Юрий Черный-Диденко - Сказание о первом взводе

• Название: Сказание о первом взводе
• Автор: Юрий Черный-Диденко
• Издательство: Издательство политической литературы Украины
• Жанр: О войне
• Год: 1987

Повесть известного украинского советского писателя посвящена одному из ярких эпизодов Великой Отечественной войны — подвигу взвода лейтенанта П. Н. Широнина в марте 1943 года у села Тарановка под Харьковом, который, отражая несколько суток вражеские атаки, сорвал план гитлеровского командования по окружению советских войск под Харьковом.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Когда Билютин спустился вниз, его на паперти встретил Решетов.

— Разрешите доложить, товарищ полковник, батальон прибыл.

— Молодцы! Пусть теперь отдохнут. А вы идите со мной.

Полковник еще час назад высмотрел небольшой домик в стороне от церкви. Он стоял в садике, который круто сбегал меж двумя высокими каменными изгородями к леваде и был удобен для размещения штаба.

В домике до войны, очевидно, находилась сельская библиотека. Вдоль стен тянулись теперь пустые полки, шкафы пустовали, и казалось чудом, что они уцелели, не сожжены гитлеровцами.

— Ну, раз первым ты прибыл, с тебя и начнем, — проговорил Билютин Решетову и вынул карту.

— Великоват участок, — качнул головой Решетов, когда полковник объяснил ему задачу батальона и сделал паузу, словно приглашая высказать свое мнение.

— Великоват, слов нет. У всего полка великоват. Но для нас что основное? Перехватить дороги, их взять на замок. Выйдем на местность, увидишь, как это получше сделать. Вот сюда, к этому переезду, надо выдвинуть взвод, а вот сюда, к Беспаловке, тоже взвод, да самый крепкий, самый надежный… Какой предложишь?…

— Ой, товарищ полковник, все они у меня надежные… да только людей-то в них…

— Ничего, ждем пополнения… Не в этом дело. Главное, чтоб и взвод был обстрелянный и чтоб командир посмышленей, орлом чтобы держался.

Решетов с минуту подумал, щипнул бакенбарды.

— Разве Широнина сюда?

— Широнин? Что-то незнакомый даже…

— Он у нас недавно, всего три недели… С Урала сам, учитель, что ли… Пехотное кончал. По-моему, со сметкой офицер. Под Червонным, можно сказать, весь батальон выручил…

— Ах, лыжник! Знаю, знаю… Он и меня выручил на прошлой неделе, в метель. А что у него за люди? Был бы костяк…

— Да костяк у них во взводе крепкий… Четыре коммуниста, сталинградцы есть, а двое в полку с самой Москвы…

— Сколько же всего?

— Пожалуй, сейчас человек пятнадцать… Точно не помню.

— Надо еще им добавить.

— Есть добавить.

— Да, кстати… — словно вспомнил что-то Билютин. — Ты знаешь, кто у нас правый сосед будет?

— Слышал, будто чехословаки, что ли.

— Ну и как ты считаешь?..

Решетов смотрел в иссиня-холодноватые, внимательно вопрошающие глаза Билютина, пытаясь угадать ход его мыслей.

— Я думаю… По-моему… — несколько робко начал он, — не помешает, если на правый фланг подкинуть лишних людишек…

— Гм… Лишних… А где же они?

— Так сами же говорите, пополнения ждем…

— Эх, Решетов, Решетов, — усмехнулся Билютин. — Офицер из тебя неплохой, а политик ты, скажу прямо, недалекий. Да я разве тебя об этом спрашиваю? Им-то, новым соседям, у кого сейчас учиться, кроме как у нас, а? Не у кого больше! Вот о чем надо нам с тобой и сейчас и всегда думать… а ты — лишних людишек!… Подбросить! Ну ладно, присылай часам к пяти мне этого… учителя… Широнина. Я ему лично задачу поставлю… — Голос Билютина зазвучал приглушенно, и Решетов, хорошо знавший полковника, почувствовал его внутреннее волнение. Словно преодолевая его, Билютин резко поднялся, направился к двери. И уже на крыльце ошеломил Решетова неожиданным строгим окриком:

— А это еще что такое?!

Полковник даже остановился. Решетов смотрел из-за полковничьего плеча. Почти у крыльца начинался сад. Выхлестанные зимними стужами, почерневшие ветви деревьев теперь, под проглянувшим солнцем, словно оттаивали, дымились. В саду — куда ни кинь взором — никого не было.

— Да вон на изгородь посмотри… Скворцы, что ли?..

На высоком заборе, выложенном из глыб песчаника, зябко перепрыгивали две птахи. Несколько камней обсохли, прогрелись, и пичуги вертелись на них, робко и озадаченно перекликались, не зная, куда дальше держать путь.

— Так точно, скворцы, товарищ полковник.

— Рановато… Рановато они в этом году. А? Торопят весну! — потеплевшим голосом проговорил Билютин и тяжело шагнул с крыльца. — Ну, поехали на Беспаловку!..

XXI

Когда батальон Решетова прибыл в Тарановку, Широнин увидел знакомых связистов из артиллерийского дивизиона и от них, почти ежедневно настраивавших свою рацию на Москву, узнал о сегодняшней сводке.

1 марта Совинформбюро сообщило, что наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях, то есть западнее Харькова и севернее Курска.

Как и в неисчислимом множестве других мест, эту сводку слушали в Усовке, в доме Зимина, и в Кирсе, на Первомайской улице, где жила семья Широнина, слушали в Улан-Удэ, родном городе Чертенкова, и в чайханах Ленинабада, где в свое время частенько сиживал Фаждеев, наверное, слушали ее, занесенную из партизанского отряда и передаваемую шепотком, и в Ново-Михайловке, откуда был родом Иван Вернигора.

А для них самих, для Широнина и Зимина, для Вернигоры и Фаждеева, как и для всех других бойцов, воевавших на этом и на прилегающем к нему участках фронта, каждая фраза сообщения, сдержанно и деловито комментировавшего ход дела на фронтах, полнилась особенной значительностью. Ведь еще накануне упоминалось и об ожесточенных контратаках врага юго-западнее Ворошиловграда и Краматорска, о ста немецких машинах с войсками и грузами, уничтоженных за день нашей авиацией…

Широнин вернулся во взвод, расположившийся с солнечной стороны полуразрушенного школьного здания, и стал рассказывать свежие новости. К взводу подошли и красноармейцы только что прибывшей из Змиева маршевой роты — нового пополнения, о котором говорил Билютин. Большинство их было призвано в армию недавно полевыми военкоматами в освобожденных районах Украины, и, слушая лейтенанта, они все теснились к нему поближе, старались не пропустить ни одного слова. А над селом одна за другой проходили в сторону Краснограда и Староверовки то девятки, то семерки штурмовиков, и Петру Николаевичу приходилось замолкать, когда из-за взгорья накатывался и нарастал их звенящий металлом гул. В такие паузы Широнин, как и все, откидывал голову назад, любовался могучим, грозным строем боевых самолетов.

Мысленно Широнин сопоставлял сегодняшнюю активность авиации с тем, что сообщало Совинформбюро. Было ясно, что гитлеровцы продолжают подбрасывать на этот участок фронта новые и новые подкрепления, и задачей штурмовиков является расстроить, сдержать подход этих свежих частей.

Вскоре пришел связной и передал Широнину приказ — прибыть немедленно в штаб полка, к Билютину. Бойцы маршевой роты расступились, пропуская лейтенанта, и затем снова сгрудились вокруг первого взвода, словно ожидая теперь уже от самих солдат, что они добавят к словам командира.

Зимин поудобней сел на выступе фундамента, скрутил цигарку, заинтересованно посмотрел на молодых бойцов.

— Выходит, вовремя подоспели к нам на подмогу, а? — спросил у одного из них, красноармейца с худощавым, насупленным лицом, с беспокойным, возбужденным блеском черных глаз. Он слушал Широнина всех внимательней.

— Выходит, так, — хмуро ответил красноармеец и отвел взгляд в сторону. На голове его, стриженной под нулевку, была непомерно большая ушанка — хоть вставляй в зазор два пальца, — и когда он поворачивал голову, то казалось, что ушанка оставалась на месте неподвижной.

— Что же ты, солдат, и шапку не подобрал себе как следует?

— Сойдет! — с пасмурным безразличием кинул новичок.

— Он, товарищ старшина, про запас взял, на рост, — бойко и весело заговорил стоящий рядом с красноармейцем в большой ушанке другой паренек — широкоплечий, скуластый крепыш с огненно-рыжими бровями. — Я уже знаю, у него, если чуб отрастает, так и эта еще тесна будет!

Хмурый красноармеец бросил на приятеля недовольный взгляд: чего, мол, разболтался, в чубе ли сейчас дело?

— Откуда сами? — Заметив, что оба парня посматривают не столько на него, Зимина, сколько на цигарку в его руках, Сергей Григорьевич протянул им табак.

Рыжеватый красноармеец по-свойски взял кисет, но не раскрыл его, передал товарищу.

— Лисичанские мы. Я и он. А есть тут и из Купянска, из Россоши, Коротояка.

— Тяжело небось пришлось за эти полтора года? — спросил Зимин, глядя на хмурого красноармейца и пытаясь объяснить себе его замкнутость и угрюмость. Но тот только махнул рукой, а откликнулся на вопрос Зимина все тот же крепыш.

— Что уж и говорить, товарищ старшина. Вот его, Алексея, два раз в ортскомендатуре стегали за то, что на биржу труда не являлся. Потом месяц на чердаке вместе со своим тезкой сидел, прятался, они оттого вроде и одичали…

— С тезкой? И он тут?

— А вон стоит, — кивнул красноармеец на другого бирюковатого паренька, зябко переступавшего с ноги на ногу. — Тоже Алексей — с гор вода…

— За что ж его так прозвали?

— Просто народ говорит… В этом месяце, в марте, как раз у них день ангела…