Ален Роб-Грийе - Соглядатай

• Название: Соглядатай
• Автор: Ален Роб-Грийе
• Издательство: СПб.
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-98144-063-5

Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века. В книгу вошли три произведения писателя: «Ластики» (1953), «Соглядатай» (1955) и «Ревность» (1957).

Роб-Грийе любит играть на читательских стереотипах, пародируя классические жанровые стандарты. Несмотря на обилие прямых и косвенных улик, которые как будто свидетельствуют о том, что герой романа, Матиас, действительно совершил убийство Жаклин Ледюк, преступник странным образом избегает изобличения. Более того, никто, кроме самого предполагаемого преступника, не ведет расследования…

---

Миновав мясную лавку, Матиас зашел в глубь следующей.

Он брел по такому же коридору, узкому и неосвещенному, очертания которого были ему теперь уже знакомы. Тем не менее и здесь его не ожидал успех. Из-за первой двери, в которую он постучался, никто не ответил. Из-за второй вышла милая, но совершенно глухая старушка, так что Матиасу пришлось быстро отступить: поскольку она абсолютно не понимала, чего он от нее хочет, он вскоре ретировался, усиленно улыбаясь и делая вид, будто полностью доволен своим визитом; сперва несколько удивившись, старушка решила порадоваться вместе с ним и даже горячо его поблагодарить. После долгого обмена любезностями они расстались, сердечно пожав друг другу руки; еще немного и она бы его расцеловала. Он поднялся по неудобной лестнице на второй этаж. Оттуда его выпроводила мать семейства, даже не дав сказать ни единого слова; в квартире раздавался плач ребенка. На третьем этаже были одни только дети – гадкие, чумазые и пугливые; быть может, даже больные, поскольку в этот вторник они были не в школе.

Снова оказавшись на набережной, он вернулся немного назад, чтобы попробовать продать что-нибудь мяснику. Тот как раз обслуживал двух покупательниц; ни он, ни они не уделили речи Матиаса достаточного внимания, чтобы дать ему возможность хотя бы раскрыть свой чемодан. Он не настаивал и ушел, преследуемый пресным запахом мяса.

Следующим заведением было кафе «Надежда». Он вошел. Первое, что всегда следует сделать в кафе, это выпить. Он подошел к стойке, поставил чемоданчик на пол между ног и заказал абсент.

У девушки, которая прислуживала за стойкой, выражение лица было какое-то боязливое, а движения неуверенные, как у побитой собачонки. Когда же, набравшись смелости, она приподнимала веки, становились видны ее большие глаза – красивые и темные, – но это длилось лишь мгновение; она тут же опускала их, так что оставалось только любоваться ее длинными, как у спящей куклы, ресницами. Некоторая хрупкость ее форм еще добавляла тонкой ранимости ее облику.

Трое мужчин – три моряка, – которых Матиас только что видел беседующими перед дверью, вошли и сели за столик. Они заказали красного вина. Официантка обошла стойку бара, с неловкой осторожностью неся бутылку и три стакана, составленные один в другой. Ни слова не говоря, она расставила их перед посетителями. Наполняя стаканы, для вящей предосторожности она нагнулась вперед и наклонила голову набок. Под передником у нее было черное платье с круглым вырезом на спине, открывавшим ее нежную кожу. Высокая прическа полностью обнажала ее шею сзади.

Один из моряков обернулся к стойке. Матиас, не успев даже осознать, что заставило его так быстро отвести взгляд, резко отвернулся и – отпив глоток абсента – вновь уставился на свой стакан. Перед ним возникло еще одно действующее лицо – мужчина, появившийся из глубины кафе и вставший в проеме двери, возле кассы. Матиас поприветствовал его невнятным кивком.

Мужчина, похоже, его не заметил. Он и сам пристально разглядывал девушку, которая заканчивала разливать вино.

Ей не хватало навыка в этом деле. Она наливала слишком медленно, беспрестанно проверяя уровень вина в стакане, стараясь не проронить ни капли. Наполнив третий стакан до краев, она взяла бутылку и, держа ее обеими руками, с опущенными глазами вернулась на свое место. Мужчина, стоящий в другом конце бара, сурово смотрел, как она мелкими шажками семенит в его сторону. Должно быть, она заметила – на мгновение приподняв ресницы – присутствие своего хозяина, потому что внезапно остановилась, завороженно глядя на полоски пола у себя под ногами.

Остальные действующие лица и так уже были неподвижны. Как только несмелые перемещения девушки – продолжать которые при таких обстоятельствах было бы слишком рискованно – тоже прекратились, вокруг все застыло.

Все молчали.

Официантка смотрела на пол у себя под ногами. Хозяин смотрел на официантку. Матиас видел взгляд хозяина. Трое моряков смотрели в свои стаканы. Ничто не выдавало пульсации крови в венах – только небольшое подрагивание.

Вряд ли можно с точностью определить, сколько времени это длилось.

Прозвучали слова. Но вместо того, чтобы нарушить молчание, эти два слога во всех отношениях составляли с ним единое целое:

– Ты спишь?

Голос был строгим, глубоким и слегка певучим. И хотя слова эти были произнесены без гнева, почти тихо, под притворной мягкостью они таили неведомую угрозу. А может статься, что наоборот, именно в кажущейся угрозе звучало скрытое притворство.

Исполнение приказа происходит с немалой задержкой – как будто он долго летел откуда-то издалека, через песчаные равнины и стоячие воды, – когда девушка вновь, не поднимая головы, боязливо двинулась в сторону того, кто только что произнес слова. (Заметил ли кто-нибудь, как он шевелил губами?) Подойдя к нему – когда их разделяло меньше шага – расстояние его вытянутой руки, – она наклонилась, чтобы поставить бутылку на место, открывая изгиб обнаженной шеи, в основании которой виднелся чуть выступающий позвонок. Затем, распрямившись, она принялась сосредоточенно и тщательно протирать только что вымытые стаканы. Снаружи, за стеклянной дверью, за мощеной дорогой и полоской ила воды порта переливались на солнце в танцующих бликах: ромбовая мозаика расстилалась по волнам языками готического пламени, линии то внезапно и судорожно сжимались, превращаясь на миг в яркую вспышку света, то вновь так же быстро вытягивались в длинные горизонтали, которые тут же опять рассыпались ломаными зигзагами, неторопливо играя в бесконечные сочетания фигур, плавно и незаметно перетекающих одна в другую.

Над столиком, где сидели моряки, сквозь сжатые зубы просвистел ветерок, за которым вскоре последовали и слова.

По слогам, настойчиво, но вполголоса: «…следовало бы…» – сказал самый молодой из них в продолжение какого-то давно начатого долгого спора. «С ней следовало бы…» Молчание… Легкий присвист… Его прищуренный в напряженном поиске взгляд исследовал темный угол, в котором находился задвинутый туда китайский бильярд.

– Даже не знаю, что с ней следовало бы сделать.

– Да-а уж! – уже громче, растягивая начальный слог, произнес другой – тот, что сидел рядом.

Третий, который сидел напротив, залпом выпил остатки вина из своего стакана и сказал примирительно, поскольку предмет разговора стал его утомлять:

– Выпороть… И тебя тоже.

Они замолчали. Хозяин заведения скрылся в проеме двери за стойкой. В быстром взмахе ресниц Матиас успел разглядеть большие темные глаза девушки. Он отпил глоток. Она закончила протирать стаканы; чтобы как-то занять руки, она сложила их за спиной, как будто поправляя развязавшиеся ленты своего передника.

– Кнутом! – снова прозвучал голос самого молодого. Он произнес эти два слога, сухо просвистев их сквозь зубы, а затем повторил то же слово, но более неуверенно – как бы мечтательно.

Матиас заглянул вниз, в желтую и мутную глубину алкогольного напитка, стоящего перед ним. Он увидел свою правую руку, лежащую на краю стойки, слишком давно не стриженные и ненормально заостренные ногти.

Засунув руку в карман куртки на овечьем меху, он нащупал там веревочку. Он вспомнил о чемодане, стоящем у него под ногами, о цели своего путешествия и о том, что его ждет работа. Но хозяин заведения куда-то отлучился, а у официантки вряд ли с легкостью найдется сто пятьдесят или двести крон. Двое из собутыльников явно принадлежали к той категории людей, которые не станут покупать наручные часы; что же касается самого молодого, то он не переставая твердил что-то про неверность своей жены или невесты, так что отвлечь его от этой мысли было бы непросто.

Матиас допил свой абсент и, позвякивая в кармане мелочью, сделал вид, что собирается расплатиться.

– Три кроны семь, – сказала девушка.

Вопреки его ожиданию, она заговорила естественно, без тени смущения. Абсент был недорогим. Матиас разложил на прилавке три серебряные кроны и семь медных монеток, затем прибавил еще новенькую монету в полкроны:

– Это тебе, малышка.

– Спасибо, месье.

Она собрала все деньги и бросила их вперемешку в ящик кассового аппарата.

– А хозяйки нет? – спросил Матиас.

– Она наверху, месье, – ответила девушка.

В проеме двери, ровно на том же самом месте – не посередине, а у правого ее косяка, – как будто он так и стоял там, никуда не отлучаясь, вновь нарисовался силуэт хозяина кафе. Лицо его оставалось неизменным: замкнутым, жестким, восковым, в нем читалась враждебность, а может быть, озабоченность – или всего лишь отрешенность – как кому нравится; с тем же успехом ему можно было бы приписать самые черные намерения. Официантка нагнулась, чтобы убрать под прилавок чистые стаканы. По другую сторону двери морские блики переливались на солнце.

– Прекрасный денек, – сказал Матиас.