Константин Леонтьев - «Московские ведомости» о двоевластии

• Название: «Московские ведомости» о двоевластии
• Автор: Константин Леонтьев
• Жанр: Публицистика

«…В Европе было двоевластие духовного и светского начала; в Европе была между ними борьба; вследствие этой борьбы вышел на историческую сцену народ; теперь «демократические волны заливают монархию и она не может устоять противу них. Западный монархизм существует только фиктивно – на почве конституционных доктрин. Полное торжество демократии есть только вопрос времени».

Против последнего положения нельзя спорить…»

---

Константин Леонтьев «Московские ведомости» о двоевластии

I

<Оставлено место для цитаты. – Ред .>

Так ли это?

Не скрыта ли за этими строками некоторого рода патриотическая тенденция , которая хороша по намерению, но может стать и весьма вредною, если бы подобные взгляды на историю Запада возобладали бы твердо в умах правящих и влиятельных у нас людей.

Двоевластие на Западе! Император и Папа.

Договор и борьба; договор и борьба. Мы давно это слышим; по фактам – это верно; сомневаюсь, верен ли взгляд по выводам , по приложению этого примера к России?

В Европе было двоевластие духовного и светского начала; в Европе была между ними борьба; вследствие этой борьбы вышел на историческую сцену народ; теперь «демократические волны заливают монархию и она не может устоять противу них. Западный монархизм существует только фиктивно – на почве конституционных доктрин. Полное торжество демократии есть только вопрос времени».

Против последнего положения нельзя спорить.

Конституционная монархия не есть монархия, действительно; в конституционном государстве властвует демократическая полиархия , слегка ограниченная исполнительной и большей частью только отрицательной силой «Князя» (Государя).

Обернем рассуждение с конца.

Допустим , что господство крайней демократии вообще есть канун распадения государства.

Допустим это…

Приближение этого господства есть признак того, что зовется началом конца.

Как же могут пасть западные государства? Куда же они денутся?

Все прежние государства погибли насильственной смертью. Египет и Вавилон были завоеваны Персией; греческие республики были покорены Македонией. И Египет, и Греко-Македонское царство, Иудея и часть прежних персидских владений были все вместе завоеваны римлянами. Другая более значительная и более коренная часть Персидского царства была покорена гораздо позднее арабами. Рим был разрушен германскими варварами. Византия была покорена турками. Даже и в истории Европы – мы видим то же. Многие, более слабые царства утратили свою независимость благодаря постороннему насилию, благодаря завоеванию. Венецианская республика была разрушена французами и потом уже передана Австрии. Все германские особые государства на наших глазах покорены Пруссией; Церковная область насильно присоединена к Итальянскому королевству.

Раздел Польши не называют завоеванием только потому, что Польша почти не воевала тогда, не будучи в силах противиться таким трем большим державам, как Россия, Австрия и Пруссия. Исключение составляют только Венгрия, Чехия и Шотландия, которые присоединены к Австрии и Англии иными путями.

Но ведь и эти не завоеванные , а только присоединенные страны – должно все-таки считать падшими как государства действительно независимые . Не так ли?

То же самое можно сказать и о будущем Европы. Все государства Западной Европы стремятся обратиться в эгалитарные республики. Конституционные, демократические монархии – есть лишь переходная и в историческом смысле кратковременная форма правления. В Англии аристократия – есть только бледная тень того, чем она была еще в начале XIX века; еще шаг и разницы между Англией и буржуазными монархиями Луи Филиппа и Виктора Эммануила – не будет почти никакой.

Для людей близоруких – Германия до вчерашнего дня казалась исключением. Казалось, что в ней монархия очень сильна. Но что же это за монархия, которой вся сила зависит от одного гениального человека? Этот человек ушел от дел и все начинают сомневаться в силе того государства, которым он тридцать лет правил! Объединенная и давно демократизированная Германия может быть еще очень опасна для соседей и сильна на одну, на две и даже три войны. Была же опасна и сильна два раза Французская, глубоко демократизированная, империя? Но и только. Здесь же речь не о победах, которые не всегда влекут за собою прочность , а об самой прочности этой.

Конечно, и Германия идет туда же – к демократии, и потом, несомненно , как и все, к республике…

(Я Россию оставляю пока в стороне для ясности мысли; в истории все наличные силы действуют разом, в конкретной связи; но мы так конкретно не можем излагать наши взгляды; надо отвлечь чистую мысль от сложного явления; надо отделить сначала все то, что мешает ясности; а потом должно опять и это отделенное взять в необходимый, окончательный расчет.)

Итак, все государства Европы, несомненно, стремятся к одной и той же форме – эгалитарно-либеральной республики . Надолго ли эти буржуазные республики могут отстоять себя от напора все возрастающего социализма – это еще в наше время невозможно решить. Для этого надо прежде дожить до уничтожения монархической власти в Германии, Италии и Англии. Нельзя теперь еще решить – надолго ли ; но можно и в наше время знать наверное, что они не отстоят себя . Социализм так или иначе восторжествовать должен . Что он такое будет – сам этот социализм – орудие<м> ли только всеобщей анархии или залогом и основой нового неравенства и деспотической организации, – это еще загадка. Но сообразивши, с одной стороны, то, что полная анархия никогда долго продолжаться не может, и очень скоро вызывает потребность еще более строгого порядка; а с другой, что то полнейшее равенство прав, положения, обеспеченности и воспитания, которого требуют социалисты эгалитарные, физиологически невозможно , – надо думать, что социализм может переродиться на практике и принять организующее направление.

Организация же есть непременно неравенство, власть, принудительные группы и слои и т. д.

По выходе из анархии придется опять повиноваться, опять слушаться и нехотя; опять выносить нечто вроде нового рабства, нечто вроде нового деспотизма, быть может, даже нечто вроде новых сословий… Если эта организация будет снабжена достаточной властью, достаточною неравноправностью, – то она может держаться не век, а целые века , подобно феодал<ьной?>; если эта власть и эта неравноправность будут слабо выражены, то и эта форма будет непрочна; ее господство будет считаться только годами, а не веками, и весь Запад будет еще как<ой?>-нибудь век перебиваться изо дня в день, подобно республикам Южной Америки или греческим республикам перед македонским нашествием – в ожидании какой-нибудь чужой и сильной руки (русской или китайской – не знаю, конечно; по нашей доброте и наивности – вернее китайской!).

Но как бы то ни было, еще прежде чем социализм успеет выразить, что он такое – краеугольный камень нового созидания или тот камень разрушения, который разобьет глиняные ноги европейской демократии, – эта самая демократия (либеральная, буржуазная, капиталистическая) может и должна даже образовать общеевропейскую республиканскую федерацию , весьма однородную и однообразную. Ни монархов, ни Папы, ни дворянства; кое-какая религия останется, быть может, только терпимой, как личная потребность многих, терпимая не из уважения к ней, а из снисхождения к слабоумию или малодушию молящихся.

Разве такие общеевропейские республики не есть совершенное вырождение прежней культуры западной ? Разве это не падение всех отдельных больших государств; подобно паденью малых германских и малых итальянских, которое мы видели; подобно древнему слиянию всех итал<ийских?> мелких царств и республик в одной республике – римской, или всех русских княжеств – в одно Московское Царство? Чем эти государства тогда будут друг от друга разниться и отделяться кроме языков? Это отличие и не культурное, и не государственное, а только физиологическое, и значение имеет только для низших классов населения; правящие – найдут себе и тут немедленно общую почву и естественнее всего (на первое время) тот же французский язык. Эти будто бы государства, эти тени государств – будут разниться между собою не более штатов Северной Америки и кантонов Швейцарии.

Допустим даже трудно допустимое, допустим, что это будет прекрасно, прочно, примерно и т. д. Что и слабости – буржуазного, либерально-конституционного правления, анархии не будет, потому что будут сделаны все возможные уступки рабочим. Пусть это будет так, – но разве все-таки это прочное торжество республики рационалистической, матерьялистической, по возможности эгалитарной и по возможности либеральной – не будет полнейшим отвержением всего того, что было основами прежнего величия и прежней оригинальной европейской культуры, – Папства и Протестантства, монархии и дворянских принципов?..