Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан

• Название: Жди свистка, пацан
• Автор: Виктор Сафронов
• Жанр: Прочие приключения

Аннотация:

Авантюрные черты характера главного героя (Гусарова) приводят его в разные жуткие места.

---

— У нас с тобой текст плохо записался. Ты вот что, Паняшин кончай саботировать. Забыл, что ли? Сверхсекретное дело государственной важности. На первый раз я тебя прощаю… Давай в эту штуку поговори. Только не спеши, но слова не растягивай, — он придвинул микрофон и включил запись.

Исполнительный Паняшин страшно волнуясь и от излишнего старания, чересчур сильно спотыкаясь и заикаясь, несколько раз прочитал текст. Довольный Католиков похлопал его по плечу.

— Пока иди. Но смотри, чтобы это было в последний раз, — и не давая Паняшину, ничего сказать в свое оправдания, взяв его за плечи, чуть не силой, выпроводил из кабинета. Уже на пороге, на прощание предупредил его строгим голосом: — Никому ни слова… Даже жене. Смотри мне, капитан, а то «ни когда ты не будешь майором».

Появившийся образец был запакован, подписан нужным числом с небольшой пометкой «Проба капитана Гусарова».

Зная следственную практику и людей, занимающихся подобными расследованиями, он все правильно рассчитал. Никто не будет сличать полученные образцы друг с другом, так как вопрос был поставлен достаточно лаконично и ясно. Найти мерзавца выдавшего служебные секреты. О том, что проводилась еще одна неофициальная акция по сбору голосов, он предпочитал не думать. Неофициальное, оно таким и остается.

* * *

Результаты исследования однозначно показали, образцы предоставленных голосов не принадлежат ни одному из офицеров подразделения. В том числе и странно пропавшего капитана Гусарова. Больше всех этому заключения радовался Подлюченко. Голосом именинника на собственных торжествах, он сплошь и рядом похвалялся:

— Ну, что я говорил? Если бы это был кто-нибудь из наших, — от предвкушения того, что он бы с ним сделал, мечтательно закатывал глаза в потолок. — Собственными руками удавил бы, но перед этим… Нет, — он опять закатывал глаза, — легкой смерти, он бы не дождался…

А притихшую и очень быстро, всего-то от пары оплеух, протрезвевшую компанию рыбаков, продержав дармоедов (их ведь надо было кормить) трое суток, пришлось отпустить под подписку о невыезде. Каждый, в том числе и дамы под угрозой тюрьмы и других ужасов подписали обязательство о неразглашении тайны следствия.

Для пущей острастки, чтобы успокоить разошедшихся не на шутку женщин, их попытались напугать групповым, солдатским изнасилованием. Однако, когда они почти хором, с торопливой решимостью людей, потерявших последнюю надежду, согласились за правду потерпеть и это…

Да. Что говорить? От этого намерения Подлюченко пришлось отказаться. Мало того, даже по прошествии большого количества времени, ему приходилось водкой глушить эти безрадостные и позорные воспоминания.

Вроде умный мужик, а такие до конца непродуманные слова и действия. Долго он еще потом, с дрожью в своем военном организме вспоминал, как пулей, «едри его в качалку» выскакивал из того помещения, где робко попытался оказать устрашающее психологическое воздействие на наших женщин. Представь только. На женщин, прошедших испытание в социалистическом раю и инквизиторской гинекологией, и очередями за место под солнцем в виде сосисок, и кухонные баталии с соседками по общежитию, и…

Зачем зря воду в ступе толочь и опилки пилить?

Вздохнув, командир вспомнил свою жену и ее тяжкую сексуальную долю… Чего уже больше? Самый подходящий пример, безнадежного женского существования.

* * *

Когда в середине партии интеллектуальной игры в «морской бой», о пропаже одного из славных ратников и его безрезультатных поисках на дне реки, доложили «начальнику всея губернии»… Дальнейшее можно было вообразить, только с помощью кисти, голландского художника Босха.

Главный чиновник величаво поднялся с мягкого кресла. Глянул окрест, все ли внимательно и подобострастно смотрят на него. После этого отступил на три шага от доложившего помощника в фартуке. Воздел руки к небу, закатил туда же глаза, откашлялся и возопил ни кем не приготовленный текст…

— О, если бы я знал, куда судьба забросит наших сыновей. Трагическую весть принос… понос… принас… при… — Закашлялся. Смахнул набежавшую мужскую слезу… Нахмурившись, отвернулся.

С первого раза «плач Ярославны» не получился. Он, придав своему лицу, недавно разученное мудро-трагическое выражение попробовал страдануть в других тембрах и регистрах.

— Что скажу я на погосте, чем отвечу его матери? Куда я буду смотреть ей в глаза? Я ей… А она мне доверила самое святое, что есть у женщины. И я в ответе, с вашей помощью не смог этое уберечь, — не опуская рук, строго посмотрел на «беса» отвечающего за внутренние дела.

— Никак нет! Виноват! — выпучив преданные и достаточно одаренные генеральские глаза, заорал тот. После чего, одернув холуйскую ливрею расшитую фальшивым золотом, стал во фрунт, однозначно давая понять, что готов не только выполнить любой приказ, но и вылизать все.

— Вы его, нашего национального героя, даже похоронить не можете по-человечески. На каком примере, будем воспитывать новых Павликов Морозовых… Эти. Как оно… Других, преданные колхозно-кооперативному делу… патриоты. Молчать, я вас спрашиваю? — во время этой простой речи, он был очень хорош. Ну, как никогда. Ну, просто Цицерон какой-то, спаси господи. Главное — он сам понимал этое лучше всех. После последних слов повисла тягостная пауза.

* * *

Насчет матери, ее женских главных сокровищ, опять же по поводу «национального героя», хочется внести уточнение. Но, не для того, чтобы сатиры неприличные строить, указывая пальцем на руководство и в рукав хихикать, только истины для и ради сестры ее названной, правды, во имя…

По всем имеющимся документам (кому, как не им, только и можно было верить) Алексей Гусаров был детдомовским подкидышем, из славного города Калинин (переименованным потерявшими человеческий облик демократами в город со странным названием — Тверь).

Из всего сказанного, верным было только утверждение (как бы это не было кому-то противно) что он был русским и по духу и по наднациональным признакам, то есть по содержанию. Убедиться в этом можно было, сходив с ним в баню. Там вся правда вспучивается во всей красе, без религиозных обрезаний, сатанинской ретуши и ритуальных татуировок.

Хоть в одном «губерния» была права.

* * *

Через два дня было подписано распоряжение о его награждении. В документе все геройства были расписаны красочно и сочно. Во время проведения похоронных мероприятий, прерывистым голосом текст зачитал Подлюченко.

«За проявленное мужество и немыслимый героизм при задержании особо опасной группы фашиствующих боевиков-журналистов под предводительством обезумевших от вседозволенности и национального зазнайства Маркейко и Мажевича, просить президента страны наградить — капитана Гусарова Алексея Сергеевича, орденом «Народной Славы» и присвоить ему внеочередное звание майора железнодорожных войск (посмертно)».

Под звуки траурного марша и выстрелы салюта почетного караула запаянный гроб с телом покойного торжественно вплыл в могилу.

По мысли организаторов траурного мероприятия место погребения должно было стать пантеоном для лучших сынов областной Отчизны. Многие присутствующие на похоронах довольно ревниво следили друг за другом, чтобы под шумок друзья из собачьей своры, не застолбили, не захапали в этом оазисе беспримерного геройства лучшие и самые теплые места.

После берущих за душу холостых выстрелов группа поддержки, в виде толпы «непродажных проституток» от журналистики одобрительно загудела. Для них это был сигнал к началу поминок, на которых можно было пожрать и «на халяву» дармовым алкоголем глушануть поднимающую голову мерзавку совесть.

Однако на эту бесцеремонную братию цыкнули, просипели «К ноге!» после чего они послушно потупясь, продолжали махать куцыми хвостиками, и терпеливо переминаясь с ноги на ногу стоять, где им было указано. Дым от их дорогого трубочного табака весело поднимался над головами присутствующих, внося мажорную ноту, в общем-то, грустное мероприятие.

Боевые друзья погибшего, в лице Подлюченко, склонив колено, дали торжественную клятву отомстить врагам за погибшего товарища.

Выбор врага они оставляли на свое усмотрение. Глаза Подлюченко, хотя он сам укладывал тщедушное тельце в гроб, блистали негодованием, а голос предательски дрожал от волнения.

В гробу лежало настоящее человеческое тело одного безвестного бомжа умершего от причин банальных. Он и сотоварищи нашли на свалке недоеденного осетра. Во время поедания оного, бедолага подавился костью и в страшных мучениях закончил свой жизненный путь. Мораль: не жри всякую дрянь и садись только в свои сани — проживешь еще много дополнительных лет.