Владимир Васильев - Натиск на Закат

• Название: Натиск на Закат
• Автор: Владимир Васильев
• Жанр: Фэнтези

Аннотация:

В учебниках истории — наглая ложь. Всё было не так. Всё, как грезится парню родом из Полоцка, будет иначе. Человек предполагает, а бог располагает. Даже в былинные времена. Только вот роль бога исполняют таинственные кукловоды.

---

Дверь открыта, на столе — картотека, ключи, а Семёныча нет. Куда же старый побежал впопыхах? Что ж? Его отсутствие не помешает мне оформить документ. Открыв сейф, разобрался с печатями. С оттиском печати документ приобрёл грозный вид. Держу пари, прочитав его, содрогнётся Лиса-Алисия прежде, чем в печали расстаться с деньгами.

Печати аккуратно вернул на место — на верхнюю полку сейфа. На нижней полке Семёныч хранил картотеку. Там то я и узрел пачку документов в пластиковой упаковке. На целостность сей упаковки, запаянной термически, никто не покушался. Не это привлекло моё внимание, а обложка паспорта, что покоился под пластиком на документах. Это был мой паспорт! С характерными отметинами, оставленными задумчивым переводчиком! Отрезав ножницами край упаковки, открыл разворот паспорта. Просмотрел документы — и произнес короткое, но ёмкое ругательство.

Не спросив, женили. То бишь, по бумагам я ныне фермер и хозяин огромного земельного участка со всеми постройками и объектами бывшей воинской части и бывшего спортивного лагеря. Судя по датам, оформляли на протяжении всего лета. Из этого следовало, что мой друг Мутант выкрал мой паспорт ради его богоугодного предприятия, и ни словечком не обмолвился. И как это назвать? Обман, причём без соблазнения!

Глава 3 ПРИСКАЗКИ БЕЗ ОБМАНА. СКАЗКА БУДЕТ ВПЕРЕДИ

«Жил царь на царстве как сыр на скатерти, пока не отрёкся. Летал ясный сокол Святослав Олегович, пока коготком в петлю не угодил… Это всё присказки, а какой же будет сказка» — раздумье на сей вопрос прервал голос полковника запаса.

— Распоясался, пьяница?! Щас начальник тебя выпишет!

Семёныч пихнул в спину молодого парня, но тот, хоть и нетрезвый, лишь покачнулся, переступая порог.

— Бьёт жену, изверг! — воскликнул полковник, похваставшийся накануне, что полковничье звание ему присвоили уже после выхода на пенсию.

Следом за ними в контору юркнула хрупкая женщина, в спортивном костюме и, конечно, без украшений, но с фингалом под глазом.

— Что ж ты, зверь, делаешь? Картина ясная, — сказал я. — Уже есть вам попутчики из староверов. Буйнович чётко сказал: у нас не воспитательный дом. Насильников, пьяниц и фанатиков списываем и увольняем.

— Святослав Олегович! Накажите его, но не выгоняйте нас. Прошу вас.

Жена-заступница плакала.

Привычная картина. Типичная для нашей жизни.

— Ты что скажешь, изверг?

До парня, вроде бы, дошло что-то. Изверг опустил голову и прошептал:

— Извини меня, Лиза. Простите меня, Святослав Олегович!

— Значит так, парень. Завтра утром, после моего слова выйдешь из строя и клятвенно всех заверишь в том, что отныне руку на жену поднимать не будешь. Повторится такое — тотчас выставим. Идите!

Семёныч глазел на бумаги, разложенные на столе.

— Буйнович велел пакет не трогать.

— Отчего ж не трогать? Глянь: паспорт мой, и документы на моё имя. А в конце финансового года сдерут с меня такие налоги, что — мама не горюй!

Любопытный Семёнович не преминул просмотреть разбросанные в беспорядке листы, а просмотрев, присвистнул:

— Это ж надо! И озерцо твоё.

— А что мне в том озере? Форель разводить? Такой задачи Буйнович не ставил. У него, товарищ полковник, иные цели и задачи. Наш лагерь для него всего лишь приёмно-пересыльный пункт. Вот что, Семёныч, отправляем староверов из лагеря. Подготовил я нужный документ, а ты наряди водителя довезти их сегодня до Московского вокзала в Питере.

— Сегодня не получится. Гришаня, водитель наш, выпимши. Дело известное: всегда в Питере водку закупает.

— Завтра отправишь, — сунув паспорт в карман, добавил: — Документы — в сейф. Зови слесаря. Мало того, что твоя Мамедовна дура, так за ней ещё долг. Да такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать… Ты, полковник, претендуешь на её деньги?

— Честно жизнь прожил, честным помру.

— Так и я по нехоженым честными людьми тропкам не ходил. Хабар, добытый в бою, с солдатами делил. А этот хабар для народа используем.

И я, махнув рукой, указал на сейф Мамедовны. Махнул небрежно и задел конторские книги Семёныча, лежавшие на краю стола. Одна из книг упала на пол. Поднимая её, раскрыл на середине.

— Ба! Семёныч! Книги пишешь?

— Ну да, письменник я, — ответил он, почему-то по-белорусски. Воспоминания пишу, о войне, о природе… Досуг коротаю.

С интересом глянул на него: сам грешен, сам по тем же формулам живу. Если во времена такого автора, как Тургенев, жили по принципам, во времена писателей Троцкого и Деникина — под лозунгами, то во времена письменника Семёныча, сиречь Ивана Семёновича Благова, люди существовали и существуют по формулам. Формулы те, правда, разные. И реакции, что протекают, разные. У многих в душе образуется осадок. Всё думаю, во что или в кого выплеснуть осадок, что в моей душе стал чернее чёрного за прошедшие десятилетия.

***

На лавочке, взирая на пасмурное небо, сидел хмурый старовер.

Вручил я ему грозный для Алисии Владленовны документ, денежное возмещение и наказал быть готовым утром к отъезду.

Никак не ожидал, что не пройдёт и часа, как снова придётся склонять имя неведомой мне Алисии во всех падежах и снова посылать людей по известному адресу — к Алисии.

Не ожидал и резкой перемены погоды. Порывы ветра закружили опадавшую листву. Не впервые в этом краю, и по признакам ощущаю, что на далёкой от нас Ладоге заштормило. Коварно Ладожское озеро.

***

Тесен наш мир, сударыни и судари; бежит человек от тесноты человеческого общежития, стремясь не к одиночеству, а к уединению и возможности поразмыслить или почитать или сочинить… Всех вариантов не счесть. Вряд ли я мог претендовать на значительное внимание к своей особе со стороны Анюты: наше недолгое знакомство не давало повода так думать. Но был уверен: придёт Невеста, книжку принесёт, и мы побеседуем о литературе и жизни.

Она явилась в строгой юбке и пиджаке, и я поставил себя на место школьника, с восторгом взирающего на юную учительницу. Уже испытывал подобное обожание то ли в девятом, то ли десятом классе. Недолго длилось то ощущение пребывания в сказке. Явился бородатый деятель из драмтеатра и после недолгого ухаживания тот Карабас-Барабас увёл объект моего преклонения из школы и из моей жизни. Мельком увидел её однажды в метро — всё с тем же Карабасом, но почему-то без бороды.

Поймал себя на опасении и боязни увидеть повторение сказки с печальным для меня финалом.

Строгий голос учительницы вывел меня из грёзы:

— Почему вы музыканта посадили под замок? Девушки выключили телевизор, слушают его флейту и рыдают.

— О музыканте не знаю. Спросим у Семёныча.

Полковника, слава богу, застали в конторе. Я пропустил Анюту вперёд. Порыв ветра распахнул чуть приоткрытую форточку, смешал слабый запах духов с её феромонами, и эта смесь закружила голову дуралею. Две ипостаси у Окаянного в душе; по разному они величают друг друга, в зависимости от ситуаций; ныне Дуралей оспаривал свои права в диалоге со Скептиком. Ответ Семёныча на вопрос Анюты показался Дуралею резким:

— Ишь, играет, значит. Он такой же музыкант, как я Папа римский. Знаю их породу. Ищейка он. А из какого ведомства, можно допытаться. Закрыл его утром в каптёрке.

— У него мочевой пузырь не лопнет? — спросил я Семёныча.

— Товарищ капитан, все удобства там в наличии, — он с укоризной добавил: — Не знаете вы об истории вверенного вам объекта. Здесь некогда располагался женский батальон, а прапорщики оборудовали каптёрку в своих интересах. Так что там не только топчан, но и совмещённый санузел имеется.

Анюта покраснела как маков цвет, а я предложил:

— Ведите нас, товарищ администратор, к задержанному. Побеседую с ним.

— Не мешало бы ему посидеть подольше. К тому ж, стрельнуло что-то во мне, — пожаловался Семёныч и, выразительно глянув на меня, добавил: — То ли из-за непогоды, то ли из-за сквозняка. Кто-то форточку оставил открытой. Старость не радость. Всё мечтаю тростью обзавестись.

— Я вам помогу дойти, Иван Семёнович. Он наших девушек с ума сводит своей игрой. Все сбились в кучу около каптёрки.

— Он же крысолов. Девок как мышек, значит, собрал. Знает, как играть! Ладно, Анюта, поддерживай старика, — остановив суровый взгляд на мне, вынес вердикт: — Крысолова выгнать надобно.

Я кивнул и, закрыв форточку, последовал к казарме за медлительной парой: Анюта под локоток вела Семёныча.

Скептик иронично молвил: «Вот артист!»

Дуралей с огорчением заметил: «Меня бы так поддерживали!» В ответ услышал возражение Скептика: «Размечтался! Ты же старый! До возраста Семёныча тебе далековато. Но, всё равно, старый ты, Дуралей! Анюта из другого поколения.» — «Как говорят, любви все возрасты покорны!» — «Сексуальным страстям они покорны, Дуралей! Неужто забыл, тебе всего лишь стоило дотянуться до телефона — и твоя Подруга, жадная до секса, тут как тут.» — «Не путай божий дар с яичницей! Изыди иль выпадай в осадок!»