Игорь Домарадский - Перевёртыш

• Название: Перевёртыш
• Автор: Игорь Домарадский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995

Никогда раньше я не писал ничего, кроме научных статей и книг. Поэтому прошу извинить меня за попытку поведать Вам о моих делах, подчас сугубо личных. Боюсь, что это может кому-то показаться странным, а кому-то скучным и неинтересным. Но, как когда-то сказал Лев Николаевич. Толстой, хотя и по другому поводу, "не могу молчать!". Я достиг такого возраста, когда возникла настоятельная потребность высказаться, разобраться в своих поступках и подвести некоторые итоги жизни. К этому, на мой взгляд, обязывает и недавнее прошлое, свидетелями которого большинство из нас было, а также сегодняшняя ситуация, за которую мы все в ответе.

Льщу себе надеждой, что исповедь человека, пережившего годы сталинских репрессий, войну и голод, кошмар разных лжеучений, "хрущевскую оттепель", годы застоя, "перестройку" и развал советской империи, явится стимулом для того, кто собирается написать на эту же тему, но только лучше.

---

С Забайкальем неразрывно связана деятельность замечательного человека И.С. Дудченко — основателя Читинской бактериологической лаборатории, официальное открытие которой состоялось 17 сентября 1913 года. Положением о лаборатории, утвержденным министром внутренних дел Максаковым, предусматривалось, что эта лаборатория имеет своей задачей разработку научных вопросов по чуме, холере и другим эпидемическим болезням и в то же время является центральным учреждением для производства бактериологических исследований Приморского края и Иркутского генерал-губернаторства. Жизнь И.С.Дудченко трагически оборвалась в ночь с 5 на 6 июня 1917 года. Во время подготовки к поездке в чумной очаг он и его 7 помощников были зверски убиты в здании баклаборатории (он из пистолета, а остальные задушены веревкой и все сброшены в подвал, затопленный водой).

На Дальнем Востоке природных очагов чумы нет, но в 1921 году чума была занесена в тогдашнюю Приморскую область и во Владивосток, как полагают, по Китайско — Восточной железной дороге из Забайкалья, вызвав гибель большого числа людей. Возможность новых заносов чумы не исключалась и в последующем, что вызывало необходимость сохранения там противочумных учреждений, выполнявших наблюдательные функции. Существование же подобных учреждений в Туве и на Горном Алтае обусловливалось наличием потенциальных природных очагов, а также возможностью заносов чумы грызунами из активных очагов Монголии.

Помимо чумы, Иркутский институт занимался туляремией, природные очаги которой разбросаны по всей Сибири, и бруцеллезом, представлявшим серьезную угрозу населению даже на Дальнем Востоке.

В середине 50-х годов Иркутский противочумный институт оказался в кризисной ситуации, поскольку прямой угрозы чумы на обслуживаемых им территориях в то время не было, а туляремией и бруцеллезом занимались также санэпидстанции. Поэтому в Москве стали вынашивать планы перепрофилирования института. Однако дело кончилось тем, что на противочумную систему вообще и на Иркутский институт в частности возложили методическое руководство недавно созданными отделами особо опасных инфекций при республиканских, краевых и областных санэпидстанциях. Кроме того, Иркутский институт сделали головным по лепре (в Иркутске был лепрозорий; лепра была и в Якутии), но эту функцию он выполнял относительно недолго; она отпала незаметно сама собой.

Иркутский институт был традиционно силен в области изучения природно очаговых заболеваний и располагал большим штатом прекрасных паразитологов и зоологов во главе с такими яркими личностями, как И. Ф. Жовтый и потомственный сибиряк Н. В. Некипелов. Что же касается различных аспектов современной микробиологии, то в этом отношении институт был намного слабее других противочумных институтов.

Все сказанное привело к тому, что к моменту моего перевода в Иркутск, в институте начались разброд и склоки. К тому же я был единственным доктором в институте. Поэтому большая часть сотрудников встретила меня хорошо, пообещав всяческую помощь и поддержку в наведении порядка. Кроме того, многие ожидали от меня новых веяний и оживления научной работы. И с жаром молодости, да еще подгоняемый честолюбием я с головой окунулся в дела.

Поскольку основной функцией института было поддержание противоэпидемического благополучия на огромных просторах страны, первой задачей, которую надо было решить, это найти эпидемиолога широкого профиля для заведования эпидотделом. После серии проб и ошибок, мне повезло и в институте появился В. А. Краминский, бывший до того начальником СЭО Дальневосточного военного округа. Создался мощный треугольник из моего заместителя И. Ф. Жовтого — паразитолога, Н. В. Некипелова — зоолога и В. А. Краминского, с которыми я мог не бояться нового для меня направления работы. И надо сказать, что они ни разу меня не подвели! Этот треугольник подпирали великолепные специалисты по туляремии (М. И. Анциферов) и бруцеллезу (А. Ф. Пинигин), а также Л. А. Тимофеева, заведовавшая микробиологической лабораторией.

Сразу же началось знакомство с нашей "периферией", доставлявшее мне огромное удовольствие. Я объездил Сибирь и Дальний Восток, причем побывал в таких местах, куда раньше не мечтал даже попасть. Но это были не увеселительные прогулки, а трудные, насыщенные встречами и деловыми разговорами поездки. Чтобы к этому не возвращаться, скажу, что результатом этих поездок стало выявление природных очагов чумы в Туве и на Горном Алтае, возможность наличия которых до того многие ставили под сомнение.

Но поездки не ограничивались лишь Сибирью и Дальним Востоком. Буквально через пару месяцев после перевода в Иркутск, я попал в Китай, причем не обычным путем, а через Урумчи (Синьцзянь). Вместе с Б. К. Фенюком (Саратов) и В. С. Петровым (Алма-Ата) мы объехали все основные природные очаги чумы Китая, вплоть до "крысиных" очагов на юге страны. Во многих городах Китая мы выступали с докладами и лекциями, на которых всегда присутствовало очень большое число слушателей (часть материалов была опубликована на китайском языке).

Эта поездка имела огромное значение, так как до того, о том, что делается по нашей линии в Китае, мы знали только понаслышке. Но, конечно, наибольшую пользу из неё извлекли мои коллеги, поскольку в области эпизоотологии я был тогда еще неофитом. Тем не менее, она многому научила и меня и оставила неизгладимое впечатление. Ведь мы увидели заоблачные высоты Наньшаня и озеро Кукунор, Джунгарскую пустыню, реки Янцзы и Хуанхэ, бескрайние рисовые поля и плантации сахарного тростника, мандариновые рощи и огромные города; посчастливилось увидеть также Ханчжоу ("на небе — рай, а на земле — Ханчжоу") и побывать на Великой китайской стене! Я не говорю уже о том, что это была моя первая заграничная поездка.

Помимо Китая, мне дважды довелось побывать в Монголии, противочумной службе которой наш институт оказывал постоянную методическую помощь. Особенно запомнилась вторая поездка, связанная с подозрением на легочную чуму в Улан-Баторе. В связи с этим я был вызван на прием к Молотову, бывшему тогда послом в Монголии. Его интересовала ситуация по чуме в этой стране и мне пришлось прочитать ему небольшую лекцию. Но главное было другое. Мне с моими товарищами представилась уникальная возможность познакомиться с рядом очагов чумы в Монголии. Сначала мы полетели в Баян-Хангор, а затем на автомобиле через Гоби-Алтай добрались до границы с Горным Алтаем.

Первая же поездка не обошлась без приключения. В Иркутске допустили какую-то ошибку с документами, в результате чего меня задержали в Кяхте как лицо, "пытавшееся незаконно пересечь границу" и вернули назад. Пришлось до Улан-Батора добираться самолетом. Как память о тех поездках у меня сохранилась деревянная, отделанная серебром пиала для кумыса, которую мне преподнесла Министр здравоохранения Монголии.

Другим направлением в моей работе в Иркутске стала организация новых лабораторий в частности биохимической и патофизиологической, а в качестве главного направления собственных исследований я выбрал изучение механизма действия чумного токсина. Итогом их явилась моя первая монография "Очерки патогенеза чумы", увидевшая свет уже после отъезда из Иркутска, а также два обзора, по крайней мере один из которых не утратил значения до сегодняшнего дня. С тех пор я многократно обращался к проблеме токсинов, только теперь она рассматривалась уже с общебиологических позиций и получила развитие в работах других авторов. В результате уже многие согласны, что у возбудителей многих инфекций, обитающих в окружающей среде, функции токсинов связаны с защитой их продуцентов от хищничества и антагонистического действия других микроорганизмов.

Помимо механизма развития (патогенеза) чумы мое внимание привлекли вопросы перекрёстного иммунитета, изучение которых послужили толчком к написанию пока единственной, во всяком случае в нашей стране, монографии "Проблемы перекрестного иммунитета" (М.,1973) и одноименной большой статьи, опубликованной в 1993 году. Как и прежде, я продолжаю считать, что этому направлению в борьбе с инфекционными заболеваниями принадлежит большое будущее, так как в ряде случаев без использования возможностей перекрестной иммунизации обойтись нельзя. Напомню, что её основы были заложены еще в конце XVIII века английским врачём Э. Дженнером, предложившим прививать против оспы человека вирус коровьей оспы.

С появлением В. А. Краминского институт начал заниматься также вирусологией, что другим противочумным учреждениям, кроме Ставропольского противочумного института, было не свойственно.

Еще одним нововведением стало производство холерного эндотоксина, которое из-за огромного количества необходимого для этого спирта привлекло внимание всей обслуги института! Люди не брезговали даже отработанным спиртом, из-за чего его стали сливать в емкости, зарытые в землю.