Николай Дежнев - Принцип неопределенности

• Название: Принцип неопределенности
• Автор: Николай Дежнев
• Издательство: ТЕРРА — Книжный клуб
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-275-02033-5

Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.

«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.

В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира. Подчас она много интересней той реальности, в которой все мы живем. Эта книга не оставит никого равнодушным.

Всего одна цитата: «Только любовь делает человека человеком, а ее отсутствие приводит к появлению в мире зла! Когда душа черствеет и утрачивает способность сопереживать, тогда-то оно и входит в жизнь. Случается это незаметно, но можно не сомневаться — зло уже здесь, рядом, и долго ждать себя не заставит…»

---

— Кофе хотите?

— Спасибо, не откажусь, — почти испуганно согласился Мокей.

— Вот и отличненько! — уже совершенно нормальным голосом продолжал Шепетуха и, вернувшись к напоминавшему размером футбольное поле столу, нажал кнопку устройства внутренней связи. — Два кофе, милочка! Присаживайтесь, пожалуйста! — показал он Серпухину на кресло, сам же остался стоять. Посмотрел в задумчивости в окно, заходил развинченной походочкой от стены к стене:

— Скорее всего, друг мой, ничего страшного с вами не происходит! — Профессор остановился, бросил на Мокея проницательный взгляд. — Вас, должно быть, удивляет скорость, с которой я ставлю диагноз, но вы удивитесь еще больше, когда я скажу, что знаю, о чем вы сейчас думаете! А думаете вы, дорогой мой, о том, что где-то меня уже видели и, более того, что мы с вами знакомы. Угадал?.. Вот видите, а вы еще сомневались, стоит ли идти ко мне на прием! — губасто улыбнулся Семен Аркадьевич и опустился в кресло по другую сторону журнального столика. — Ну а теперь, голубчик, поведайте в деталях, что вас в эти стены привело, и особенно о нервном стрессе, с последствиями которого мы теперь имеем дело!

Смотревший во все глаза на профессора Серпухин был поражен демонстрацией его возможностей. Сам же Шепетуха, по-видимому, не придавал этому никакого значения. Закурил, закинул ногу на ногу, как бы желая показать, что располагает неограниченным временем и торопить пациента не намерен.

Мокей между тем молчал, и не только потому, что не знал, с чего начать свой рассказ. Ему было стыдно. Привыкли мы встречать человека по одежке и по тому, как он держится, корил он себя, в то время как в расчет надо принимать только масштаб и внутреннее богатство личности! Да и чем, если присмотреться, плоха внешность Шепетухи? Лысина в наши дни прочно вошла в моду, а будь Семен Аркадьевич известным киноактером, очень многие пошли бы на операцию, лишь бы и у них торчали в стороны уши… Но, поскольку профессор терпеливо ждал, Серпухин вынужден был начать говорить о случившихся в его жизни событиях и очень скоро так увлекся, что живописал происшедшее уже в лицах и в красках.

Слушая его, Шепетуха делал в блокноте пометки, но рассказ пациента не прервал ни разу. Теперь ушастый Семен Аркадьевич Мокею не просто нравился, незаметно для себя Серпухин проникся к профессору доверием. Такое случается, когда человеку дают выговориться и при этом не перебивают его на каждом слове и не умничают, делясь с рассказчиком собственными домыслами и наблюдениями. Всегда приятно иметь дело с человеком воспитанным, а перед Мокеем к тому же сидел не абы кто, а известный в медицинских кругах ученый. Раздражала, правда, манера Шепетухи смотреть не мигая, но это было мелочью и привередничаньем. Как известно по многочисленным анекдотам и фильмам, психиатры — народ особый, к ним с обывательскими мерками подходить не приходится.

Повествование свое Мокей закончил описанием сна про царя Ивана и незадачливого сына Петра Первого, которого, согласно сюжету картины, Грозному предстояло убить.

— Но композиция полотна так до пробуждения и осталась неясной? — уточнил профессор, справедливо заключив, что рассказ Серпухина завершен. — Что ж, это логично!

Сделав такое в высшей степени загадочное замечание, Шепетуха надолго замолчал. Глотнул успевшего остыть кофе и по привычке старого курильщика принялся разминать в пальцах новую сигарету.

— Давайте подведем промежуточные итоги!.. — закурил, стряхнул в пепельницу не успевший еще нарасти пепел. — Откровенность ваша мне понравилась! Да и к чему что-то скрывать, когда приходишь к другу и рассчитываешь на его помощь. Теперь, я так понимаю, вы ждете от меня объяснения случившегося… Что ж, извольте! Не скрою, многие из моих, придерживающихся традиционных взглядов коллег усмотрели бы в ваших переживаниях симптомы серьезных патологий, но я на этот счет держусь иного мнения. Последние исследования американских ученых показали, что измененные состояния сознания — а это именно то, что вы пережили, — можно вызывать искусственно. В вашем же случае все произошло естественно, как результат вызванного неприятностями нервного стресса. Фактически вы, друг мой, очутились в обстановке одной из ваших предыдущих жизней, но, что примечательно, не потеряли при этом связи с жизнью текущей. В литературе подобные случаи путешествия сознания описаны. Весьма характерно и то, что в шестнадцатом веке вы встретили Ксафонова, поскольку именно он, как я понял, подкинул вам идею провести приведшую вас к банкротству финансовую операцию. Такие эпизоды, как правило, имеют негативную окраску, отсюда и место встречи — пыточная. Не до конца объясненным остается лишь момент ваших возвращений в действительность…

— Но, профессор! — воспользовался возникшей паузой Серпухин. — Посмотрите на мою руку, этот ожог свидетельствует о реальности происходивших событий…

— Нет, друг мой, тут вы заблуждаетесь! — мягко улыбнулся Семен Аркадьевич. — Широко известен феномен стигмат, этих возникающих на телах верующих следов крестных мук Христа, да и любой гипнотизер способен сотворить ожог совершенно холодным предметом. Находясь в особом состоянии сознания, вы легко могли коснуться чего угодно, и это наложилось в вашем представлении на эпизод с пытавшим вас палачом…

— Но вы-то, Семен Аркадьевич, я теперь это вижу, внешне вы просто вылитый подьячий! — не сдержался Мокей.

— Не волнуйтесь, голубчик, не волнуйтесь, феномен псевдоузнавания в психиатрии хорошо известен. Уверен, вы еще не раз встретите привидевшихся вам в иной реальности людей, скажем, того же похожего на хищную птицу человека, что нет-нет да посещает вас в ваших снах. Скажу больше, у меня у самого есть знакомый, в точности подходящий под такое описание. Но это еще пустяки, — улыбнулся во весь рот профессор, — к одному пациенту, его привела ко мне обеспокоенная супруга, каждую ночь пристают обнаженные женщины, а с некоторых пор он начал встречать их на улице. Вот это да! Легко понять, почему бедный малый так сопротивлялся лечению и в конце концов предпочел развестись с женой… — Шепетуха мелко захихикал, задребезжал. — Ас другой стороны, маленький, с усиками ниточкой гражданин все же лучше огромного страшного негра, который гоняется каждую ночь за моей новой подопечной, а поймав, предлагает ей помочь собирать чемоданы. Здесь, скорее всего, не без старика Фрейда с его неврозами и комплексом Эдипа, причем раскрытые кофры должны символизировать нечто виденное в раннем детстве сексуальное. — Семен Аркадьевич допил одним глотком содержимое чашки. — Разные, скажу я вам, попадаются в моей практике случаи, очень разные, но бывают и весьма неожиданные! С месяц назад приходит на прием писатель и заявляет, что начал встречать в жизни героев собственных произведений. Женщину — главное действующее лицо последнего романа, какого-то неудачливого литератора Фаста, странного Рыжего, который будто бы служит проводником судьбы…

— И что, вы ему помогли?

Шепетуха сделал неопределенный жест рукой.

— Случай уж больно запущенный. Проблема в том, что писатель относится к себе как к одному из созданных им же самим персонажей. Творческие личности часто бывают с большим приветом, а его роман к тому же называется «Игра в слова». Вот он и доигрался… — Державший все это время в руке кофейную чашку профессор вернул ее на блюдце. Спросил, подвигав из стороны в сторону тонким розовым носом: — Вам не кажется, что в кабинете присутствует посторонний запах?..

Удивленный таким вопросом Серпухин принюхался.

— Да нет, вроде бы ничего особенного…

— Вот и славненько! — потер руки Шепетуха. — Я, признаюсь, вдруг подумал, не страдаете ли вы к тому же сноподобным состоянием Джексона, осложненным обонятельными приступами Стюарта, но теперь вижу, что погорячился. Не стану скрывать, подозревал и глиомы височных долей — при этом случаются очень красочные, отличающиеся сюжетностью галлюцинации, — однако и их можно со спокойной совестью отмести!

Профессор поднялся из кресла и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету. Заговорил не сразу, слова произносил не спеша, как бы предварительно их взвешивая:

— Забавная у нас, у врачей, работа… Вылечишь человека, а он потом приходит к тебе и требует, чтобы ты дал ему новый смысл жизни, поскольку старый — восстановить здоровье — уже не актуален… — Помолчал. Закурил сигарету. Небрежным жестом бросил в пепельницу спичку. — Вот что, друг мой, я вам скажу! Психически вы совершенно здоровы, хотя ни один врач-ортодокс вам этот диагноз не подтвердит. Если настаиваете, я, конечно, буду вас лечить. Использую методики того же Фрейда и даже добьюсь результата, откопаю в вашем детстве нечто сексуально забавненькое, но и только. На самом же деле то, что с вами произошло, надо рассматривать с точки зрения трансперсональной психологии, которая опирается в своих представлениях на восточную философию и религии. Впрочем, не только восточные! В ее постулатах можно найти отголоски верований и друидов, и пифагорейцев, и даже платоников, но я теперь о другом…