Питер Хёг - Дети смотрителей слонов

• Название: Дети смотрителей слонов
• Автор: Питер Хёг
• Издательство: Издательство «Симпозиум»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98091-464-4

«Не знаю, кто сотворил вселенную. Но бывает, что в ней начинает не хватать элементарной заботы о тебе!»

Новый (2010) роман знаменитого датского писателя, автора «Смиллы и её чувства снега», написан от лица 14-летнего мальчика, сына священника с острова Финё — самого благополучного уголка Дании.

Но родители исчезают. Необходимо найти их прежде, чем их найдёт полиция. Помощи от взрослых ждать не приходится, союзники Питера в расследовании — сестра, брат и фокстерьер, если не считать графа Рикарда — потомственного аристократа и бывшего наркомана. Поиски родителей приводят в межрелигиозную террористическую организацию, планирующую сорвать первый конгресс всех религий мира.

Попутно, пока не поздно, нужно своими руками организовать себе счастливое детство. И решить главный, самый трудный вопрос — как в 14 лет жить дальше.

---

Пока все мы пребываем в некоторой неопределённости, я смотрю на Тильте, и вижу, что смириться с этим ей нелегко, ведь место на коленях прабабушки испокон веку принадлежало ей.

Многие, включая и меня, сказали бы, что мы достигли количественного предела новостей, которые семья может вынести за один вечер. Но как только мы более или менее пришли в себя, отец говорит:

— Я решил отказаться от должности священника. Мама — от места органиста. Мы собираемся совершить паломничество. Начнётся оно в Вене. У Кнайзе и ещё некоторых знаменитых кондитеров. Когда мы вернёмся домой, ваша мама откроет небольшую фабрику. Я буду писать кулинарную книгу. О духовном приготовлении пищи.

Тут Тильте и отец смотрят друг другу в глаза. Никого из нас не может ввести в заблуждение лёгкий, шутливый тон отца. Всё это абсолютно серьёзно.

— Обещаю вам, — продолжает отец, — что в этой книге не будет ни слова о том, что Святой Дух присутствует в утиных бёдрышках.

Все мы делаем выдох. Я не случайно говорю «делаем выдох», а не «облегчённо вздыхаем». Потому что если принять во внимание африканских слонов и всё прочее, то вы понимаете, что с такими родителями, как наши, никогда нет стопроцентной гарантии.

И тут отец говорит:

— Как начёт пива?

Он неторопливо ставит перед каждым из нас поллитровую бутылку «Особого с пивоварни Финё».

Не знаю, как принято у вас дома. Может быть, вам в младенчестве наливали в бутылочку с соской ликёр из чёрной смородины, а по случаю конфирмации угощали шестидесятиградусным самогоном. Но у нас ни папа, ни мама никогда не предлагали нам с Тильте и Баскером алкоголь. И понятно почему. Потому что всякий раз, когда взрослые вытаскивают пробку или откупоривают бутылку пива, они слышат внутри себя рёв бездны, и успокаивают себя тем, что звук этот производят дети. Так что отцовское предложение имеет глубокое значение. Мы наливаем пиво, смотрим друг на друга, поднимаем бокалы и пьём, и все мы понимаем, что участвуем в тайной вечере и священном таинстве, повторявшемся много раз, как обряд причастия в церкви Финне.

И тут я чувствую, что присутствует ещё один гость, какой-то человек сел позади меня. Он кажется совершенно реальным, и я оборачиваюсь, но там никого нет, и тут я понимаю, что это одиночество. Я сижу в окружении добрых друзей, у ног лежит Баскер. рядом Конни, и всё равно — я чувствую страшное одиночество.

Я не могу оставаться на кухне. Тихо встаю и выхожу. Очень медленно иду туда, где кончается город и начинается лес. Ночь черна, а небо бело от звёзд. Это более уже не то небо, о котором я писал в туристической брошюре, оно тоже изменилось. Появилось больше звёзд. Кажется, их так много, что только они и существуют. Как будто ночное небо перенесло вес с одной ноги на другую — и вот вместо тьмы сияют звёзды.

И тут я обнимаю одиночество, я впервые чувствую, что это девушка. И впервые в жизни перестаю утешать себя и отгонять от себя девушку-одиночество.

Я осознаю, что происходящего в настоящий момент я всегда больше всего и боялся. Я теряю всё и всех. Похожее чувство было у меня в квартире Конни на Тольбогаде, только сейчас это сильнее и совершенно реально. Ханса нет, Тильте нет и прабабушки нет. Скоро в нашем доме никого не останется. Мамы и папы тоже не будет.

Тут вы, наверное, скажете, что ведь будет Конни. Но мысль об этом сейчас не спасает. Потому что я чувствую: против того одиночества, которое сейчас пришло, даже любимая не может помочь.

Впервые в жизни я понимаю, что одиночество — это заключение в той комнате, которая и есть ты сам. Что ты сам — тюремная камера, и камера эта всегда будет отличаться от других, и поэтому в каком-то смысле всегда останется одиночной и никуда не денется из здания, потому что она часть его.

Не могу объяснить это лучше. Но это кажется непреодолимым.

Я иду рука об руку с этой непреодолимостью. Прижимаю её к себе, не стараюсь утешить себя, честное слово, так и есть. Я чувствую, как я люблю всех тех. кто остался позади меня в ночи: папу и маму, Тильте и Ханса, и Баскера, и Конни, и прабабушку, и Якоба, и Ашанти, и Рикарда, и Навуходоносор Флювию Пропеллу — все эти человеческие комнаты.

И тут случается вот что.

Чем-то это очень похоже на футбол. Когда к тебе приближается защита, то тебя легко загипнотизировать. Ты смотришь на противников, на препятствия. Не видишь проходов между ними, возможности прорваться вперёд.

Вот что я делаю. Вернее, это получается как-то само собой. Я переключаю внимание. С темноты ночи на свет звёзд. Я обманываю своё собственное сознание. Моё внимание направлено в одну сторону, на одиночество. Но теперь я обращаюсь в другую. От одиночества к тому, что вокруг него. От чувства замкнутости в самом себе, в тех печалях и радостях, которые есть часть Питера Финё и которые есть в жизни каждого человека, словно маленькие островки, парящие в безбрежном пространстве, теперь моё внимание направлено не на островки, а на вселенную, их окружающую.

И ничего больше. Это может сделать каждый. Я ничего не меняю. Не пытаюсь отогнать одиночество. Я просто отпускаю его.

Оно начинает удаляться. Нет, это она начинает удаляться, и вот её уже нет.

Остаётся лишь то, что в каком-то смысле я сам. Но можно сказать, что это просто очень глубокое счастье.

Я слышу шаги за спиной, это Конни. Она подходит ко мне вплотную.

— Все мы комнаты, — говорю я, — пока ты комната, ты заперт. Но существует путь, ведущий наружу, и дверь тут ни при чём, открытой двери не существует, надо просто увидеть просвет.

Она берёт мою голову в руки.

— Везёт же некоторым, у них умные и глубокие возлюбленные, — говорит она. — А всем нам. остальным, приходится довольствоваться тем, что есть.

Потом она целует меня. Оборачивается и идёт назад к дому.

Должен признать, я немного ошарашен. Всем вместе. Поэтому не двигаюсь с места. Бывают такие минуты, когда мужчине необходимо побыть одному.

Начался дождь, мелкий, моросящий дождь. Кажется, будто дождь послан нам в знак благодарности. Такого, конечно, не услышишь в прогнозе погоды. Во мне поднимается радость. Такая сильная, что её невозможно сдерживать. И неважно, что моя семья распадается. Неважно, что любимая девушка, когда я поделился с ней своей мудростью, просто поцеловала меня и обронила какое-то женское замечание, из тех, от которых мужчины могут лежать без сна и ворочаться в кровати до рассвета.

Я поднимаю руки к звёздному небу. И начинаю танцевать.

Это медленный танец. Не по тем правилам, которые преподают в танцевальной школе Ифигении Брунс, танец этот пришёл ко мне извне и требует полной концентрации. Наверное, поэтому я не сразу замечаю Кая Молестера.

Он стоит перед въездом в нашу усадьбу. Я замираю. Мы смотрим друг другу в глаза.

— Я танцую вальс Финё. — объясняю я. — танец, которым я выражаю огромную благодарность за то, что живу.

Можно многое, очень многое сказать о Кае Молестере Ландере. и многие так и делают, не исключая и меня. Но он хорошо известен своей способностью держать себя в руках в стрессовых ситуациях. Как сейчас. На его лице ничего не написано.

— Этот танец, — говорит он, — он одиночный или можно присоединиться?

Милосердие — это одно из тех слов, с которыми надо обращаться осторожно и использовать его лишь в тех случаях, когда ничто другое уже не годится. И тем не менее я считаю, что только это слово полностью соответствует такому устройству мира, где даже типы вроде Кая Молестера могут надеяться на то, что на каком-то жизненном перекрёстке их движение по наклонной плоскости будет прервано. И в конце приоткрывшегося на мгновение нового пути возникнут очертания хрупких, рискованных, но при этом и удивительных возможностей.

— Пожалуйста, — отвечаю я.

Он поднимает руки. Дождь усиливается. Очень медленно, под сияющим ночным небом Питер Финё и Кай Молестер Ландер танцуют вальс Финё.

Моя сердечная благодарность Лисбет Клаусен.

Я также признателен сотрудникам издательства «Росинант», и отдельно моему редактору Якобу Маллингу Ламберту за его чуткие и упрямые карандаш и скальпель.

— П. Хёг

УДК 82/89

ББК 84.4 Д

X 35

Peter Høeg Elefant passernes børn 2010

STATENS, KUNSTRAD

DANISH ARTS COUNCIL

Bogen har modtaget støtte

fra Statens Kunstrads Litteraturudvalg,

Danmark

Книга издана при поддержке

Литературного комитета

Государственного совета по искусству Дании

Published by agreement

with the Gyldendal Group Agency

Перевод с датского Елены Красновой

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© Peter Høeg & Rosinante/Rosinante & Со, Copenhagen 2010.

© Издательство «Симпозиум», 2012

© Е. Краснова, перевод, 2012

© А. Бондаренко, оформление, 2012

Хёг, Питер. Дети смотрителей слонов: Роман