Борис Дубин - Слово — письмо — литература

• Название: Слово — письмо — литература
• Автор: Борис Дубин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Языкознание
• Год: 2001
• ISBN: 5-86793-180-7

Сборник статей известного социолога посвящен проблемам организации и динамики культуры, теоретическим задачам ее исследования. В ней рассматриваются формы устной, письменной и массовой коммуникации (слух, анекдот, песня, газета, журнал, книга, реклама), отдельные словесные жанры и формулы (биография и автобиография, фантастика, боевик и детектив, историко-патриотический роман), роль цензуры в обществе, символика успеха и поражения в культуре, работа репродуктивных систем общества (издательств, библиотек, музеев). Особое внимание уделено интеллигенции, процессам ее исторического формирования, особенностям самопонимания, феноменам депрофессионализации и распада.

---

*

В основе статьи — сообщение на конференции «Книга в пространстве культуры» в Институте славяноведения РАН (1995 г.); опубликовано под названием «Книга и сверхкнига: О строении и динамике письменной культуры» Книга в пространстве культуры. М., 2000. C. 22–30. Для данного издания статья доработана.

119

Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С. 100.

120

См.: Goody J., Watt I. The consequences of literacy // Literacy in traditional societies. Cambridge, 1968. P. 27–68; Havelock E. A. The Muse learns to read. New Haven; L., 1986; Eisenstein E. L. The printing press as an agent of change. Vol. 1/2. Cambridge, 1982; Bronson H. B. Printing as an index of taste // Bronson H. B. Facets of the Enlightenment. Berkeley; Los Angeles, 1968. P. 326–365; Riesman D. The oral tradition, the written word and the screen image. Yellow Springs, 1956.

121

См. также статью «Книга и дом» в настоящем сборнике.

122

Ср.: Languages of the unsayable: The play of negativity in literature and literary theory / Ed. by W. Iser and S. Budick. N.Y., 1989.

123

Литературные манифесты западноевропейских романтиков. С. 100.

124

Если говорить о столь же обобщенном смысле (содержании) книги, то основные, опять-таки предварительно известные, аксиоматические его параметры (конституция), вероятно, таковы: эта книга написана как будто бы не про нас и не нами (как правило, в большинстве случаев она написана и не про пишущего эту книгу, и вообще не про пишущих, а про неписателей, про «делателей»); поэтому особую, отмеченную ее разновидность составляет книга о писателе, о пишущем книгу, вот эту книгу. Поэтому в книге будут действовать «он, она, они» (реже — «я»), практически никогда — «ты» (есть, например, экспериментальный роман Бютора «Изменение», именно так, во втором лице, написанный, но это опять-таки исключение, к тому же крайне редкое; между тем в лирике, особенно — новейшей, это явление довольно частое; вообще особый случай в этом отношении — драма, не важно сейчас — в книге или в постановке на сцене). Эпос (и роман), лирика, драма — конкурирующие образы субъективности и субъективных определений реальности, так же как автобиографическое измерение (самоизложение, «я»-рассказ, эго-роман, авторепрезентация) и объективное повествование («он/оно» рассказ) — принципиальные планы смысловой, ценностной репрезентации с отдельной проблематикой их социогенеза, форм, исторических границ и т. д.

Для описания действий в книге будет, как правило, применяться прошедшее время в совершенном залоге («встал, пошел, сделал»); на фоне этой нормы есть исключения, но опять-таки достаточно редкие (скажем, тот же роман Бютора написан в непосредственном — и продолжительном, всегдашнем — настоящем: «ты встаешь, идешь, делаешь»). Действие книги будет происходить не только не с тобой, но и не здесь, равно как и не сейчас — не в собственном времени читателя (третье лицо плюс прошедшее время, собственно говоря, это и означают). Но по ходу этого действия (или, если посмотреть с другой стороны, по ходу нашего чтения) мы окажемся там и тогда, где и когда это действие происходит; причем мы узнаем себя не только в самих участниках и действиях (и даже не столько в них), сколько еще и в нашей способности их понимать, т. е. узнаем себя как понимающих «другого» и во взаимодействии с ним. Книга (литература, fiction) и будет особым устройством, представляющим для нас другого, точнее, других в том разнообразии, которое задается встроенными в нее представлениями о человеке, обществе, времени, месте, истории, культуре и нашими желанием, навыками, способностями эти представления опознать и усвоить. Наша идентичность (самоидентификация) задана книгой, культурой книги не только (и даже не столько) в качестве делающих, как нормативная, ролевая, сколько (и со временем все больше) в качестве понимающих — как ценностная, субъективная.

125

«Подобный том <…> гимн, гармония и блаженство, своего рода чистейшая, в каких-то ослепительных обстоятельствах возникшая взаимосвязь всего со всем» (Mallarmé S. Igitur. Divagations. Un coup de dés. P., 1976. P. 267). Октавио Пас связывает подобные целостности с «аналогией» как ведущим принципом организации западной культуры (ее корневой метафорой), которой в европейской истории противостоит, по его терминологии, «ирония» (рефлексия); см.: Paz О. Los hijos del limo. Del romanticismo a la vanguardia. Barcelona, 1974. P. 87–112. Он резюмирует цивилизацию книги (и героико-утопическую попытку Малларме) следующими словами: «Книги не существует. Она никогда не была написана. Аналогия завершается молчанием» (р. 112).

126

См.: Зильберман Д. Б. Традиция как коммуникация: Трансляция ценностей, письменность // Вопросы философии. 1996. № 4. С. 76–105. Д. Зильберман подчеркивает значимость ситуации столкновения культур для возникновения проблематики межкультурной коммуникации и необходимого для нее универсального, в пределе — формального, искусственного, языка (ср. символику «вавилонского столпотворения»).

127

Параллельно этому «иконоборческому» процессу дифференциации и формализации изобразительных начал в авангардной, а затем и массовой культуре XX в. регенерируются представления о «сакральной» или «магической» полноте и силе буквы, равно как и иероглифического изображения либо пиктограммы, реставрируется архаическая практика фигурных стихотворений и т. п.; ср. отсылку к индусской традиции поэмы из одной буквы у Октавио Паса (Пас О. Поэзия. Критика. Эротика. М., 1996. С. 128–129), роль иероглифов в поэтике Паунда, Мишо, опять-таки Паса (в его поэмах «Ренга» и «Пробел»), пасовские «топоэмы» и проч.

128

Тогда можно описать анализируемый здесь культурный поворот формулой перехода от книги писателя к книге читателя — у Борхеса, Целана с его программным лирическим «ты», в кортасаровской «Игре в классики» и «Книге для Мануэля» и др. (примеры, разумеется, можно подобрать и другие). В этом смысле на правах своего рода pendant к «Что такое автор?» Фуко можно, нужно и давно пора было бы написать «Что такое читатель?».

129

См. работы, указанные в сноске 2. (В файле — сноска № 120. Прим. верст.)

130

См.: Blanchot М. L’entretien infini. P., 1969. P. 621, 622, 624, 628 и далее.

131

Ibid. P. 621.

132

См. статью «Литература как фантастика: Письмо утопии» в настоящем сборнике и указанную в ней книгу Луи Марена.

133

Blanchot М. Op.cit. Р. 627.

134

Борхес Х. Л. Соч.: В 3 т. Рига, 1997. Т. 2. С. 91.

135

Mallarmé S. Op. cit. P. 267.

136

Валери П. Об искусстве. М., 1976. С. 113–116.

137

«В целановском переводе поэт не говорит о своей „теме“, ее „разработке“ и „границах“, но вместо этого вся организация его стиха подчинена требованиям именно этой темы, именно этой объективной цели» (Szondi P. On textual understanding and other essays. Minneapolis, 1986. P. 178).

138

Фуко показывает важнейший флоберовский сдвиг от Библии к библиотеке на материале драмы «Искушение Святого Антония». См.: Foucault M. La bibliothèque fantastique // Travail de Flaubert. P., 1983. P. ЮЗ-122. «Саламбо», «Бувар», «Лексикон» — развороты (проекции) того же проблемного комплекса, узла травматических обстоятельств: речь идет об антиномической невозможности/неизбежности культуры (истории, жизни) как Писания (письма).

139

Из письма 1885 г. Верлену, см.: Малларме С. Соч. в стихах и прозе. М., 1995. С. 411. И далее: «…быть может, мне удастся все же свершить задуманное: не завершить все произведение в целом <…> но явить готовый фрагмент его <…> доказать готовыми частями, что такая книга существует, что мне открылось такое, чего я не смог воплотить» (там же). Идея и символ единого универсального языка, как бы довавилонского наречия, зашифрованы здесь отсылкой к Орфею и орфикам, предельно значимым и для Бланшо.

140

Mallarmé S. Op. cit. Р. 269.

*

Рецензия была опубликована в: Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 373–378.

142

Важные, хотя лишь избранные, материалы этого последнего спора были в свое время представлены русскоязычным читателям, см. вышедший с грифом «Для научных библиотек» сборник «Философия и методология науки» (М., 1977), под редакцией и со вступительной статьей И. С. Кона.

143

Среди нереализованных замыслов Мишеля Фуко была книга «Прошлое и настоящее. Другая археология гуманитарных наук», которой предстояло стать продолжением и развитием «Слов и вещей».