Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что

• Название: Несмотря ни на что
• Автор: Оливия Уэдсли
• Издательство: Харьков: Изд.-комм. фирма «Гриф»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995

Бестселлер известной английской писательницы о всепоглощающем пламени любви, о человеческих страстях и невероятных жизненных ситуациях.

---

Да, есть третий выход.

Вечером Джон провожал ее в «Красное», и по дороге они присели отдохнуть на низеньком плетне, отделявшем луг от дороги.

— Давайте изобразим Рубена и Кэт, возвращающихся в воскресный день из церкви! — шаловливо предложил Джон.

Он сыграл свою роль с большой экспрессией и в заключение сказал, подражая акценту Рубена:

— А в будущее воскресенье будут развеваться все флаги, душенька моя!

Виола скользнула с плетня прямо к нему в объятия и сказала подавленно, пряча лицо у него на груди:

— Люби меня, люби, я не могу жить без тебя, Джон.

— Но ты же знаешь, что я тебя обожаю, — возразил он, глубоко тронутый ее порывом. — Скажи, наконец, когда мы поженимся.

— Приходи завтра в наш сад в этот час, и я тебе скажу. — Слова с трудом срывались с губ Виолы. — Я все капризничала, была жестока, завтра это все кончится, исполнится твое горячее желание. Только целуй, целуй меня теперь, пока я не забуду все на свете, пока не исчезнет из глаз небо, не потухнут звезды. Целуй меня так, чтобы твоя душа в поцелуях перешла в меня и у меня стало две души. Любовь моя, радость моя единственная, я хочу тебя, я обожаю тебя. Да, да, крепче обнимай, слушай, как бьется это сердце только для тебя. Держи меня крепче, еще крепче! Я — твоя, твоя и ты можешь делать со мной, что хочешь.

Глава XVI

Солнце ушло из окруженного стенами сада так неохотно и медленно, как уходят от любимой. Тени, крадучись, скользнули прежде всего в узкий проход между тисами, потом легли на лилии, на пышные шпажники, скрывая белизну одних и бледный багрянец других. Вот достигли они и поросших травой ступенек и обняли со всех сторон солнечные часы.

Сад был тих и темен, когда Виола пришла сюда.

Она знала, что придет слишком рано, но ей этого и хотелось. Медленно прошла она к солнечным часам и прислонилась к камню. Джон часто шутил насчет роли этих часов в их романе: ведь они с Виолой здесь именно обрели друг друга, и здесь с тех пор любили друг друга радостно, бездумно, спокойно и счастливо.

Джон даже вырезал переплетенные инициалы, свои и Виолы, на покрытом пятнами старом камне. Виола нащупала их рукой. Да, они тесно переплелись друг с другом; так, как должны переплетаться жизни двух любовников.

Она сегодня оделась более тщательно, хотя в темноте Джон все равно не увидит ее платье. На ней были и те жемчуга, что нравились ему. Единственное кольцо на пальце было его подарком.

Джон вошел в сад и окликнул ее. Он кинулся к ней так, как кидается истомленный жаждой, прошедший пустыню странник к засверкавшему впереди роднику. Осыпал ее торопливыми, жадными вопросами и среди этих вопросов повторял все снова и снова:

— День казался вечностью без тебя. Теперь — хорошо.

Они уселись на ступеньках — Джон все еще обнимал ее и положил голову к ней на плечо.

— Ты не будешь курить? — спросила она, пытаясь скрыть волнение.

— Сейчас? Нет, спасибо, дорогая. Я тебя не видел целую вечность. И сегодня мне ведь предстоит услышать великую тайну! Горю нетерпением! Ты скажешь, наконец, когда мы обвенчаемся. Я не буду спокоен, пока ты не станешь моей по-настоящему. Да, да, кольцо, запись в книгах, свечи и все прочее — вот что мне нужно.

Он улыбался, но тон его был серьезен.

— Итак? — он сжал пальцы Виолы и придвинул лицо к ее лицу. — Что, разве это так страшно? — шепнул он. — Ты и теперь все еще боишься — ах ты, Фома неверующий!

Виола была не в силах отвечать. Она только протянула губы в темноте, и в ответ на эту безмолвную просьбу Джон поцеловал их.

— А теперь отвечай, — сказал он, все еще не отодвигаясь. — Скажи же, любимая.

Виола готовилась к этому объяснению, переживала трудную борьбу с собой и пришла с твердым решением. Но снова, под влиянием близости Джона, его поцелуев, бережной нежности его объятий, мужество ее ослабело. Снова поднялись сомнения: надо ли? Сердце вопило «нет!» Воля с горькой отчетливостью твердила «надо!»

Она с силой отстранила Джона.

— Мне надо сказать тебе одну вещь, — в голосе ее звучало что-то металлическое.

Джон застыл неподвижно. В этой неподвижности была бессознательная угроза.

— Да?

— Ты, может быть, после этого будешь ненавидеть меня, презирать… я колебалась все время…

Голос оборвался. Слышно было, как она тяжело дышала.

Но Джон сделал резкое движение, и Виола поборола слабость.

— Я… видишь ли… когда ты в первый раз сказал, что любишь меня…

Он до боли стиснул ее руку у кисти.

— Да не томи ты, ради Бога, говори же! Ты не любишь — в этом ты хотела признаться?

По тому, как дрожала его рука, Виола поняла, что делалось в душе Джона. Весь ее страх растаял в нежности.

— Родной ты мой, я так тебя люблю, что умереть ради тебя рада. Жаль, что этим не поможешь делу. Я скажу тебе сейчас, в чем дело. Скажу в двух словах. Мой муж жив, и я… я не могу выйти за тебя замуж.

Она вскрикнула, потому что Джон внезапно отбросил ее прочь, потом снова схватил за плечи.

— Повтори, — пробормотал он, еле ворочая языком.

— Не хочу, — смело возразила Виола. — Я скажу другое, что давно лежит у меня на душе. Вот оно, слушай: я буду для тебя всем, чем ты захочешь, между нами не будет барьера, если только ты сам не воздвигнешь его. Я буду любить тебя ради любви, не обращая внимания ни на кого и ни на что, жить, где ты захочешь и как захочешь. Что ты ответишь на это?

Джон не снимал рук с ее плеч, но молчал. Не отрываясь смотрел ей в лицо.

— Джон!

При этом крике он выпустил ее, упал на колени и спрятал лицо в ее платье.

— Не могу… ты не понимаешь… отчего ты не сказала мне раньше? Так из-за этого ты убежала, а не из-за того, как ты говорила, что боялась за мое счастье? А теперь ты предлагаешь этот невозможный выход… — Он вдруг оттолкнул Виолу. — Что ты делаешь с моей жизнью? Что ты сделала?

Она не шевелилась. Промолвила устало:

— Любила тебя — только. И оттого пыталась уйти. Я… я тогда не знала того, что тебе сказала только что. Право. Я узнала недавно. Что я сделала с тобой? Принесла тебе то, чего ты, по твоим словам, хотел — любовь мою. Вот снова предлагаю ее тебе — на каких тебе будет угодно условиях.

— Перестань, — сказал он хрипло.

— Зачем бояться слов, Джон? Мы решаем вопрос о жизни и твоей, и моей, — так надо договорить до конца. Может быть, я в заблуждении переоценила и себя, и то, что могу дать. В таком случае остается одно.

Она поднялась и сошла со ступенек.

Так он даст ей уйти, он отверг ее в самый тяжкий час ее жизни! Она думала, что взывает к любви, а встретила пародию на нее, осуждение, пренебрежение.

Она не оглянулась, шла вперед, не замечая, темно ли, светло ли, полная лишь своим унижением и горем, сливавшимися в какую-то почти физическую нестерпимую боль. В эти мгновения пронеслись перед нею все дни и ночи терзаний, нерешимости, жгучего стыда, дурных предчувствий, сознания трудности изгнания из общества. И победила любовь, победило горячее желание сделать счастливым этого мальчика. Даже еще теперь душа ее взывала к нему. И, словно услышав этот призыв, Джон догнал ее и остановил.

— Куда ты? Зачем?

Она не хотела говорить из гордости, чтобы Джон не заметил, что ее душат слезы. Попыталась вырвать руку.

Но, словно считая ее жест безмолвным ответом и не желая этот ответ принимать, он в отчаянии привлек ее ближе.

— Ты подумала, что я хотел, чтобы ты ушла? Боже мой, разве я не должен хотеть этого? Разве не должен так чувствовать каждый порядочный человек? А я вот не могу. Слышишь, не могу! С того первого вечера я только и жил ожиданием. Ты все как-то ускользала от меня, и я утешал себя: в один прекрасный день мы станем мужем и женой — и тогда она будет моей навсегда… А теперь мы не может пожениться…

Он замолчал и, откинув волосы Виолы со лба, поцеловал ее лоб, мокрые глаза — так, словно целовал в последний раз. Виоле казалось, что сердце у нее сейчас разорвется. Она шаталась, как бы оглушенная его громким биением.

Джон не давал ей сказать ни слова и только удерживал ее. Они прильнули друг к другу, словно ожидая здесь в темноте нападения неведомого врага. Никогда еще близость ее так не опьяняла Джона. В душе его происходила борьба того, что он считал своим долгом, — и желания. Он привык думать о Виоле, как о женщине, которая будет ему принадлежать. Думал об этом с застенчивой страстностью, с пугающей напряженностью любви. Миг, когда последнее сопротивление Виолы исчезнет, представлялся ему таинством, последним пределом глубокой и чудесной близости с любимым и любящим существом. И у них с Виолой было так много общих интересов, каждый, самый мелкий, приобретал особую значительность, потому что был общим. Будущее представлялось Джону таким ясным и счастливым движением к намеченной цели… А теперь цель исчезла и жизнь опустела.

В ветвях тиса вдруг залился соловей. Что это носилось в воздухе — дыхание цветов или любви? Казалось, все часы радости, прожитые здесь, в этом саду, тихонько прокрались сюда опять, изнемогая под тяжестью любви.