Софья Агранович - Homo amphibolos. Человек двусмысленный Археология сознания

• Название: Homo amphibolos. Человек двусмысленный Археология сознания
• Автор: Софья Агранович
• Издательство: Издательский Дом "БАХРАХ-М"
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-94648-032-4

Эта книга названа "Homo amphibolos" — человек двусмысленный. Исследуя генетическую природу психологических феноменов человеческого сознания и кардинальных категорий культуры, авторы выстраивают принципиально новую гипотезу, объясняющую происхождение человека и архаические истоки его сознания.

---

Человеческий жест тоже, вероятно, произошел от функционального движения еще на "животном" уровне. Что же дало ему возможность абстрагироваться еще раз и стать означающим означающего? Ответ, как кажется, прост — речь. Членораздельная речь у людей существует параллельно жестовому языку. Один и тот же предмет или явление может означаться одновременно вербально и невербально. Возможность вербального обозначения любого жеста создает ситуацию, при которой человеческий жест приобретает по сравнению с жестом обезьян особые качества. Во-первых, будучи уже абстракцией по отношению к функциональному движению, он способен абстрагироваться вторично, становясь некоей абстракцией в квадрате, означающим означающего, то есть, по сути, ритуализироваться. Во-вторых, постоянно находясь во взаимодействии с членораздельной звуковой речью, жест, вероятно, в какой-то мере "перенимает" у нее свойство дискретности, тогда как жесты обезьян, как кажется, всегда континуальны, то есть всегда находятся в непосредственной зависимости от конкретной ситуации, являются частью "здесь и теперь". В-третьих, человеческий жест, будучи порождением асимметричного мозга, функционируя параллельно со словом, корректируя его и контролируясь им, всегда, хотя бы потенциально, является двусмысленным.

Смех посетителей зоопарка, которых так притягивают клетки с обезьянами, вызван не их "ужимками и прыжками", то есть жестами, а той двусмысленностью, которую им приписывают люди и которая может быть свойственна только людям. Обезьяны не смеются ни над своими жестами, ни над жестами людей, потому что они для них всегда однозначны (односмысленны). Второго смысла для них просто не существует. Таким образом, так называемый "диалог" человека и обезьяны на языке жестов породил, с одной стороны, антропоморфизацию обезьян людьми, а с другой стороны, не исключено, что некоторую зооморфизацию людей обезьянами. Они не понимали друг друга до конца, и только поэтому думали, что понимают друг друга.

Когда мы называем человека существом разумным, под разумом обычно понимается способность индивида поступать в соответствии с объективно существующей ситуацией, то есть адекватность. Адекватны ли животные? Да, конечно, и порою даже в большей мере, чем люди. Неадекватный человек способен существовать некоторое время за счет социума, защищающего и опекающего его. Став неадекватным, животное тут же погибает. Таким образом, животное более адекватно, особенно если речь идет о соответствии поведенческих реакций объективным параметрам ситуации.

Представим себе обычную бытовую сценку, легко воспроизводимый эксперимент. У вас в руках палка сухой копченой колбасы. Перед вами щенок, никогда в своей жизни подобного лакомства не вкушавший. Дайте ему обнюхать конец колбасы, оторвите и дайте ему съесть кусочек. Реакция легко предсказуема — щенок моментально идентифицирует незнакомый объект с пищей. Замахнитесь той же колбасой на щенка, и он с визгом отскочит от вас. В этот момент колбаса стала для него орудием агрессии, палкой. Адекватность реакции щенка ситуативна: став палкой, колбаса, часть которой он только что проглотил, перестает быть пищей и становится источником угрозы.

Замахнитесь батоном сухой копченой колбасы на человека, и он или рассмеется, или обидится, или разозлится. Источником реакций в обоих случаях будет одно — ваши действия воспримут как двусмысленные. В первом случае, когда ваш визави рассмеется, он засмеется естественнейшим образом, как всякий психически здоровый человек, реагирующий на двусмысленность. Во втором случае обида, раздражение, а возможно, даже и агрессия будут вызваны уверенностью реципиента в том, что его считают недалеким и поэтому пытаются рассмешить примитивным способом, чем, по его мнению, принижают его человеческое достоинство.

Таким образом, реакцию человека и животного нужно различить не по степени адекватности, а по совершенно другому признаку — способности продуцировать двусмысленности и реагировать на стимул, обнаруживая в нем те или иные оппозиционные элементы. Человек вообще существо двусмысленное. Он двусмысленен уже в силу своей двойной биосоциальной природы, где социальное и биологическое находятся в сложном единстве противоположностей. Название одного из древнейших ритуалов, связанных с идеей плодородия, жизни и смерти, умирания и возрождения, ритуала, который у древних греков стал основой возникающего театрального искусства — дифирамб — в переводе буквально означает "восхождение сквозь двойные двери". Обладатель функционально асимметричного мозга, создавая первую, наиболее архаическую модель мира, построил ее из двух частей по принципу бинарной оппозиции. Мифологический мир состоял как бы из двух миров — своего и чужого, мира жизни и мира смерти, космоса и хаоса, света и тьмы, поля и леса, и т. д., и т. д., а в конечном итоге представлял собой оппозицию добра и зла.

Библейская Книга Бытия, пытаясь переосмыслить более архаические формы представлений о формировании человеческой сущности и человеческой картины мира, описывает мировое дерево, которое является деревом жизни и смерти и одновременно деревом познания добра и зла. Другое растение, плодом которого являются бинарные оппозиции, то есть минимальные модели человеческого сознания, представить себе трудно. Съев запретный плод, Адам и Ева из существ однозначных становятся двусмысленными. Они разделяют добро и зло, они делят свое тело на духовный верх и материально-телесный низ, который тут же стыдливо прикрывают, они познают смерть как оппозицию жизни. Библия представляет их в этот момент испуганными и растерянными существами, нарушившими табу. В какой-то мере это правильно воспроизводит картину рождения двусмысленного и лукавого человеческого разума. Нам кажется, что в этой мифологической сценке не хватает одного важного элемента — смеха. Испытывающие страх библейские герои должны были огласить Эдем еще и гомерическим хохотом. Но об этом — в следующей главе.

Существа двусмысленные, способные продуцировать бинарные оппозиции, являются одновременно существами моделирующими. Модель формируется из элементов, связанных друг с другом глубинной внутренней логикой, пусть даже ошибочной или ложной. Минимальное количество таких элементов — два. Созданный природой асимметричный мозг может быть рассмотрен как своеобразная протомодель, отличающаяся особым качеством — способностью продуцировать другие модели.

Эти модели, отличаясь эпохой создания, принципом функционирования, внутренним содержанием и т. д., всегда одинаковы в своем сущностном выражении — они бинарны и асимметричны, то есть состоят из двух частей, одна из которых мыслится как нечто положительное, со знаком "плюс", а вторая — как отрицательное, со знаком "минус".

Попытаемся привести примеры. Архаический карело-финский эпос, так называемые руны, описывает Вселенную как двоичную модель, одна из частей которой, Калевала, это мир зеленых деревьев, синего неба, белого снега, чистых озер, живых и прекрасных людей. Калевале противостоит другой мир — Пьехола. Это мир гнили, смерти, тьмы, болота, ядовитых грибов, где правит ужасная и уродливая хозяйка Лоухи. Эти миры враждебны. Однако, когда жители Калевалы собираются жениться, за невестами-красавицами они отправляются в Пьехолу и женятся на дочерях Лоухи. Только трикстер Кулерво вступает в связь с девушкой из Калевалы. Это кончается трагически, ибо она, естественно, оказывается его неизвестной сестрой.

Аналогичные модели можно встретить в мифах самых разных народов мира, и обращение к другим мифологиям ничего не добавило бы и было бы очередным аналогичным вариантом фактически одного и того же сюжета.

Бинарные модели не только постоянно воспроизводятся в мифах и других проявлениях архаического гипертекста, но и живут и разнообразно множатся в реальной жизни людей, в науке и религии, в политике и быту, в искусстве и играх, и т. д, и т. д. Порождением бинарности является и философская диалектика, и нравственная оппозиция добра и зла, и многочисленные политические спекуляции на тему "мы и они". Одним из наиболее трагических проявлений бинаризма в русской истории стала попытка разделения Иваном IV в XVI веке страны на земщину и опричнину. При этом земщина мыслилась как некая отрицательная сущность, которая была обречена на тотальную чистку и уничтожение. Примером такого воздействия на земщину можно считать попытку полного уничтожения населения, организованную царем и его опричниками в Новгороде. Опричнина же, по всей вероятности, планировалась царем как некая организованная, структурированная гармоничная половина мира. Однако уже сам прием в опричное войско был сопряжен с отказом от родителей, что по нормам христианства равнялось отказу от Бога. Это уже изначально маркировало мир опричнины как мир маргинальный, кромешный, нечеловеческий. И кличка, данная народом опричникам, кромешники, является не инвективой, а довольно точным обозначением их места в христианском сознании. Изощренная жестокость опричников по отношению к представителям земщины, уродливые и патологические формы их межличностных отношений, необыкновенной силы экзистенциальный страх и чувство обреченности, которые они испытывали, во многом были порождены не только их социальной функцией и необходимостью выполнения поставленных царем задач, но и тем местом, которое они занимали в бинарной, порожденной патологической личностью царя структуре общества.