Жан Тьерио - Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

• Название: Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов
• Автор: Жан Тьерио
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03275-0

Жан Луи Тьерио, французский историк и адвокат, повествует о жизни Маргарет Тэтчер как о судьбе необычайной женщины, повлиявшей на ход мировых событий. «Железная леди», «Черчилль в юбке», «мировой жандарм антикоммунизма», прицельный инициатор горбачевской перестройки в СССР, могильщица Восточного блока и Варшавского договора (как показывает автор и полагает сама Маргарет). Вместе с тем горячая патриотка Великобритании, истовая защитница ее самобытности, национально мыслящий политик, первая женщина премьер-министр, выбившаяся из низов и посвятившая жизнь воплощению идеи процветания своего отечества, и в этом качестве она не может не вызывать уважения. Эта книга написана с позиций западного человека, исторически настороженно относящегося к России, что позволяет шире взглянуть на недавние события и в нашей стране, и в мире, а для здорового честолюбца может стать учебником по восхождению к высшим ступеням власти и остерегающим каталогом соблазнов и ловушек, которые его подстерегают. Как пишет Тэтчер в мемуарах, теперь она живет «в ожидании… когда настанет пора предстать перед судом Господа», о чем должен помнить каждый человек власти: кому много дано, с того много и спросится.

---

Попав в министерство образования, она будет тратить уйму времени на горячие споры со своим чиновничьим аппаратом. Первой мишенью ее нападок стал управляющий делами министерства, сэр Уильям Пайл. Аристократ, по мнению многих, «человек гениальный, сдержанный», любитель курить трубку, видевший только блестящую сторону вещей и явлений, он считал Маргарет «наглой» и «малоодаренной» и всегда противился ее попыткам отстранить от должности чиновников, отказывавшихся выполнять ее указания. Один из инспекторов министерства так вспоминает о ней как министре: «Это же убийца! Она же уничтожает идеи, репутации и людей! Если вы с ней не согласны, то <…> лишитесь работы. Она составляет себе о ком-нибудь мнение за десять секунд и редко его меняет <…>; я думал, что она создана изо льда <…>; даже когда она была взволнованна, ее манеры оставались безупречными». Маргарет не выносила пристрастности своих подчиненных, полагая, что чиновник должен следовать в русле политики, избранной властью, и хранить верность только одному «господину» — государству. Она была шокирована, когда заметила, что некоторые чиновники делят свою «верность» между правительством и профсоюзами. На конгрессе Национального союза учителей в сентябре 1970 года она с неудовольствием констатировала, что между элитой ее министерства и вожаками профсоюзов существуют многочисленные дружеские связи: «На банкете они обменивались шуточками и понятными им намеками; всё, вплоть до жестов, свидетельствовало о том, что в их отношениях есть нечто гораздо более серьезное, чем простая любезность; там ощущалась настоящая взаимная симпатия».

К министрам, ведающим отдельными вопросами по поручению премьер-министра, и к своим заместителям она относилась так же, как и к другим высокопоставленным чиновникам. По ее словам, из троих один был другом, второй — врагом, а третий сохранял нейтралитет.

Другом Маргарет был лорд Экклз, истинный консерватор, министр, занимавшийся по поручению премьер-министра вопросами искусства и исторических памятников. Он когда-то возглавлял все министерство и, учитывая его богатый опыт, не был на самом деле подчинен Мэгги; роль его была почетной и второстепенной. К тому же его ведомство располагалось не на Керзон-стрит, а на Белгрейв-сквер. А потому он почти ничем не мог помочь своей молодой коллеге, чью викторианскую энергию, а также умение говорить правду в глаза он высоко ценил.

Врагом Маргарет стал Уильям Ван Штаубензее, верный друг и преданный слуга Тэда Хита. Маргарет поняла, что он находится в министерстве, чтобы наблюдать за ней. Отношения с этим «агентом», которого ей подсунули, чтобы за ней шпионить, были ужасны. Она загружала его тяжелой, нудной, малозначительной работой, не предоставляла ему никакой информации, а когда он отбыл заниматься «ирландскими делами», наградила его напоследок замечательным прозвищем «недалекий медведь».

Нейтралитета придерживался лорд Белстед. Она относилась к нему немногим лучше, нежели к предыдущему. Впоследствии он сделал вполне приличную карьеру, став в 1980-е годы председателем палаты лордов, а она написала, что сей «блестящий господин был послушным сердцеедом, но совершенно отсталым и неспособным действовать так, как нужно».

Сменившие этих господ в 1972 году Норман Сент-Джон-Стевас и лорд Станфорд также будут на второстепенных ролях. В 1981 году Сент-Джон-Стевас, «оставшийся в стороне» от правительства консерваторов, вспоминал о Маргарет периода 1972 года не очень любезно: «Я удивлялся тому, что у нее есть свое определенное мнение <…>, даже если оно и было неправильным, ложным. Я удивлялся тому, что она все видела либо черным, либо белым, ведь мой мир был окрашен во все оттенки».

Настоящими союзниками Маргарет были люди из секретариата ее министерства. В отличие от Франции, где секретариаты министерств уже давно стали центрами власти, в Англии система частных или личных советников была еще в зачаточном состоянии. Маргарет Тэтчер первая нашла в них опору. Заведующий секретариатом Филипп Халси, личная секретарша Маргарет и технические советники стали сердцем Керзон-стрит, к великому несчастью старых заправил министерства.

С теми же, кто был близок Маргарет по духу и убеждениям, она поддерживала самые теплые отношения. Эта женщина, про которую говорили, что она создана изо льда, могла быть очень внимательной и благородной. Многие припоминают, как она сама готовила кофе в зале для заседаний или на кухне в министерстве яичницу-болтунью, если заседание затягивалось допоздна. Она знала вкусы каждого из сотрудников и, не считая нужным беспокоить обслуживающий персонал, для одних делала омлет, другим варила яйца вкрутую, и память никогда ее не подводила. К тем, кто верой и правдой служил ей, она относилась «внимательно», «человечно», «по-матерински заботливо». Человек либо был членом ее клана, либо нет, третьего было не дано; к членам своего клана она относилась как курица к своим цыплятам. Она их поддерживала, ободряла и продвигала вперед. Власть была для нее страстью, службой, идеалом, долгом, а не гонкой за привилегиями. Простота была манерой ее поведения, и в этом она не имела ничего общего с представителями английской элиты, превращавшими летописи монархии в продолжение своих собственных изукрашенных гербами «потолков», то есть тех уровней, что они достигли; отличалась она в этом и от представителей французской элиты, довольно урчавших под грузом золота Республики, возлежа на коврах мануфактуры Савонри, унаследованных от старого режима.

Но приятные моменты в отношениях с единомышленниками практически ничего не меняли в малоприятном характере того министерства, которое было вверено заботам Маргарет. Для женщины, сделавшей борьбу с излишними общественными расходами частью своего кредо, было особенно неприятно возглавлять министерство, живущее за счет бюджета и тратившее денег больше, чем ему было предназначено[82]. В течение трех лет и восьми месяцев, проведенных ею в министерстве образования, она без устали просила у министерства финансов дополнительные субсидии, защищая свой бюджет. Но для нее это было «министерство ренегатства», ибо вынуждало ее изменять своим принципам. Именно по этой причине она говорила об «ужасном министерстве», назначая в 1979 году Кита Джозефа министром образования.

Министерство образования было не только «министерством ренегатства», но и «министерством бессилия». В основном власть над школами была в руках местных органов образования, которые утверждали программы, набирали учителей, и они же вносили предложения о превращении классических школ в компрехенсив скулз. Что же касается профсоюзов, то они так привыкли к тому, что с ними советуются по любым вопросам, что в итоге де-факто «наложили лапу» на политику в сфере образования. Всякое несогласие воспринималось ими как «акт агрессии против экспертов-педагогов». По словам Мэгги, Национальный союз учителей превратился в «государство в государстве <…>; государство годилось для того, чтобы платить зарплату, но оно не должно было принимать решения». Короче говоря, возглавлять министерство образования было равносильно тому, «чтобы плыть в лодке, вооружившись резиновым веслом». Вскоре тому, что Маргарет бессильна в борьбе с созданием компрехенсив скулз, было представлено убедительное доказательство.

Безнадежная битва против компрехенсив скулз

К исполнению своих обязанностей на Керзон-стрит Маргарет Тэтчер приступила 22 июня 1970 года. Проводя уик-энд в Ламберхерсте, она нацарапала крупными буквами в школьной тетради 15 пунктов, требовавших немедленного решения. На заседание руководителей департаментов, управлений и отделов министерства она прибыла с тетрадью под мышкой. В девять часов утра, не дав работникам министерства возможности изложить свои соображения, она предложила им записать ее директивы. Вырвав из своей тетради исписанные страницы, она протянула их Уильяму Пайлу и сказала, что это и есть руководство к действию. В 9 часов 30 минут заседание закончилось. Редко когда заседание руководства министерства проводилось в столь «малодипломатичной форме».

Главной мерой, принятия которой Маргарет Тэтчер потребовала немедленно, была отмена циркуляра 10/65 лейбористского правительства, вынуждавшего местные органы образования приступить к превращению классических школ в компрехенсив скулз. По сути, в этом не было ничего революционного. Так как Тэд Хит отказался внести в партийный манифест тори пункт о прекращении процесса «компрехенсивизации», то теперь речь шла только о том, чтобы этот процесс не был обязательным и местные органы власти сохранили бы свободу выбора между «единым колледжем» и старой системой образования. Но манера, в которой все это было проделано, явно была революционной. Два дня спустя после вступления в должность Маргарет собрала пресс-конференцию, чтобы объявить о немедленной отмене спорного циркуляра. Не было никакой договоренности с профсоюзами, никаких обсуждений, согласований и создания специального комитета, было только жесткое проявление политической воли. Пресса разбушевалась. В «Таймс» заговорили о «политическом вакууме», в «Дейли миррор» вспомнили о «лотерее», в «Гардиан» громогласно заявили, что «нация нуждается в единой системе». Профсоюзные деятели метали громы и молнии. Что касается Тэда Хита, то его это «чрезвычайное правление», столь далекое от собственных методов управления, очень раздражало.