскоре придется стать) либо радения спортивных, музыкальных и других фанатов уже нашего времени. Беньямина, кажется, больше интересует поздний, переродившийся потомок романтического мечтателя — одинокий человек толпы, чем собственно толпа, ведущая себя тем не менее как один человек. Точней, его занимает в индивиде пока еще непривычное соединение массовости самопонимания и установки на других с единичным («индивидуальным») и дистанцированным («зрительским») уединением — скорее зритель у телевизора, чем на трибуне стадиона. Как Августина поразил когда-то невиданный антропологический образец, картина «человека читающего» (и делающего это «в уме, не произнося ни слова и не шевеля губами»), так Беньямина завораживал «новый одиночка» — «человек смотрящий» (и не занятый больше ничем) как особая роль, стандарт, человеческий тип.

360

Беньямин В. Указ. соч. С. 37, 59–61. Понятно, что при этом в корне изменилась и роль художника, его самопонимание: Бодлер «впервые выдвинул притязания на обладание экспозиционной стоимостью <…> стал своим собственным импресарио», — отмечает Беньямин (Иностранная литература. 1997. № 12. С. 172).

361

См. также: На рандеву с Марининой // Неприкосновенный запас. 1998. № 1. С. 39–44.

362

Здесь не только героиня говорит: «Я неровно к тебе дышала» или «Спешка хороша лишь при ловле блох», но и язык автора пестрит выражениями вроде «терпения было выше крыши» и т. п. Характерен в этом смысле мотив «правописания» в романе «Иллюзия греха», где одна из героинь обладает безупречной «врожденной грамотностью».

363

Эклектика и синтетизм подобного литературного письма и массового искусства в целом, которое ничего не исключает (своего рода популярный вариант стилистического барокко), опять-таки, противостоит аскетическому минимализму авангардного поиска, доведению в нем любой избранной манеры до «невозможного» предела и чистоты (можно сказать, своеобразному классицизму).

364

Понятно, что за этим, эмпирически представленным выше и, казалось бы, чисто количественным сокращением контингента посетителей театров и музеев (вдвое), тиражей книг (вчетверо) и журналов (в восемь раз), а тем более зрителей в кинотеатрах (в пятьдесят раз!) фактически кроется функциональное, содержательное перерождение соответствующих коммуникативных каналов. Правильней было бы сказать, что это уже совершенно другие музеи, книги, кинотеатры и т. д. Но поскольку собственно усложнения структур взаимодействия, их функционального обновления при этом не состоялось, то «перерождение» элементов системы в данном контексте понимается терминологически — как одна из форм распада. В процессе подобного распада, при понижении целого, общем «проседании» и «осыпании» структур, одни прежние формы с их функциями, говоря метафорически, «наползли» на некоторые другие, «вдавились» в них или «сплющились» с ними (иными словами, «атрофия» одних органов или участков социокультурной «ткани» общества сопровождалась «перерождением» других, к чему в институциональном плане, собственно, в большой мере и свелся процесс «перемен»). Например, к концу 1990-х гг. журналы, продолжающие называться «толстыми», явочным порядком, вне зависимости от чьего бы то ни было отдельного желания оказались по тиражам и даже по самопониманию, по фактической практике их редакций неким подобием «little review», при том, что ни реального умножения, ни реальной дифференциации социальных групп и журнальных каналов коммуникации между ними не произошло, а Интернет лишь частично компенсировал подобные структурные деформации и дефициты (данные о процессе интернетизации см.: Арестова О. Н., Бабанин Л. Н., Войскунский А. Е. Социальная динамика сообщества пользователей компьютерных сетей // http://www.relarn.ru:8082/human/dynamics.txt). Это значит, что контингент их подписчиков и читателей не просто численно сократился, но и функционально трансформировался: даже если это, что называется, те же самые люди, они — настолько уменьшившись в количестве — понимают и ведут себя иначе, нежели три, пять, десять, пятнадцать лет назад.