Виктор Глумов - Фатум. Сон разума

• Название: Фатум. Сон разума
• Автор: Виктор Глумов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44583-5

У всех людей в душе горит прометеев огонь. У одних — ровно, у других — разгораясь и угасая. Таких большинство, но есть еще и пассионарии. Они способны вдохновением зажечь миллионы, развязать войну, основать новую религию, построить великую державу. Они — двигатель прогресса, стихийный и неудержимый.

Судьба человечества в руках манипуляторов. Никто не знает, люди ли они, никому неведома их цель. Ты — пассионарий, восставший против силы, враждебной человечеству. На тебя ведется охота, ведь больше никто не сможет решить — хаос или порядок, война или мир, перемены или стагнация. Выбор сделан, ты готов идти до конца и слепо веришь в истинность своего пути. За тобой — миллионы. Выстоишь ли ты против Врага, которому тысячи лет?..

---

Потом снова были темнота и пустота, в ней всполохами проскальзывали отдельные мысли: «Артура закопали», «Маша… изолят, изолят», «Мама не знает», но Ник не мог ни удержать их, ни додумать до конца.

Еще через одну вечность Ник понял, что в палате не темно, напротив, свет здесь никогда не гасили, он мешал, не позволял остаться в одиночестве. И санитар круглосуточно был подле Ника. Чувство тревоги оказалось новым, незнакомым. Ник смаковал его, потом попытался объяснить санитару, и тот позвал врача. Ник его уже видел когда-то, этого мужчину с аккуратной бородкой. Врач слушал его блеяние и хмурился. Снял очки, повертел их в руках, складывая дужки, и наконец тихо сказал:

— Никита Викторович, вам сильно мешает ваше состояние?

Ник с готовностью подтвердил: да, там, за порогом небытия, в осознанном мире, его ждут кошмары, его караулят твари прошлого. Ник туда не хотел.

— Тогда мы поднимем дозировку до прошлого уровня. — Врач отвел глаза. — Поправляйтесь, Никита Викторович.

Последние его слова рассмешили Ника: «Поправляйтесь»! Врач же знает: Ник здесь навсегда. На-всег-да. И никогда ему не вернуться к прежней жизни.

Никогда.

И каркнул ворон.

Ник, кажется, снова ел, и снова спал, и плавал по волнам ассоциаций, и санитар всегда был рядом, но однажды вернулась боль.

Проснувшись, Ник свернулся в постели в скулящий комок. Навалилось все сразу: нестерпимо хотелось курить, дрожали руки, пересохло во рту, и губы казались распухшими, чужими. Воняло немытым телом и мочой.

Санитар не появился, и Ник сполз с койки. Он не помнил свою палату и не мог ее видеть. На Нике было что-то вроде фланелевой пижамы, серой, застиранной. Несколько шагов до двери — за ней, надеялся Ник, туалет.

Он не ошибся. Открыл воду и сунул голову под ледяную струю. Его трясло, как последнего наркомана, и постепенно дошло: дружок, так ты и есть торчок. Тебя заперли… Где? В психиатрии? Тебя «накачали», но сегодня почему-то не дали лекарств, и тебя ломает. А в прошлый раз, со стыдом вспомнил Ник, он сам умолял врача дать транков или чем там травили. Испугался. Он проиграл и до боли боялся осознать это.

Он — проиграл.

Ник вернулся на койку, так и не осмотревшись, натянул на голову тонкое одеяло и закрыл глаза.

Так он лежал долго, очень долго, и каждый вдох давался с трудом: болели тело, душа и совесть.

Клацнул засов — Ник вздрогнул, повернул голову. В палату втиснулся здоровенный санитар, с Коня размером, но отъевший небольшое брюшко.

— Давай на выход. К тебе пришли.

Ник все еще туго соображал. Кто мог прийти? Кому он нужен? Если врачу, надели бы смирительную рубашку и произвели осмотр на месте. Или, обездвижив, отволокли бы на процедуры. Ник направился к выходу, с трудом переставляя непослушные ноги. Санитар посторонился, пропуская его вперед. Ни наручников, ничего. Значит, не рассчитывают, что он попытается бежать. Или знают, что далеко не убежит: не сможет или не захочет.

Коридор был на вид стерильным и светлым. Пока шли, Ник насчитал по двенадцать дверей с обеих сторон. Интересно, в палатах пусто или там кто-то сидит, думая, что он один? Или уже сошел с ума, воет, но звукоизоляция не выпускает его крики. Или, скорее, надувает пузыри и улыбается.

Впереди — дверь. Металлическая, выкрашенная в белое. Санитар провел карточкой по панели, потянул дверь на себя. Ник напрягся, хотя понимал: бежать бессмысленно, его поймают максимум через двадцать метров.

Еще один коридор, короткий. Скорее, прихожая. Дверь справа и дверь слева. «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — счастье найдешь, прямо пойдешь — не сносить тебе головы», — вспомнил Ник. Только бы не налево, Коня он терять не хочет, пусть живет Стас Кониченко и будет счастлив! А что головы не сносить, то и так понятно.

Повернули направо. Ник вздохнул и обрадовался впервые за прошедшую вечность. Ноздри защекотал сигаретный дым — Ник сглотнул, он бы сейчас душу продал за сигарету. Санитар толкнул дверь — табаком запахло сильнее.

— Иди давай, — кивнул санитар.

В середине комнаты, скрестив руки на круглом столе, сидел Тимур Аркадьевич Реут, с наслаждением курил тонкую сигару. Ник сжал челюсти, шагнул навстречу и опустился на свободный стул. На виске Реута пульсировала жилка, ярко-голубые глаза смотрели с участием, можно даже сказать, сочувственно. Ник мысленно прокрутил возможный диалог: «Ну что, крыса, как тебе изолят?» — «Нормально, наверное, это все же лучше, чем тот свет». В этом месте злодею положено читать долгую лекцию о том, за что он ненавидит человечество и каким образом умертвит главного героя, а после должна произойти счастливая случайность: злодей упадет, пронзенный копьем, прошитый пулей, или его просто хватит удар, и отмщенный герой вылетит на крыльях бреда.

Реут протянул сигареты и зажигалку, Ник закурил, с жадностью глядя в окно. Пока он валялся овощем, все завалило снегом. Сколько времени прошло? Неделя? Месяц?

— Долго я здесь? — прохрипел он. Слова давались трудно, Ник словно забыл, как пользоваться речью.

— Сегодня воскресенье, — ответил Реут, выдыхая сизый дым.

Ник закашлялся. Прошло несколько дней, а как будто вечность. Закольцованность, день сурка.

— Думаю, не нужно объяснять, почему ты здесь, — продолжил Реут. — Мой секретарь тебе раскрыла глаза, не так ли? Теперь я тебе кое-что расскажу. — Он сделал упор на «я». — Как ты сам догадался, люди с твоей особенностью встречаются редко и представляют некоторую опасность для общества. Да-да, не смотри так. Ты — не благо общества, а опасность, деструктивный элемент. Причем крайне негибкий элемент. Надо было с самого начала с тобой побеседовать. Ты — наш недосмотр, сейчас проводится расследование, чей именно, но это уже не важно.

Остаток гордости Ника пискнул и ощетинился, появилось вялое желание возразить: «Любое развитие циклично, убери деструктивный элемент — и наступят стагнация, гниение и деградация». Но Ник промолчал. Это не его мысли. Ему этого не надо, он хочет отсюда выбраться любой ценой, и эта цена скоро будет озвучена.

Хочет ли? Сможет ли он желать чего-либо с такой силой, как раньше? Или он только сейчас научился хотеть, а раньше — алкал?

— Никита… представляю, каким монстром и душегубом я тебе кажусь, но все сведения, переданные тебе другими, — от незнания. Ты ж понимаешь, что всего всем не объяснишь? Не произойди взрыва в метро, началась бы настоящая резня. Не закрой мы тебя, случился бы очередной погром в торговом центре…

Ник вскинулся и сразу стух, потупился. Лжет, он все лжет! Вопрос — зачем?

— …Именно этим опасны пассионарии. А когда уровень КП части населения с их подачи подскакивает, начинаются очень нехорошие вещи. Например, тотальные опустошающие войны.

…Взрыхляя снег гусеницами, катятся танки с черно-белыми крестами. По брошенным окопам, по распростертым телам, оставляя алые полосы позади…

…Ярко-синее небо. В сопровождении солдат движется колонна — женщины и дети. Радуются, что их не погнали в бараки, как мужчин, а повели к праздничному зданию мимо клумб с цветами. Вход в здание украшали разноцветные шары, играла музыка. Женщины думали, что после помывки их отправят на работу в немецкие семьи, и охотно раздевались, сдавали одежду. Становились на бетонный пол и с вожделением ждали, когда из труб под потолком брызнет вода. Все жутко хотели пить. Но пошла не вода. С шипением повалил газ…

…Лысая белая гора походит на огромный кусок сахара. По минному полю, подгоняемые возгласами автоматчиков, бегут люди. Бегут без оглядки, вперед и вперед. Надеясь, что им повезет и они не взорвутся на мине. Но то там, то здесь с грохотом вздымается земля, и бабий крик — монотонный, на одной ноте, разносится по окрестностям…

— …Вот, что такое пассионарии, — заключил Реут и предложил вторую сигару.

Ник вынул ее непослушными пальцами, гадая, откуда эти картинки. Искаженное восприятие мозга, еще не освободившегося от дурмана?

— Думаешь, все равно нечестно лишать вас судьбы? Понимаешь, у пассионариев велика вероятность не дожить до двадцати пяти. У вас желание вести стадо преобладает над инстинктом самосохранения. Благодаря «Фатуму» выживают почти все. Потеря пассионария — потрясение для общества, потому безопаснее помещать вас в изолят… К чему это я?

Реут щелкнул зажигалкой. Ник затянулся, без выражения глянул на этого человека и поймал себя на мысли, что Реут смотрит на него точно так же — без выражения. Он похож на старинную картину, обесцвеченную временем. Остались наброски, силуэты, а краски сошли.

— Пассионарии нужны «Фатуму». Зачем, я сам разбираюсь уже много лет. Я здесь, чтобы предложить тебе сделку: ты утихаешь, и тебя никто не трогает. Ты идешь домой, ведешь мирную и правильную жизнь, тогда никто не пострадает. Тебе выписывают таблетки, ты пьешь их регулярно. Но! Малейшее подозрение, даже недоказанное — и твой путь закончится здесь. Я поручился за тебя, Никита Каверин, я уверен, что ты не наделаешь глупостей. Если оступишься, я умою руки.