Тадеуш Доленга-Мостович - Счастье Анны

• Название: Счастье Анны
• Автор: Тадеуш Доленга-Мостович
• Издательство: Книжный дом
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-489-948-0.

Популярный польский писатель Тадеуш Доленга-Мостович хорошо известен мелодраматическим романом «Знахарь» и его одноименной киноверсией. Роман «Счастье Анны» впервые публикуется на русском языке и будет не менее любим отечественным читателем. Это яркое повествование о трудной любви и удивительной судьбе молодой красавицы Анны.

---

— Вы несправедливы, — произнесла она тихо, — не все женщины работают на пудру. Тысячи из них без работы не имели бы куска хлеба.

— Имели бы, уверяю вас, что имели бы.

— Откуда?

— От мужчины. От отца, брата, мужа.

— Но у них тоже нет, они тоже зарабатывают очень мало и не могут содержать семью.

— Действительно, — рассмеялся Комиткевич, — и что же в этом удивительного? Появление на рынке декоративной дешевки обесценило работу мужчины. Это главная причина безработицы, а не перепроизводство. Это перед войной работали только мужчины, а сейчас добавилось несколько миллионов конкурентов, несколько десятков миллионов женщин — и всем не на что жить. Рынок труда увеличился на несколько процентов, а предложение возросло вдвойне. Самостоятельных потребителей в два раза больше, но их качество снизилось. И в результате — кризис. Пока эта бесплодная конкуренция между мужчиной и женщиной не прекратится, до тех пор будет плохо, а станет еще хуже.

Анна была возмущена до глубины души. Значит, то, что она не по обязанности, а по собственному желанию спасает своего мужа, работает в поте лица, чтобы поддержать семью, это он называет бесплодной конкуренцией. Как же ей хотелось посмеяться над ним, объяснить, наконец, бросить в лицо его никчемное личное отношение к этому вопросу! Она с трудом взяла себя в руки и сказала:

— Так почему же это не изменится? Нужно выбросить несколько миллионов женщин с работы! Пусть умирают с голоду!.. Работодатели, конечно, и тогда не повысят заработной платы мужчинам, хотя работодателями преимущественно и являются мужчины. Сагитируйте их!

Комиткевич нахмурился:

— Я не общественный реформатор.

— Ах, вот как! А я думала, что у вас все под рукой — не только диагноз, но и предохранительные средства, универсальные лекарства!

Она закусила губу, но не выдержала:

— Что же касается меня, то вы прошлись не по адресу, намекая на меня, потому что… как раз у меня такой муж, который не в состоянии заработать на содержание семьи, и если бы не моя работа, то семья умерла бы с голоду!..

Голос Анны задрожал. Воображение нарисовало ей ужасную картину семьи, самой дорогой крохи Литуни, исхудавшей и посиневшей от голода, умоляющей о кусочке хлеба, в изорванном платьице, том самом, которое в розовые цветочки с белым плиссированным воротничком. Ресницы оросились слезами, и Анна отвернулась.

— Извините, — произнес сконфуженный Комиткевич. — Я не имел в виду вас. Не обижайтесь на меня, пожалуйста.

— Это нехорошо, — прерывающимся голосом ответила Анна, — некрасиво с вашей стороны… Я не ожидала, что вы так станете рассматривать этот вопрос…

— Но во всем, о чем мы с вами разговаривали, не было ни малейшего намека на вас! Я даю вам слово, что высказывал свои общие взгляды на этот вопрос. Это не касалось не только вас, то также и панны Бубы. Речь идет о принципе… Но в любом случае я прошу вас извинить меня.

Он протянул руку таким искренним движением, что Анна не могла отказать ему, однако в глубине души сохранила обиду. У Комиткевича были рыжие волосы, а Жермена придерживалась мнения, что рыжим верить никогда нельзя. Наверное, Жермена права, а Комиткевича следует опасаться и даже его пояснения внимательно проверять, потому что не исключено, что он умышленно информирует таким образом свою преемницу, чтобы она скомпрометировала себя. Что же касается Бубы Костанецкой, Анна решила взять ее под свою личную опеку.

Семейство Щедронь жило на Окольнике. Не будучи занятой ничем после работы, Анна не нашла ничего лучшего, как пойти прямо к ним, хотя договорилась с Вандой на восемь часов.

Дверь открыл сам Станислав.

— О, как поживаете? — обратился он, протягивая ей обе руки. — Вы еще похорошели! Это уж совсем неприлично!

— А вы подурнели, — рассмеялась он. — Ванды, конечно, еще нет?

— К счастью!

— Да?

— Говорю, к счастью, потому что у меня будет время поговорить с вами, — он открыл дверь с правой стороны и пригласил Анну. — Пройдемте ко мне. Здесь, правда, не очень элегантно, но только здесь я чувствую себя на месте. Остальная часть квартиры — это паноптикум идиотизма Ванды. Хотите увидеть?

— Но я уже видела это, — засмеялась Анна. — Кубистская мебель, зеркала и искусственные цветы.

— Как? — удивился Станислав. — Ах, да, ведь вы были у нас три года назад. Но от той гадости и следа уже не осталось. Сейчас прошу учесть «пространство неабсорбирующее».

Он широко открыл глаза и со злой иронией таинственным шепотом повторил:

— Неабсорбирующее пространство!

— А что это такое?

— Ничего.

— Как это ничего?

— Совершенно ничего. Посмотрите.

Они прошли через три комнаты, в которых почти не было мебели, а стены, потолки и полы были выдержаны в одном бледно-сером цвете, равно как и то немногое, что здесь находилось. Толстые тяжелые шторы на окнах и застеленные сукном полы создавали впечатление приемной радиовещательной станции; не хватало только табличек с надписью «Сохранять тишину».

— Это неабсорбирующее пространство. Не поглощает ничего, кроме пыли. Пыль ни вытряхивать, ни вычищать пылесосом нельзя: пыль создает «налет старины». Вы понимаете? Налет старины! В одном миллиграмме этого налета старины я нашел более двухсот видов бактерий, из них двенадцать болезнетворных.

— А почему это называется пространством… каким?..

— Неабсорбирующим? Потому что не поглощает внимания. Интеллект имеет способность жить самостоятельно, отграничившись от внешних явлений. Пойдемте к черту отсюда, это значит ко мне, потому что я здесь больше не выдержу.

В комнате Щедроня, оборудованной красным бидер-майеровским деревом, было светло. Несмотря на венецианское без штор окно, здесь горело еще несколько мощных ламп над большим столом, где в беспорядке стояли различные бутылки, микроскопы, приборы из никеля и пробирки с белыми верхушками ваты, расположенные в деревянных подставках, как трубы органа. Кроме того, повсюду были разбросаны книги, одежда, бумаги, окурки и другие предметы, что создавало впечатление полнейшего хаоса.

— О, вижу полную эмансипацию! — сказала Анна.

— Потому что у меня здесь кусок лаборатории? Да?

— Значит, Ванда уже не боится микробов?

— У меня здесь самые безвредные. Ей пришлось согласиться, иначе мне нужно было бы слишком часто бегать в клинику. Некоторые из этих зверюшек требуют ежедневного наблюдения. Вы курите?

Он подал ей портсигар, а когда она отрицательно покачала головой, сказал:

— Это хорошо. И вообще этому Лешу дьявольски повезло встретить такую женщину, как вы…

— Не делайте мне комплиментов, — побранила она его, — это не в вашем стиле, не сочетается ни с вашими толстыми окулярами, ни с вашей почтенной бородкой.

— Ни с веснушками на носу, прошу добавить. Это правда, но комплименты относятся не к моей бородке, а к этим ясным глазам и замечательным каштановым волосам. Как хорошо, что вы их не обрезали и не перекрасили. Вы очаровательны!

— О!

— Вы знаете, когда я босоногим мальчишкой бегал еще по двору дома, где мой отец был сторожем, однажды меня попросили отнести толстую немецкую книжку. Это был анатомический атлас. Так вот в нем помещалась цветная иллюстрация, изображавшая обнаженную женщину. Чтобы все было понятно, под иллюстрацией было написано: «Женщина». Это было первое немецкое слово, которое я узнал. У женщины открывался живот, грудная клетка и череп. Но когда все было на месте, от этой женщины я не мог оторвать глаз. Сейчас я знаю, что иллюстрация представляла собой анатомическое строение женщины, но следует учесть, что это была первая женщина, которую я видел обнаженной и в которую влюбился.

— И сколько же вам тогда было лет? — спросила она тоном, которому старалась придать строгость.

— Кажется, около тринадцати, — подумав, ответил Щедронь, — но это не связано с тем, в чем я хотел признаться вам.