Баха Тахер - Любовь в изгнании / Комитет

• Название: Любовь в изгнании / Комитет
• Автор: Баха Тахер
• Издательство: Центр книги ВГБИЛ им. М. И. Рудомино (Институт востоковедения РАИ)
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7380-0272-4, 978-5-8928-2411-8

Эта книга познакомит читателя с произведениями двух современных египетских писателей, принадлежащих к поколению шестидесятых годов XX века, так называемому поколению «новой волны» в египетской литературе: романом «Любовь в изгнании» Баха Тахира и повестью «Комитет» Саналлаха Ибрагима. Если авторы принадлежат к числу самых известных в настоящее время в Египте прозаиков, то переводчики — известные российские арабисты, имеющие большой опыт перевода арабской литературы.

---

— Пусть продлится этот день. Я не гонюсь за несбыточными мечтами. Пусть только продлится этот день. Это все, чего я желаю.

Вдруг меня пронзила мысль. Я отпустил ее руку и воскликнул:

— Бриджит, ты…?

— Нет.

— Я еще ни о чем тебя не спросил.

Она медленно покачала головой:

— Я знаю, о чем ты хочешь спросить, друг мой. Нет, я не беременна. Я ничего не сделаю за твоей спиной, если ты этого боишься.

Я замолчал и отвернулся к окну. Водяная пыль, затуманившая стекло, не позволяла ясно видеть реку и гору. В кафе было темно, как после захода солнца. Когда я вновь взглянул на Бриджит, она сидела склонив голову, и лицо, обрамленное прядями волос, тоже казалось затуманенным.

Сумрак и безмолвие. Мгновенная вспышка, и все погасло. Я не стал ничего ни объяснять, ни доказывать. И все попытки, и мои и ее, развеять уныние, охватившее нас после того, как она ответила на мой невысказанный вопрос, ни к чему не привели. Мы о чем-то говорили, стараясь забыть о ребенке, родившемся на мгновение, любившем деревья и умершем, едва лишь о нем спросили. Но мы знали, что он тут, в ее и в моих мыслях. Эго мучало ее, потому что она его любила, и мучало меня, потому что я похоронил его до рождения.

Мы сидели недолго. Я предложил ей поехать ко мне, но она отказалась, сославшись на головную боль. Попросила подвезти ее до дома, а выйдя из машины, сказала:

— Я позвоню тебе насчет встречи вечером.

Я тоже чувствовал себя разбитым. Внизу забрал свою почту, поднявшись в квартиру, бросил ее на письменный стол, бормоча:

— Пусть так, Бриджит. Пусть так, Элен. Пусть будет что будет!

Я до такой степени устал, что мне было все равно.

Отложил телефонный разговор с Халидом и Ханади. Был не готов к нему. Еще не освободился от мыслей об этом неродившемся ребенке, чтобы общаться со своими взрослыми детьми. Бродил по комнате, бессмысленно перекладывая вещи с места на место. Передвигал стулья, переставлял книги на полках — то по размеру, то по тематике. На одной из полок нашел фотографию Абд ан-Насера с треснутым стеклом — она тогда упала на пол вместе со мной. Трещина проходила по его рту и искажала улыбку, лицо выглядело грустным. Я, в который раз, подумал, что надо вставить фотографию в новую рамку. Стал посреди комнаты, поглядел налево и направо — делать больше было нечего! И вообще, делать было нечего. Я сдался. Уселся к письменному столу и начал разбирать почту.

Нашел несколько номеров моей каирской газеты, просмотрел заголовки и отложил в сторону, оставив лишь номер за четверг. Развернул его на восьмой странице, где Манар печатает свою еженедельную статью. Статьи не было. Ее место занимала статья на религиозную тему «Между шариатом и историей». Положил номер поверх других и стал набирать на телефонном диске код Каира. Рассеянно взглянул на фотографию автора религиозной статьи. Это была женщина, снятая в полупрофиль. Головной платок закрывал волосы, оставляя открытым только лицо. Продолжая автоматически набирать номер, я подумал, что знаю эту женщину, ее лицо мне знакомо.

Положил трубку и схватил газету.

Да! Конечно же, это Манар! Это женская страница и на ней имя Манар! А под напечатанным крупными буквами заголовком «Между шариатом и историей» подзаголовок мелким шрифтом: «Что произошло с правами женщины?» Я пробежал глазами по строчкам, поняв, уже по названию статьи, ее главную мысль: шариат обеспечил женщине ее материальные и моральные права, но мужчины в ходе истории все больше урезали их. В статье приводилось множество свидетельств и цитат из религиозных источников. Написана она была не в обычном стиле Манар. Выпады против мужчин заметно смягчились. В прошлых статьях она палила по ним фразами типа «историческое засилье мужчин», «адвокаты невежества и лжи», «те, кто сворачивает шеи законам» и тому подобное. На этот раз самое сильное из высказанных обвинений сводилось к тому, что если бы мужчины поняли шариат должным образом, то равноправие женщин давно стало бы реальностью, потому что шариат предусматривает для женщин права, равные их обязанностям. А если мужчины обладают дополнительными правами, то потому, что на них возлагаются и дополнительные обязанности.

Я положил газету перед собой и принялся разглядывать фотографию.

Еще на прошлой неделе на женской странице красовалась обычная фотография Манар десятилетней давности: улыбающееся лицо в ореоле черных, разделенных пробором и спадающих на плечи волос. На новой фотографии лицо было серьезным, а взгляд устремлен вдаль. Я вспомнил прозвище, которое дали Манар в редакции сразу же, как она пришла туда на работу. Посмеиваясь над ее энтузиазмом, ее прозвали «Манар Шафик» — по имени Дарийи Шафик, основательницы женской партии, распущенной после революции Абд ан-Насером. Вспомнил и наши споры с ней, в которых она отстаивала свое право выбирать любую работу по своему вкусу, одеваться так, как ей нравится, и делать все то же, что делаю я. В те времена она не признавала разницы между мужчинами и женщинами.

А теперь? Что ты на это скажешь?

А что делал бы ты сам, если бы, как она, тридцать лет подряд твердил: надо освободить женщину, надо освободить женщину, и вдруг выяснилось бы, что женщина не хочет освобождаться? Что бы ты делал в таком случае? Как говорится, если ты не можешь их одолеть, то присоединяйся к ним!

Но есть и более простой ответ: Манар встала на путь добродетели, а ты погряз в пороке!

Очень просто!

Я потянулся к телефонной трубке и стал вновь набирать номер, но опять положил ее на рычажок. А как же с Халидом? Тоже очень простое объяснение? Сын порочного праведник?

Посмотрим в лицо правде. Порой я стыжусь самого себя, потому что он так молод и так чист, а я, старик, цепляюсь за последние радости жизни. Я хорошо помню, что говорил Ибрахим об обстоятельствах, которые нас формируют. В силу каких же обстоятельств наше поколение не стыдилось жить? Почему мы сознавали себя людьми во плоти и крови — ошибающимися и попадающими в цель, бунтующими и раскаивающимися, надеющимися на милость Аллаха и верящими в то, что раскаяние не будет отвергнуто? И почему Халид желает быть ангелом, чистота которого не запятнана даже партией в шахматы? Если он будет и дальше жить, как начал, он не узнает того смятения, которое пережили мы, ему не придется переоценивать свое прошлое, как это пытается сейчас делать Манар на свой манер и как пытаюсь я на свой. В жизни его не будет борьбы, а в душе — раскола. Все будет просто и ясно. Но что-то во мне твердит, что это невозможно, Халид! Еще не случалось такого, чтобы у людей отрастали крылья ангелов. Если бы ты был здесь, со мной, мы поговорили бы, как раньше, по-дружески. Я постарался бы объяснить тебе все про себя и выслушал бы твое мнение. Но хватит! Не упивайся самоуничижением!

Я свернул газету с фотографией Манар и принялся набирать номер. После нескольких попыток услышал в трубке голос Халида:

— Ас-салам алейком.

— Ва алейком ас-салам, Халид. А где же Ханади? Почему не она взяла трубку первой, как обычно?

— Она тут, рядом со мной, сейчас поговорит с тобой. Она злится, — в трубке раздался смешок.

— Злится на меня?

— Нет, на меня.

— Чем ты ее обидел, Халид?.. Все из-за телевизора?

— Нет, по телевизору она смотрит то, что хочет. Дело в том… — голос его немного отдалился, — подожди, Ханади, не вырывай трубку.

Но в трубке уже звучал плачущий голос Ханади:

— Послушай, папа, скажи Халиду, чтобы он ко мне не приставал, или я убегу из дома!

— Упаси господь! Так сразу и убежишь? В чем дело?

— Он каждый день ко мне придирается и выдумывает всякие истории! Запретил мне ходить в клуб. Даже мама сказала, чтобы он оставил меня в покое, но он ее не слушает, не хочет, чтобы я выходила из дома…

В трубке раздались рыдания.

— Успокойся, Ханади. Успокойся и дай мне Халида. Ходи себе в клуб, если тебе хочется, только не плачь. Не расстраивай папу, дорогая, прошу тебя…

Но она все рыдала и говорила:

— Скажи ему, папа, скажи…

— Хорошо, дай Халида.

Спокойный голос Халида произнес:

— Ас-салам алейком.

— Мы уже здоровались, Халид! Чего ты хочешь от сестры?

— Видишь ли, папа, в клубе всякие развлечения и много испорченной молодежи, поэтому я…

— Везде есть люди хорошие и люди испорченные. Пусть она сама научится разбираться в них и сохранять себя.

Голос Халида стал жестким:

— Если я, мужчина, перестал ходить в клуб, то почему она должна ходить? Ты балуешь ее, как и мама. Стоит ей пустить слезу, как ты все ей позволяешь. Ханади уже не маленькая. А я здесь отвечаю за нее!

— Ты поднимаешь на меня голос, Халид? Ты за нее отвечаешь? Я еще не умер, сын мой!

— Что ты, папа?! Я совсем не то имел в виду, я…

Я тоже поднял голос:

— Я не желаю знать, что ты имел в виду! Я сказал, не цепляйся к ней, оставь ее в покое! Понял? Я никогда в жизни не навязывал тебе своего мнения, не говорил, поступай так или не делай того-то. Я предоставил тебе возможность думать самостоятельно и вести себя, как ты сам считаешь нужным. Так?