Тадеуш Доленга-Мостович - Счастье Анны

• Название: Счастье Анны
• Автор: Тадеуш Доленга-Мостович
• Издательство: Книжный дом
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-489-948-0.

Популярный польский писатель Тадеуш Доленга-Мостович хорошо известен мелодраматическим романом «Знахарь» и его одноименной киноверсией. Роман «Счастье Анны» впервые публикуется на русском языке и будет не менее любим отечественным читателем. Это яркое повествование о трудной любви и удивительной судьбе молодой красавицы Анны.

---

Пальцы были какие-то онемевшие, когда она открывала сумочку и подавала ему свиток купюр по двадцать злотых, а прятала сотню.

— О-го-го! — пошутил он. — Вы — банкир. И это накануне первого, а денег — как песку морского. Сердечно благодарен и целую ручки.

Наконец она осталась одна. Спокойно осмотрелась. В этом боксе человек сидит, как в витрине. К счастью, не встретила ничьего взгляда. Быстро открыв кассету, она вложила в нее сотню, а когда села, вздохнула с облегчением, с необыкновенным облегчением. Она дрожала как студень и была почти в бессознательном состоянии.

— Боже, как это ужасно! — шептала она едва слышно. — Как это страшно! Никогда в жизни больше не совершу ничего подобного. Никогда!

Лишь в тот момент, когда вошел кассир, она осознала, какие последствия могла иметь ситуация, если бы она не вернула деньги. Минз имел право в любую минуту потребовать произвести ревизию кассы, и тогда — увольнение, полиция, компрометация. Ее бы вычеркнули из списка лиц, которым можно подать руку. Какой мог быть позор для всей семьи, для Кароля, для Литуни! Подумать только, на всю жизнь к ее дочери приклеился бы ярлык, что ее мать была воровкой… Литуня поняла бы это и простила, но их бы обеих травили близкие и знакомые, общественное мнение. Кароль бы не простил никогда. А может, и Марьян, который бы даже предположить не смог, что сделала она это для него…

Каким ясным и привлекательным стал мир и как хорошо на душе! В тот момент, когда она продавала браслет, так трудно было с ним расстаться, но сейчас она уже совсем его не жалела. Это было ничто по сравнению с покоем и радостью, которые она в результате обрела.

Одного ей сейчас не хватало до полного счастья — возможности поделиться с кем-нибудь своим переживанием. От этого, однако, она вынуждена была отказаться. Единственным человеком, которому она могла довериться, был Марьян, и он же был единственным, кому ни за какие сокровища нельзя было рассказать. Если бы это не касалось его, все было бы просто. Он, наверное, не осудил бы ее, скорее, наоборот, почувствовал бы все и все понял. Его наполненное чуткостью спокойствие напоминало неподвижное озеро, словно мельчайшая, самая невесомая песчинка, даже незначительное слово, брошенное в эту гладь, отзывалось колебанием волн, которые расходились широко и далеко, достигая самых берегов.

Когда-то она сказала ему об этом, и он в ответ рассмеялся:

— Иными словами, результат — как вилами по воде. Может, это и правда.

Но Анна была уверена, что это не так. Она знала, как глубоко он переживал все, что бы ни попало в эту глубину. Он не демонстрировал этого. Каждое колебание, передаваемое миллиардам частичек воды в озере, проникает в его глубины, хотя мы этого и не видим. А ведь были такие бури, которые не удалось замаскировать благоприятной погодой на поверхности и которые вновь возвращались.

И сегодня он снова повторил ей то же самое. Она сделала вид, что не слышит, что не придает этому значения, но это было не так. В действительности вначале она надеялась, что это не сыграет никакой роли в их любви. Только однажды она поразилась тому, что могла тогда считать отсутствием физического влечения к себе или его неполноценностью, но с течением времени поверила, что сможет с этим примириться.

Однако уже само то, что он терзался, не давало покоя и ей.

— Если можно в такие минуты извиняться, — сказал он тогда, — то извини, пожалуйста. Если бы мог стыдиться, то, наверное, стыдился бы.

Она не смотрела на него: ей было неловко. Она стыдилась своей наготы и того, что пришла, и того, что после этой встречи обещала себе. Вдруг само отсутствие физического акта, глупого и, по крайней мере, не составляющего ни для одного из них сущности их любви, внезапно это отсутствие как бы обнажило безобразность самой ситуации, животной и шаблонной: мужчина и женщина в постели, вот и все.

Он объяснял, что страдания являются потребностью говорить, а она думала, что он не любит ее. Где-то она читала, что у породистых животных-самцов часто наблюдается импотенция по отношению к менее породистым самкам. И он снова говорил о психастении. Он объяснял это психастенией: повышенное желание исключает возможность реализации желания.

Она не уважала бы себя, если бы из-за этого ее чувство по отношению к нему стало менее сильным, а он слишком высоко ее ценил, чтобы не отметить ее понимание и извинить себя за психастению.

Она знала, что он обращался ко многим врачам, хотя ей об этом не говорил. Как-то, убирая в его комнате, она нашла несколько свежих рецептов, бром и другие аналогичные средства для успокоения нервов. Она верила, что время и привычка сделают свое дело. Но время шло, а он не мог привыкнуть, скорее наоборот, в этом убеждала каждая новая попытка.

Ситуация была настолько неприятной, что единственным выходом из нее было молчаливое согласие отказаться от дальнейших попыток. Они избегали даже ласк, так как и это возбуждало их обоих.

Все это было странно. Анне казалось, что она встретилась с удивительно редким в жизни случаем, ни плохим, ни хорошим, а имеющим свою отдельную, какую-то не исследованную ранее ценность. И любила она Марьяна не меньше, а с каждым днем все больше. Она делала все, что могла, чтобы освободить его от сознания несостоятельности их союза. Сама себя она убеждала в возвышенности их отношений.

— Родной мой, — говорила она, — не думай, что я из-за этого несчастна или оскорблена. Наоборот, я еще больше могу ценить нашу любовь и еще больше гордиться ею, потому что свободна от зоологических элементов, которые бы сделали ее обыденной.

И действительно, она чувствовала себя возвышенной, благороднейшей, хотя немного дезориентированной.

Они были как бы родными, родственниками. Она занималась его бытом, с безмерным удовольствием наводила порядок в его комнате, пришивала пуговицы, штопала белье. Самым удивительным для нее была та легкость, с которой Марьян согласился на это. Его отказы и протесты носили чисто формальный характер. Не раз она замечала, что он присматривается к ней в такие минуты с любовью и обожанием. Часто он читал ей вслух разные статьи, прерывая чтение критическими замечаниями. Временами, однако, он умолкал, и тогда она чувствовала его взгляд, полный какой-то удивительной нежности, следящий за движением иглы в ее руке.

— Все здесь наполнено тобой, — говорил он, вдыхая так, точно это был свежий воздух леса.

И действительно, присутствие Анны в комнате Дзевановского не заканчивалось двумя часами, какие она там проводила. Каждый предмет, каждая мелочь носила здесь следы ее заботы и пристрастий. Вначале все ограничивалось только починкой, упорядочением, перестановкой. Затем, когда в процессе работы оказывалось, что чего-то не хватает, Анна стала то или иное докупать или отдавать в ремонт, покрывая затраты из своих скудных сбережений.

Марьян мало ценил деньги и не проявлял к ним интереса, поэтому она могла без опасения допускать незначительные неточности в расчетах. Разумеется, он не подозревал, что Анна совершала нечто подобное, тем более что она довольно часто делала ему небольшие подарки, галстук, книгу, запонки, полотенца с собственноручно вышитой монограммой и прочее.

Она знала в его комнате все уголочки, и поэтому от ее внимания не могли ускользнуть самые незначительные изменения. В некоторых она отмечала женскую руку.

Была ли у Марьяна другая, она не знала. Не раз ей приходилось до боли закусывать губы, чтобы прямо не спросить его об этом, чтобы не унизиться до ревности.

Собственно, почему она должна ревновать? Марьян ее любит, а остальное не представляло никакой ценности. Когда-то он дал ей понять, что к женщинам типа Ванды относится не с пренебрежением, а с нетерпеливым безразличием, ибо в таких женщинах он видел, как он назвал «внутреннюю фальшь».

Несмотря на это, Анна старательно избегала встречи с Вандой, но не по причине «внутренней фальши», а под влиянием интуиции, которая не переставала предостерегать ее, что именно Ванда — ее соперница.

Она решила любой ценой удалить ту женщину от Марьяна, но побуждением к такому решению была не ревность. Анна чувствовала, что та женщина не дает Марьяну ничего, буквально ничего, а лишь пользуется его интеллигентностью, знаниями и телом.