Баха Тахер - Любовь в изгнании / Комитет

• Название: Любовь в изгнании / Комитет
• Автор: Баха Тахер
• Издательство: Центр книги ВГБИЛ им. М. И. Рудомино (Институт востоковедения РАИ)
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7380-0272-4, 978-5-8928-2411-8

Эта книга познакомит читателя с произведениями двух современных египетских писателей, принадлежащих к поколению шестидесятых годов XX века, так называемому поколению «новой волны» в египетской литературе: романом «Любовь в изгнании» Баха Тахира и повестью «Комитет» Саналлаха Ибрагима. Если авторы принадлежат к числу самых известных в настоящее время в Египте прозаиков, то переводчики — известные российские арабисты, имеющие большой опыт перевода арабской литературы.

---

Не плачь!.. Главное, не плачь! Ни к чему этот срывающийся голос. И что толку от указа Президента Республики о национализации компании Суэцкого канала? И незачем создавать великое государство, которое защищает и угрожает, охраняет и разделяет. Ни к чему весь этот звон в ушах. Я его не переношу!

Что это за осколки стекла, разлетающиеся по полу?

Откуда этот грохот?

Кто кричит?

И что падает?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Нежная ночь. Склонившиеся деревья сада

И было то, что было.

Потом пришли тишина и покой. Потом черный кот гонялся за мышью, а мышь украла сыр. Кот подложил в сыр бомбу чтобы взорвать мышь, а мышь бросила сыр в кота. Сыр взорвался, и кот упал вверх лапами. Но у него только обгорели шерсть и хвост, он тут же снова стал прежним котом и погнался за мышью.

Потом пришел толстый клоун и стал бить худого клоуна, или наоборот, а после них появился Чарли и сказал, что завтра взойдет солнце, будут петь птицы и расцветут цветы. Проголодавшись, он начал есть свои ботинки. Я улыбнулся Чарли, а когда глаза мои устали, включил радио рядом с постелью, и из него полилась нежная музыка: спи, спи, спи. И я уснул.

Днем я немного ходил, даже выходил в холл смотреть телевизор, наблюдал за своими соседями по палате, а они — за мной. Мы обменивались улыбками и разговаривали. Телевизор в холле показывал то же, что и маленький аппарат, укрепленный над моей кроватью — никаких новостей или информационных программ, никакой связи с реальным миром, одни мультики и реклама лекарств и зубных паст. На экране сменяли одна другую молодые красотки, демонстрируя свои белые зубы и широкие улыбки. Это было отделение сердечно-сосудистых болезней. Мы часами сидели в холле в халатах, надетых поверх больничных белых рубах, и сонными глазами следили за приключениями Микки Мауса, дятла Вуди, ленивой собаки Гуффи, Лориеля и Харди. И все время смеялись. Пока, наконец, в шесть или семь часов к каждому из нас не подходила медсестра с успокоительными таблетками и стаканом воды и с успокоительной улыбкой на устах. После этого мы расходились по своим палатами и впадали в сладкий сон, чтобы, проснувшись утром, вновь увидеть кота, гоняющегося за мышью.

Доктор сказал мне, что я счастливчик и, что, если бы Бернар не доставил меня в срочном порядке в больницу, несколько минут спустя меня бы не стало. Потому что у меня был еще и тромб в одной из вен, который двигался к сердцу. Доктор разъяснил, что мне следует беречь себя — не волноваться, соблюдать умеренность в еде и питье, забыть о сигаретах. Когда я сказал, что уже давно бросил курить, он улыбнулся, смягчая улыбкой упрек, прозвучавший в его словах: «Но вы расплачиваетесь за прошлые годы!» Врач был Молод. Говорили, что он очень талантлив. Он никак меня не ободрял, не старался вселить надежду. Зато не скупился на транквилизаторы. Засыпать я стал быстрее и спал дольше. Черные мысли ушли, а с ними и всякие мысли вообще.

Бернар обычно навещал меня по пути в детский сад, куда он отвозил своего вьетнамского сына Жан-Батиста, малыша лет четырех-пяти. У него был круглый ротик и черные умные глазки, но он всегда крепко держал Бернара за полу и отказывался разговаривать с посторонними. По опыту я знал, что настойчивостью невозможно разговорить застенчивого ребенка, и не приставал к нему, надеясь, что со временем он ко мне привыкнет. Ограничивался тем, что каждый раз угощал его шоколадной конфеткой из коробки, принесенной египтянином Юсуфом в первый его визит ко мне. Я беседовал с Бернаром, благодарил его за спасение моей жизни. Бернар смеялся, утверждая, что на самом деле он спас самого себя, потому что, если бы со мной что-то случилось после той встречи с Марианной, он чувствовал бы себя безнадежно виноватым. Он тогда позвонил мне по телефону и не разобрал, что я ему говорю, но услышал крик и стук падения трубки на пол. Тут он понял, что случилось неладное. Эту историю я рассказывал в присутствии Бернара своим соседям по палате, повторяя, что обязан ему жизнью. Бернар мягко напоминал мне, что все это я рассказывал уже не раз, и утверждал, что он непременно должен попробовать эти таблетки, которые отшибают память и делают человека преувеличенно вежливым. Вместе с тем Бернар категорически отказывался принести мне хоть одну газету или сообщить о том, что происходит в Ливане. Врач дал всем посетителям строгие указания не волновать пациентов. А я был слишком слаб, чтобы настаивать на своей просьбе. Я просто слушал его, а он старался не затрагивать никаких серьезных тем и поэтому чаще всего говорил о Жан-Батисте — о всяких происшествиях с ним и о том, как он мучает его своими отказами вовремя ложиться в постель.

Однажды, — рассказал Бернар, — он пригрозил малышу наказать его, если тот не ляжет. Жан-Батист ответил, что не боится наказания, потому что может превратиться в птичку и улететь. Бернар призвал меня в свидетели того, что каждый человек, который засыпает в положенное время, просыпается утром бодрым и веселым. Я подтвердил его слова и добавил, специально для Жан-Батиста:

— Не только люди, но и все птички, кошки и собаки тоже должны ложиться спать вовремя.

К моему удивлению, мальчик, смело глядя мне в глаза своими черными глазенками, спросил:

— А рыбка тоже ложится спать вовремя?

— Конечно.

— А где она спит?

— У нее маленький домик под водой, в нем она и спит.

Жан-Батист насмешливо скривил губы:

— А желтая рыбка, которая плавает в нашем бассейне?

Я взглянул на Бернара, ища у него помощи. Бернар, уже теряя терпение, со смехом сказал:

— Она не спит. А если ты не будешь спать, то утром превратишься в маленькую желтую рыбку. Понял?

Только такие разговоры мне и были разрешены. Даже от Юсуфа, приходившего ко мне почти каждый день, я не мог добиться ни слова о том, что происходит в мире.

Первый раз он пришел вместе с женой. Она, едва войдя в палату, ухватилась обеими руками за мою руку и заговорила со мной, как с ребенком:

— Бедненький мой, вы же так следили за своим здоровьем! Пили только кофе без кофеина!

Юсуф смущенно одернул жену:

— Хватит, Элен, он в порядке.

Она взглянула на мужа так, словно это он сказал что-то неуместное, и воскликнула:

— Ну конечно же, он в порядке. Небольшое недомогание, ему нужно только немного отдохнуть, — и тут же зашептала мне, словно открывая тайну: — медсестры говорят, что вам уже намного, на-мно-го, лучше. Скоро совсем встанем на ноги и… домой. Не правда ли?

Муж одернул ее более решительно:

— Хватит, Элен!

После этого он стал приходить один и разговаривал со мной, как Бернар и как Микки Маус и Чарли Чаплин, о вещах смешных и несущественных. Излюбленными темами его рассказов были всякие случаи, приключившиеся с ним в первое время его пребывания в стране. Например, как он искал место для ночлега. Он приехал летом, поэтому особых проблем не возникало — устраивался на лавках, в городских садах, подальше от глаз полиции. Трудности начались с наступлением зимы. Сначала ему везло: он нашел в одном спокойном доме подвал, который жильцы использовали как склад. Там стояла старая кровать. Он пробирался туда поздним вечером и спал до утра. Но однажды ночью какой-то жилец обнаружил его, принял за вора и собирался уже вызвать полицию, однако Юсуф успел убежать. Ту ночь он провел съежившись в телефонной будке. Будку со всех сторон продувало, и к утру он закоченел так, что не мог разогнуть ноги. От погибели его спас один уже опытный египтянин, с котором он познакомился в городском саду. У Юсуфа не было ни работы, ни вида на жительство, кончились все деньги, и он уже подумывал о возращении в Египет, решив, что там, даже в тюрьме, ему будет легче, чем здесь. Но Маамун, который в Египте был рабочим, а здесь безработным, научил его, где есть и где спать. Сначала он привел его в благотворительную организацию, которая кормила бедняков бесплатным обедом и снабжала небольшой суммой денег, достаточной, чтобы поужинать, а вечером пригласил в свою личную опочивальню: они проникли в железнодорожные ангары, где стояли отцепленные закрытые вагоны. У Маамуна был свой ключ, с помощью которого он открыл спальный вагон первого класса с мягкими диванами и теплыми одеялами. Чтобы беспрепятственно пользоваться этой роскошью, требовалось одно — просыпаться до зари и покидать вагон до прихода рабочих. В этом вагоне Юсуф провел немало счастливых ночей. Но однажды утром, засидевшись накануне допоздна за выпивкой и разговорами, они проспали и, продрав глаза, обнаружили, что вагон движется на полной скорости в неизвестном направлении. Им пришлось перебираться из вагона в вагон, скрываясь от контролера, и удалось сойти незамеченными на первой же остановке. Но люди на перроне говорили на каком-то непонятном языке, и друзья долго слонялись в растерянности, пока не наткнулись на человека, похожего на араба, и не спросили его, где они находятся? Человек поначалу рассердился, решив, что над ним издеваются, но когда ему разъяснили в чем дело, сказал, что они, да будет им это известно, находятся в Милане. После того, как человек отошел, Маамун недоуменно спросил: