Михаил Белов - Мангазея

• Название: Мангазея
• Автор: Михаил Белов
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: История
• Год: 1969

Это исторические рассказы о первом русском заполярном городе, о Мангазейском морском ходе, изложенные автором как бы от лица последнего мангазейского воеводы Данилы Наумова.

В главе «По запретному пути» автор, используя новые архивные документы, полемизирует с традиционным освещением вопроса об археологических находках на острове Фаддея и в заливе Силка. В заключительной главе рассказано о посещениях учеными древнего мангазейского городища и начале археологического изучения его Мангазейской историко-географической экспедицией, которой руководил автор книги — д-р ист. наук, проф. М. И. Белов.

---

По пути встретили несколько заброшенных землянок и избушек и даже один небольшой «самоедский городок», но все пустые. За два месяца воеводы преодолели 300 верст — дошли до мест, где тундра покрыта редколесьем, да и низкий правый берег реки стал выше. В лесу росли лиственница, береза и ель. Место по всему было хорошее. И не сразу заметили, что совсем рядом засыпан снегом городок поморов-звероловов — несколько избушек, землянок и амбаров. На соседней речке стояли их суда. Но в городке никто не жил, знать, все его жители ушли на промысел. Здесь и решили стать лагерем. Стрельцы и казаки заняли землянки и полуземлянки, а воеводы, тобольский сын боярский и атаманы поместились в большой просторной избе, что стояла на самом возвышенном месте. Осмотревшись, они увидели, что промышленные люди выбрали для своего городка удобное место: с севера и юга его окружали речки Ратиловка и Осетровка (Мангазейка), а с запада обрывистый берег вплотную подходил к реке Таз.

Схема сухопутных, речных и морских путей Западной Сибири XVII в.

1 — речной морской путь из Тобольска в Мангазею, 2 — Мангазейский морской ход, 3 — «Черезкаменный путь», 4 — речные пути.

Весной выяснились и другие важные особенности городка. К востоку от него лежали озера и болотистая тундра, откуда ни пройти, ни проехать нельзя. Таким образом, со стороны реки и тундры острог был бы защищен от опасности. Придумать лучшее место для «государева острога», казалось, было невозможно. К тому же отыскался и близкий переход с реки Таз на Енисей. Верстах в 200 от лагеря впадала в Таз речка Волочанка (Худосея). По ней добирались до другой реки Волочанки, впадающей в реку Турухан, несущую свои воды в Енисей.

Схема Енисейского волока.

В марте соболиные промыслы закончились. Соболь полинял, порыжел, шкурка его уже не годилась. В апреле к городку из тундры и лесов стали стекаться промышленные люди. Шаховской приказал выбрать среди них доверенного человека в целовальники — таможенные чиновники, чтобы собрать государю десятый соболь. Каждому, уплатившему десятый соболь, целовальники выдавали проезжую грамоту — разрешение на поездку на Русь. К маю пришли к своим кочам и остальные торговые и промышленные люди. Скопилось их довольно много, и все родом из Поморья: пустозерцы, мезенцы, пинежане, кеврольцы, холмогорцы.

Расспросили их мангазейские воеводы о городке и о промыслах и решили рубить тут острог. Всех торговых и промышленных людей направили в лес возить бревна. Более опытные из них строили воеводский двор и съезжую избу. Но самое главное: следовало со всех сторон укрепить «государевы службы». В конце июня, когда оттаяла земля, копали ямы вокруг острога и ставили в них торцом крепкие и толстые еловые и лиственничные бревна. Получилась сплошная стена, только с правой проезжей стороны стрельцы срубили башню и ворота, установили караул.

Еще только закладывался Мангазейский острог; стук топоров и жужжание пил привлекли к нему самоедов и остяков — коренных жителей края. Многие из них никогда не видели бородатых мужиков, дивились их одежде. Воеводы приказали взять среди них старших и привести в съезжую избу, где толмач объяснил им, что надлежит платить ежегодно ясак великому государю.

Летом послал Мирон Шаховской из нового острога в Березов гонца. Но тот запоздал. Весной, не получив вестей от мангазейских воевод и ничего не зная об их судьбе, Федор Шереметьев, по царскому указу, подготовил на Иртыше новую большую экспедицию в Мангазею. Во главе ее стали его родственник князь Василий Мосальский и письменный голова Савлук Пушкин. Для плавания по Оби, Обским и Тазовским губам на верхотурских плотбищах снова строили кочи, морские лодки и дощаники. Из Перми и Вологды привезли якоря, канаты, холсты на паруса. Мосальский и Пушкин получили вдвое больше стрельцов и казаков. В Тобольске им дали 100 да в Березове и Сургуте еще 100 служилых людей. На Мангазею поднималось большое царское войско, чтобы, по мысли тобольского воеводы, разом покончить с «шатостью» остяков и самоедов и привести их в «вечное холопство» московскому царю. Новым мангазейским воеводам на служилых тобольских людей выдали скорострельную пищаль и к ней 200 ядер. Для управления «огненным боем» на воеводском коче ехал пушкарь. В Мангазею пошли три затинные пищали и 200 ядер, 20 пудов зелья-пороха и 10 пудов свинца. Кроме того, на каждого тобольского служилого человека полагалось по фунту свинца. В Березове, куда воеводы пришли на 13 судах, получили они еще скорострельную пищаль и 3 затинных. В наказе говорилось, что воеводы, прибыв в Березов, должны выбрать из зырян и жителей реки Выми тех, кто знает Мангазейский и Енисейский морской ход. А самим им запрещалось без опытных мореходов пускаться в далекое плавание. В наказной памяти упоминалось, что идти надобно «наспех днем и ночью с великим бережением», опасаясь задержки на море. Рекомендовалось по морю идти бережно и в «крепких местах» ставиться «осторожливо на якоря».

Путешествие князя Мосальского и Савлука Пушкина прошло без приключений. В августе они прибыли в Мангазейский острог и отпустили Шаховского и Хрипунова на Русь, приняв от них острожные ключи и «государеву казну».

МАНГАЗЕЙСКИЙ МОРСКОЙ ХОД

В опросах поморов-мангазейщиков нашел Данила Наумов сведения о дальнейшей судьбе Леонтия Плехана и его товарищей, об их походе. Рассказал воеводе Ивану Биркину все это сам Плехан.

Поздней весною 1602 г. ездил он с Антипом Бажеником на Печорское устье. Бежали их нарты три дня вдоль низкого, слившегося со льдом берега, а затем — по морскому льду. Всюду стоял нетронутый и неломаный лед, крепкий, двухлетний. Огромные ледяные поля тянулись до самого Югорского Шара, что подтвердили встретившиеся на побережье самоеды, пришедшие из Карской губы. Вернулись мореходы к судам невеселые — боялись снова из-за льдов не попасть в Мангазею. Однако москвитин Первый Тарутин и пустозерец Семен Серебряник, собиравшиеся в Сибирь и хорошо знавшие повадки моря-океана, успокоили мореходов: изменится-де погода, подует южак и ото льдов этих следа не останется. Поэтому работы на плотбищах не прекращали. Плотники готовили к походу четыре коча. По примеру Леонтия Плехана на них набили ледовые пояса и бортовые кили — колоды.

В конце июня наступили в Пустозере по-настоящему летние дни. Правда, в последние недели установилось безветрие, и совсем приуныли мореходы. Но вот на петров день погода резко изменилась, задул с юга ветер, поплыли на море черные тучи, брызнул дождь. Напилась влажная земля окрестных болот свежей дождевой водой. Зацвел багульник. Поднялись и другие травы. Заспешили мангазейщики. Кочи загружали ржаной и овсяной мукой, ушивали паруса, крепили веревки на щеглах[20]. Все кипело вокруг. В петров день суда вышли в устье Печоры. Спешили мореходы, хотели как можно скорей попасть в Югорский Шар и в Карское море. Льды уже везде отступили, их белые края едва виднелись вдали.

Караван по Мангазейскому морскому пути повел опытный Михаил Дурасов. Знал он опасные мели и фарватеры и вел кочи так, что на предельной воде не садились на мель.

Леонтию все было в диковинку. Дивился он, проходя Югорским Шаром, на голую безлесную тундру, на гористый каменный берег острова Вайгач. Узнал он от старожилов, промышлявших на море моржа, что никто не ходил вокруг этого острова, потому что «отошел остров далеко в море», да и обычно здесь «льды великие стоят».

По Югорскому Шару из опасения сесть на мель двигались осторожно, на веслах. Гребли, пока не настала ночь. А утром оказались в Карском, или Нярзомском, море[21]. Льды и здесь отошли от берегов и освободили проход судам.

По Карской губе кочи ходили двумя путями. Когда встречался лед, то двигались вдоль берега на реку Кару и оттуда шли в виду Ямала. Если льда не было, то отправлялись напрямик, срезая кут. Этот путь был короче, но здесь от кормщиков требовалась отличная ориентировка в море. Без матки-компаса и чертежа-карты ходить к Ямалу не решались. На этот раз все были за то, чтобы идти напрямик. И Плехан, и Баженик согласились с Серебряником. Действительно, следовало спешить к устью Мутной реки, откуда предстоял тяжелый путь через ямальский волок. Река Мутная славилась своим на редкость извилистым руслом. В сухое лето она так мелела, что мореходы застревали в ней надолго. Да и в обычное лето она капризничала и зависела от моря: в приливные часы и дни в реку нагоняло воду и только тогда можно было передвигаться по ней.

Два дня вел Серебряник кочи к Мутной и ни разу не ошибся, точно угадал ее устье. Но прилив еще не настал, и пришлось ожидать… Высыпали мужики на берег поразмяться, пострелять дичь, половить рыбу, запастись дровами, которых в ямальской тундре не сыщешь и днем с огнем. Плехан и Баженик ходили далеко в тундру. Бродили они по ёрнику, мелкому лесу, который и от земли-то поднимался на пол-аршина. Там встретили «карачаевскую самоядь».