Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

• Название: Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946
• Автор: Дмитрий Ломоносов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-227-03409-0

Дмитрий Борисович Ломоносов в свои почтенные 87 лет известен интернет-сообществу как, пожалуй, самый пожилой российский пользователь Интернета и блогер. Несмотря на современный образ жизни, главным событием в ней для Д. Б. Ломоносова остается далекая война, от начала которой минуло уже 70 лет. Память о ней долгие годы не давала покоя ветерану, и он изложил свои воспоминания на страницах этой книги. Репрессированные родители, сын «врагов народа», короткая юность, прерванная войной, нелегкий солдатский труд в кавалерийской части, скитания в плену, едва не окончившиеся смертью от истощения в самые последние дни войны, и, наконец, послевоенное клеймо бывшего военнопленного. Личная судьба солдата и общая слава военного поколения представлены в этой замечательной в литературном отношении и исторически точной книге.

---

Так, в относительной безопасности прошла осень. Мы проехали Брянщину, Черниговскую область Украины, все время в лесах, минуя города и крупные села. Фронт напоминал о себе лишь звуками постоянной канонады и ранеными, идущими и едущими на бричках к медсанэскадрону, часто располагавшемуся вблизи штаба: полки дивизии время от времени вступали в боевые столкновения с арьергардными частями отступавшего вермахта. Один раз пришлось пережить ожесточенную бомбежку нашего расположения «лаптежниками» (пикирующими бомбардировщиками Ю-87, их называли так из-за неубирающихся шасси, напоминавших обутые в лапти ноги), несколько солдат получили ранения, один старший сержант был убит. Попадали иногда под обстрелы дальнобойных орудий, не приносившие вреда. По пути, бывало, попадали под артиллерийский или минометный обстрел.

В конце октября или начале ноября мы вышли к берегу Днепра. Остановились на опушке леса. Перед нами — луг шириной 2–3 километра, за ним видна лента реки и противоположный высокий берег, застроенный одно-двухэтажными домами. К нему вела понтонная переправа, по которой непрерывной лентой двигались повозки, автомашины и пехота. Над переправой в воздухе кружились самолеты, бомбили, возле нее часто возникали столбы взрывов. Несколько раз мы видели прямые попадания бомб, сбрасывавшие в воду повозки и людей. Движение останавливалось, саперы довольно быстро восстанавливали мост, и поток транспорта и людей возобновлялся.

Вдоль опушки леса рядом с нами батареи зенитных орудий и эрликонов ведут непрерывную пальбу, как казалось, безрезультатную: вблизи немецких самолетов возникали многочисленные облачка разрывов, не приносивших им вреда.

Непосредственно над переправой в воздухе, как пчелы над цветами, роились самолеты. Нижний этаж — тихоходные «Юнкерсы» и «Хейнкели», методично сбрасывавшие бомбы, а выше кружился настоящий хоровод быстрых истребителей, завязывавших дуэли, — немецкие мессеры и наши ЛАГГи. Было больно смотреть, как большинство этих дуэлей заканчивалось гибелью наших летчиков: то один, то другой наш истребитель загорались и падали, оставляя за собой хвост огня и дыма. Деревометаллические ЛАГГи, хотя и казались более современными, чем «ишаки» (И-16), с которыми мы встретили начало войны, явно уступали цельнометаллическим «Мессершмиттам».

К концу дня поступил приказ начать переправу.

Вслед за полками дивизии, переходившими Днепр в конном строю, двинулись подразделения штаба. Под непрекращающейся бомбежкой со свистом падавших, казалось, прямо на нас бомб мы благополучно переехали неширокий здесь Днепр и, миновав маленький песчаный островок, оказались на улицах небольшого городка Лоева, на окраине которого остановились на ночлег.

Днепр здесь накануне форсировали войска 27-го стрелкового корпуса 65-й армии генерала Батова, которые, как сообщалось в сводках, «на лодках, плотах и подручных средствах» захватили город и полосу берега, образовав плацдарм, подвергавшийся ожесточенным атакам противника. С целью удержания и расширения плацдарма туда был направлен наш корпус.

Что такое фронтовая переправа, да еще «на подручных средствах», мне, слава богу, видеть не пришлось. О том, какой ценой достигались штурм реки и захват плацдарма на противоположном берегу, мало достоверных свидетельств. Некоторое представление об этом дает В. Астафьев («Прокляты и убиты»), а во время войны нашел в себе мужества намекнуть об этом Твардовский:

Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…

Кому память, кому слава,
Кому темная вода, —
Ни приметы, ни следа.

Переправа, переправа!
Берег правый, как стена…

Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.

Ранним утром следующего дня я по приказу Сковородко отправился на свободную от застройки, поросшую жухлой травой сторону улицы и занялся приготовлением пищи для нашего экипажа. Разжег костер, начистил картошки и повесил над огнем на рогатках ведро.

На огонек подошли двое солдат из стрелковой части, разместившейся здесь же. Один из них молодой, вроде мой ровесник, другой — значительно старше. Как обычно, разговор начинается с выяснения, не земляк ли.

— Ты откуда, боец? — спрашивает молодой.

— Из Ростова.

— А я из Новочеркасска, почти земляк.

— А ты откуда, отец? — спрашиваю.

— Пермяк я. А ты что же, мильтон, никак?

Это он, глядя на мои окантованные синим полевые погоны.

— Нет, я — кавалерист.

— А где же твоя кобыла?

— А вон она! — указываю на стоящую во дворе нашу полуторку с торчащим над кузовом штырем-антенной.

— А, радист, значит. А мы — пехота. Позавчера реку штурмовали.

— Ого! Ну и как это было?

— Как тебе сказать… Во взводе было двадцать шесть человек, на всех одна плоскодонка и сырые лесины, что притащили на себе из леса. На лодке комвзвода и связной, а мы стащили лесины в воду — и вперед. Я плавать-то не умею, болтаю ногами и еле-еле продвигаюсь. А он (немец) как начал лупить из миномета! Ну, думаю, конец пришел. Уже почти у того берега вдруг всплывает радом солдатик и за бревно хватается. А лесина-то сырая, меня одного еле держит и то погрузившись в воду целиком, а под нами двумя совсем в воду уходит. Что делать? Будем вместе держаться — оба утонем, отцеплюсь — утону. Вот и столкнул я его… Грешен, не видел, есть ли здесь Божий храм, отмолиться бы от греха…

Он заплакал.

— Ну и много вас уцелело?

— Да вот мы с ним от всего взвода…

Эта беседа у костра до сих пор представляется мне в лицах.

Позавтракав, двинулись дальше.

На окраине Лоева на нас спикировала группа Ю-87. Я свалился в щель, чувствуя, что воющие бомбы летят прямо в меня. Разрывы были так близко, что осыпались песчаные стенки щели. Но пронесло. Никто из нашего экипажа не пострадал. Сильно пострадала находившаяся неподалеку артиллерийская батарея: прямо на траве рядом перевязывали раненых, укладывали убитых.

Плацдарм постепенно расширялся, и в следующую после Лоева ночь мы расположились на окраине какого-то селения. Всю ночь немцы методично обстреливали это селение из дальнобойных орудий по площадям. Так что угадать, куда попадет следующий снаряд, было невозможно.

Неподалеку от небольшого городка Хойники, в лесу мы ночью стояли в полной готовности к маршу, ожидая того момента, когда 17-я кавалерийская дивизия прорвет фронт на узком участке. В строю, спешившись с оседланными лошадьми, на обочине дороги, ожидая команды, стояли полки дивизии, готовые сразу же ринуться в прорыв в рейд по тылам врага. По дороге непрерывным потоком к фронту неслись машины со снарядами. Обратно тянулись повозки с ранеными, многие шли пешком. Однако, несмотря на большие потери, прорвать линию обороны не удалось, дивизии втянулись в затяжные бои. Через несколько дней под напором подошедших на подмогу пехотных частей немцы отступили, и мы двинулись дальше.

На каком-то отрезке пути наша машина стояла, пропуская мимо колонну штаба. Я, свободный от дежурства, наблюдал, стоя рядом. Уже проскакали верхом штабные офицеры и комендантский взвод, проехал на своей эмке командир дивизии, двинулись повозки эскадрона связи.

И вдруг запряженная парой коней тачанка с радиостанцией 5-ТК налетела задним колесом на противотанковую мину. Взрывом разнесло заднюю часть тачанки, тяжело ранив двух сидевших сзади радистов. А меня швырнуло взрывной волной на несколько метров. Я ударился спиной обо что-то твердое, наверное пень, почувствовал, как у меня сперло дыхание. Боль от удара долго не проходила, во время ходьбы было трудно дышать. После этого через некоторое время я почувствовал, что у меня появилась и со временем все больше увеличивается сутулость. Очевидно, при падении я сильно ушиб позвоночник.

Командир этой радиостанции, в то время старший сержант, Александр Данилович Ушаков-Убогий жил в Москве, мы с ним изредка встречались. Радистов, вскоре умерших от ран, похоронили на окраине Хойников.

В 1967 году мы с женой и сыном отдыхали в Лоеве. Раскинувшийся на высоком берегу Днепра, напротив устья реки Сож, впадающей в Днепр, город очень живописно выглядит, особенно со стороны Сожа, куда мы обычно ездили на лодке рыбачить. Глядя на знакомые со времен войны панорамы, я вспоминал минувшие события. В дождливую погоду мы с сыном ходили на то место, где я лежал в щели под бомбами, сыпавшимися с пикирующих Ю-87.

Во время нашего пребывания в Лоеве состоялся слет бывших партизан, посвященный 25-летию их выхода из немецкого тыла. Я помню, как это происходило в 1943 году: в лесу, бродом, через небольшую речку выходила колонна пестро одетых частично в штатском, частично в немецких френчах и шинелях, вооруженных немецкими автоматами людей. Поэтому я с интересом принял приглашение наших хозяев, у которых мы снимали комнату, поехать с ними на место слета. Он проводился там, где во время войны был партизанский штаб, в частично заболоченном лесу. Здесь уже были восстановлены штабная землянка, колодец, с тех времен сохранились остатки лагеря. Примерно через два часа пути на машине проехали деревню Хатки, до которой осенью 1943 года мы с боями и потерями шли около двух месяцев.