Томас Мартинес - Он поет танго

• Название: Он поет танго
• Автор: Томас Мартинес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17479-6

Хулио Мартель поет танго, но никогда не записывает своих выступлений. Лучшего в мире певца можно услышать только вживую! В погоне за его голосом американский аспирант, пишущий диссертацию о статьях Борхеса, посвященных танго, покидает Нью-Йорк и открывает для себя Буэнос-Айрес — город литературы, любви и насилия, город, в котором подвал скромного пансиона может скрывать знаменитый борхесовский алеф — точку, содержащую все точки и все мгновения вселенной.

---

Все написанное Бонорино не позволяло мне понять, почему Мартель пел в Парке Час. Бредовые рассуждения о разделительной линии между реальностью и вымыслом не имели ничего общего с прежними попытками Мартеля уловить прошлое — мне не верилось, что певец может интересоваться воображаемым прошлым, — а всякие там городские предания о похождениях Пибе Головы[77] и других злодеев в этом лабиринте не имели прямого отношения — если даже считать их правдивыми — к большой истории города.

Я просидел два вечера в библиотеке Конгресса, собирая информацию о Жизни в Парке Час. Я обнаружил, что там не было никаких анархистских или коммунистических центров. Я тщательно выяснял, находил ли кто-нибудь из апостолов освободительного насилия — как называл их Освальдо Байер — прибежище в хитросплетениях Парка Час, прежде чем угодить в тюрьму в Ушуайе или в руки расстрельной команды, однако биографии таких людей складывались ближе к центру Буэнос-Айреса.

Раз уж этот район так упорно от меня ускользал, я отправился его посмотреть. Как-то рано утром я сел в автобус с маршрутом «площадь Конституции — проспект Триумвирата», забрался далеко на запад и высадился на неведомую землю. Когда я достиг улицы Кадис, пейзаж вокруг меня превратился в последовательность кругов — если, конечно, круги могут быть последовательными, и я тотчас же перестал понимать, где нахожусь. Я прошагал уже почти два часа, но вряд ли продвинулся. На каждом углу я видел название какого-нибудь города: Женева, Гаага, Дублин, Лондон, Марсель, Константинополь, Копенгаген. Дома вплотную примыкали друг к другу, без зазоров, но архитекторы исхитрились сделать так, чтобы прямые линии казались кривыми — и наоборот. Хотя у некоторых домов притолоки были розовыми, а колонны других — синими, попадались там и простые белые фасады; различать их было сложно: многие дома имели один и тот же номер — скажем, 184,— а в окнах других как будто висели одинаковые занавески, и из-за них высовывал мордочку один и тот же пес. Я шел и шел, солнце палило немилосердно, а навстречу мне не попадалось ни одной живой души. Не знаю, как я оказался на площади, окруженной черной решеткой. До сих пор я видел только одно- и двухэтажные здания, но вокруг этого квадрата вздымались высокие башни, тоже одинаковые, а из их окон свисали вымпелы футбольных клубов. Я сделал несколько шагов назад, и башни погасли, словно спички. Я снова потерялся в спиралях низеньких домов. И снова я проделал тот же путь, стараясь, чтобы каждый мой шаг повторял шаг, сделанный в обратном направлении, и в конце концов я действительно нашел ту площадь, только не там, где я ее оставил, а в другом месте где-то по диагонали. В какое-то мгновение мне показалось, что я стал жертвой галлюцинации, однако парусиновый навес, под которым я стоял меньше минуты назад, сверкал на солнце в ста метрах от меня, а на его месте теперь возникло заведение, претендовавшее на название «Дворец сэндвичей», хотя на самом деле это был ларек по продаже леденцов и напитков. За прилавком стоял подросток в кепке с огромным козырьком, который закрывал ему глаза. Я был рад наконец-то встретить человеческое существо, способное объяснить, в какой точке лабиринта мы находимся. Я поспешил попросить у парня бутылку минеральной воды, поскольку умирал от жажды, но, еще прежде чем я успел закончить свою речь, он ответил: «Нету» и скрылся за занавеской. Какое-то время я стучался, стараясь привлечь его внимание, но в конце концов понял, что, пока я не уйду, он не появится.

Прежде чем отправиться в путь, я отксерил из путеводителя Луми очень подробную карту Парка Час, там были отмечены все входы и выходы. На этой карте изображалось пятно серого цвета, которое вполне могло быть и площадью, вот только по форме оно было треугольным, а не квадратным — как та площадь, что находилась передо мной. В отличие от тех улочек, по которым я проходил раньше, в этом месте не было табличек с названиями и номерами домов, поэтому я решил двигаться по прямой на запад от ларька. У меня появилось ощущение, что чем дольше я иду, тем длиннее становится дорога, как будто бы я двигаюсь по бесконечной ленте.

На моих часах был полдень, и дома, мимо которых я проходил, стояли закрытые и, как мне показалось, пустые. У меня возникло ощущение, что и время здесь устроено столь же капризно, как и улицы, но мне уже было все равно, сколько сейчас — шесть вечера или десять утра. Давление солнца сделалось невыносимым. Я умирал от жажды. Если бы я обнаружил какие-нибудь признаки жизни в любом из домов, я бы ломился в него до тех пор, пока не появится человек со стаканом воды.

Я заметил движение каких-то теней в одной из боковых улочек, в километрах от меня, и почувствовал себя таким слабым, что испугался потерять сознание прямо здесь, где никто мне не сможет помочь. Довольно скоро я убедился, что эти тени не были галлюцинациями — это были собаки, которые, как и я, искали где бы попить и устроиться на отдых; а еще там была женщина, которая пыталась отделаться от собак, все ускоряя шаг. Женщина шла в мою сторону, но, казалось, абсолютно меня не замечала, да и я различал только звон ее металлических браслетов, по которому через несколько месяцев я смог бы узнать ее даже в темноте — потому что эти браслеты всегда звучали в одном ритме: сначала резкая металлическая вспышка, потом два длинных звона. Я попытался позвать женщину, чтобы она сказала, где мы находимся — я догадался, что ей это известно, по ее уверенной походке, — но раньше, чем я успел открыть рот, женщина пропала в каком-то дверном проеме. Это явление придало мне сил, и я ускорил шаг. Я прошел мимо еще двух домов без признаков жизни; фасад следующего был из глянцевых кирпичей, с окном в форме клевера в металлической раме. Против всех моих ожиданий, там обнаружилась еще и двустворчатая дверь, и одна из створок оказалась отворена. Войдя, я очутился в просторном темном помещении с полками, на которых сверкали какие-то спортивные трофеи, с пластиковыми креслами и несколькими нравоучительными плакатами в рамках такого, например, содержания: «Качество достигается, стоит лишь однажды все сделать хорошо» или «Совершенство создается из мелочей, но совершенство — не мелочь».

Позже я узнал, что убранство этой комнаты меняется в зависимости от настроения ее владельца и что иногда вместо кресел там помещается барная стойка, а на полках стоят бутылки джина; однако, возможно, я путаю это место с другим, где оказался в тот же день, только позже. В обеих комнатах декорации менялись без предупреждения, словно в театральной постановке. Из того, что случилось потом, я помню не слишком много, потому что реальность утратила для меня очертания и все, что со мной происходило, казалось мне скорее сновидением. Я бы до сих пор думал, что Парк Час — это какое-то наваждение, если бы женщина, которую я видел минуту назад, не оказалась в этой комнате и если бы я не встречал ее потом много раз в других местах.

Ты почти без сознания, были первые слова, которые я услышал от этой женщины. Садись и не двигайся, пока тебе не станет лучше.

Мне просто нужно немного воды, произнес я. Язык у меня был совершенно сухой, и больше говорить я не мог.

Из темноты вынырнул высокий бледный мужчина с двух- или трехдневной щетиной очень темного цвета. На нем была футболка в обтяжку и пижамные штаны, он обмахивался куском картона. Мужчина приблизился ко мне мелкими шажками, стараясь не попасть под слепящие лучи с улицы.

У меня нет разрешения на торговлю водой, сказал он. Только газированные напитки и содовая.

Все, что угодно, ответила женщина. Говорила она с таким превосходством, что не повиноваться ей было невозможно. Может быть, мои чувства помутились в результате солнечного удара, однако в тот момент она показалась мне женщиной неотразимой красоты, а когда я узнал ее лучше, то понял, что она скорее обладает особым даром притяжения. У нее было что-то общее с такими актрисами, как Кэти Бейтс, или Кармен Маура, или Анук Эме, или Хелена Бонэм Картер, которые не блещут неземной красотой, но делают счастливыми любого, кто на них смотрит.

Женщина дожидалась, пока я медленно пил содовую, которую подал мне мужчина в майке; за это он запросил с меня неслыханную сумму — десять песо, но женщина запретила мне столько платить: «Если ты дашь ему два песо, это уже будет втрое больше, чем она стоит», — сказала она, а потом небрежно попросила передать ей трость с перламутровым набалдашником, которая, видимо, хранилась здесь больше недели. Мужчина тут же достал эту вещь с одной из полок, из-под вороха спортивных трофеев. Трость была изогнутая и блестящая. Пониже перламутровой инкрустации я заметил традиционное изображение Карлоса Гарделя, в костюме гаучо и с белым шарфом на шее — такое обычно украшает городские автобусы. Трость показалась мне настолько необычной, что я попросил разрешения ее потрогать.