Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения

• Название: Книга для ПРОчтения
• Автор: Екатерина Великина
• Издательство: ACT: ACT Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-052223-1

Екатерина Великина, писатель, журналист и автор одного из самых известных блогов (katechkina.livejournal.com), представляет новую книгу — как всегда интересную, полную юмора, заражающую позитивным взглядом на жизнь.

---

— Знаешь, Лидочка, мало того, что он сказал, будто у меня большой нос, так еще и не дал денег на ринопластику!

— Что, прямо так и сказал?! — ужаснулась Сидорова.

— Ну, не совсем так, — вздохнула Ниночка, — но что-то вроде того. Да еще и дурой назвал, можешь себе представить?

— Вот ведь сволочь, — представила себе Сидорова. — И что теперь?

Услышав этот нехороший вопрос во второй раз, Ниночка всхлипнула.

— Не знаю, — честно ответила она. — Вот правда, не знаю. Веришь?

— Верю, — посочувствовала Сидорова. — Может, сесть на диету?

— Какая диета?! — взвыла Ниночка. — Во-первых, с меня и так штаны сваливаются — я тут из любопытства свой школьный костюм примерила… А во-вторых, он ведь еще больше будет вытарчивать, нос-то!

— Да, беда, — согласилась Сидорова.

— Беда, — выдохнула Ниночка.

— Прям совсем беда, — еще раз посочувствовала Сидорова и тоже зачем-то всхлипнула.

На этой похоронной ноте девушки и распрощались.

Лидочка Сидорова была та самая женщина, которая якобы любит себя (ключевое слово — якобы, потому что та женщина которая действительно любит себя, стоит в центре нью-йоркской гавани и собирает голубиное дерьмо). В то время как другие, не очень опытные женщины сутками жевали капустный лист и копили на мезотерапию, Сидорова старательно принимала свое тело «как есть» и пыталась быть позитивной. Поэтому неудивительно, что, как всякая позитивно мыслящая женщина, она положила трубку, решив, что Ниночка — дура, и сразу же отправилась примерять школьные штаны.

Ох, эти школьные штаны! Если бы кто-то составлял коллекцию, я бы поставила их в ряд между раскаленной сковородкой и ведьминым креслом, как особый род пыток для слабого пола. Роди ребенка, построй дом, фикусы разведи, но если при всем этом ты не сможешь впиндюхаться в две кишки, именуемые брюками, — все остальное не считается, привет-корова.

Лидочка кряхтела и так и сяк. Штаны стонали, но не сдавались. Она вдыхала, и выдыхала, и даже было устраивалась на диван, чтобы просочиться в материю лежа. Никак.

«На Нинке висят, — застучало в сидоровских висках. — Болтаются парусом… Колышется свободно… как лодки на море… в отпуске…»

Отпуск! Сидоровская спина похолодела и покрылась мелкими мурашками. Согласно Лидочкиному плану, а также проспектам туроператора уже через две недели она обязана оказаться на Мальте в белом платье и толпах шоколадных мужчин, непременно с дайкири или-что-там-они-пьют, немного растрепанная, с огнем в глазах и…

У штанов был другой план, это Лидочка поняла сразу же.

— Халат-палатка, принятие бассейна в обеденный час, зеленый чай… ну и, может быть, какая-нибудь не особенно популярная экскурсия, — прошипели штаны. — Ты любишь достопримечательности, Сидорова?!

— Слушай, Лель, я понимаю, что это звучит по-идиотски… Но мне за две недели нужно скинуть двадцать килограммов!

Оля, которая все знает, удивилась, но, как и положено девушке, которая все знает, сокрыла этот факт в себе.

— Запросто, — заверила Лиду она. — На завтрак — чай из веника, на обед — веник, на ужин — воспоминания о прожитом дне.

— И что, работает? — удивилась Лидочка.

— Еще как! А уж если от веника отказаться… Кстати, а на фига тебе худеть?

Этот Олин вопрос застал Лидочку врасплох, и поэтому первый раз за всю свою жизнь она сказала правду.

— Я в отпуск поеду, — сказала Сидорова. — Уже через две недели. Мальта!

— Сережа, а у нас вообще есть отпуск? — спросила Лелечка и скрестила ручки на груди. — Или ты прописан на этой своей работе?

Невзирая на то что всего пять месяцев назад Лелечка «стребовала себе на машинку», тем самым действительно привязав мужа к работе, вопрос ее был гениален, потому что предполагал всего две последующие реплики:

а) ну и где он?

б) ну и дурак. Дожил до тридцати трех, а покупка какой-то там машины до сих пор выбивает семью из колеи!

Прекрасно зная своего мужа, Лелечка уже готовилась ко второму варианту ответа с последующим разносом тела. Тело разносилось легко, просто и быстро: неведомо каким образом Леле удалось родить ЕГО ребенка, а по сравнению с ЕГО ребенком все машины, пусть даже красные, терялись и меркли. Прекрасно зная свою жену, Сережа промолчал. Лелечка попыталась было попинать безжизненное тело в виде заявок «Тебе нечего сказать» и уничижительного «Ты только посмотри на меня», но муж старательно изучал потолок и вздыхал, как работник соцслужбы. Через сорок минут Лелечка выдохлась.

— Ухожу к Петровой, доширак в буфете, детской еды не жрать! — сказала она, перед тем как хлопнуть дверью.

* * *

— Нет, без отпуска нельзя, — сказала Таня. — Это я тебя прекрасно понимаю.

— Ну вот представляешь, машину купил, а теперь мне всю жизнь за это расплачиваться, — вздохнула Леля. — Причем ведь гад — ну почти что себе взял, чтобы по магазинам его не таскала в выходные.

— Они всегда так устраиваются, — подтвердила Таня. — Мужики — хитрый народ.

— И как я теперь буду? Так на море хочу…

— Бедная!

— Бедная!

— А Ольгин, между прочим, купил ей машину… И в отпуск, кажется, вот-вот повезет… Саша, да оторви ты голову от компьютера!

Александр Павлович Петров ссутулился, сжался и стал напоминать глаз icq: вроде бы и зелененькое, и активное, но все равно не скажет ничего путного.

— Нет, я, конечно, понимаю, что там тебе интереснее, но все-таки!

— Да прекрати ты строчить эту свою дрянь!

— Ну сколько можно это повторять!

— Я сейчас же ухожу к маме!

— Александр! Павлович! Петров!

— Чемодан в прихожей!

Про мудрость

Третьего дни обнаружила страшную пропажу.

— Катя, где твоя женская мудрость? — спросила мама и пододвинула ко мне чашку с горячим кофе. — Я прямо изумляюсь, в кого ты такая бычара.

— Даже и не знаю, — вздохнула я. — Нет у меня никакой мудрости.

— Наверное, пи-ти-яла! — ужаснулся маленький Ф.

— Разве только вместе с твоей совестью, — вздохнула я еще раз. — Ты, помнится, что-то там про диван говорил…

— Отодвинем? — возликовал Ф.

— Там гора дерьма, — предупредила мама.

— Дерьмо — это очень плохое слово, — обрадовался Ф.

— Я хотела сказать «грязи», — пояснила мне мама.

— А сказала «дерьма», — поправил ее Ф. — Отодвинем пирям!!!

— От вас проще удавиться, — вздохнула я в третий и последний раз и отправилась двигать диван.

Через минуту выяснилось, что моя мама практически пророк. За диваном не было ни моей мудрости, не Фасолькиной совести, а была только одна маленькая кошачья какашка, вот-вот готовая превратиться в каменный уголь. По старому детскому обычаю трогать чего ни попадя Ф. тут же схватил ее двумя пальцами и сунул бабушке под нос.

— Совесть! — рявкнул он.

— Пожалуй, все-таки мудрость, — осклабилась бабушка.

— Уйдите уже куда-нибудь, — взвыла я и указала им на дверь.

Пока они собирались на прогулку, я вышвырнула сплав из совести и мудрости в унитаз, пропылесосила пол и даже протерла его тряпкой для дезинфекции. Но, невзирая на все эти действия, думы шли за мной неотступно и почему-то все время складывались в бабушкинское брюзжащее «И откудова чиво взять?».

А брать мне действительно «неоткудова». Ибо уже от первого правила женской мудрости, гласящего «попустись», внутренности мои сжимаются и становятся печальными, как полуфабрикат глубокой заморозки. Да чего там говорить: я за всю свою жизнь один только раз попустилась, в первом классе. Да и то, кажется, голова у меня болела… Так, когда первоклассник Костя Н. на мою просьбу поделиться конфетой ответил мне, что «ни в жисть сладкого не даст», я не стала драться за добычу.

— Чтобы ты, Костя, провалился, — сказала ему я. — И чтобы в животе твоем завелись конфетные черви. И чтобы они прогрызли все твои внутренности и вылезли наружу через нос. И чтобы тебя долго таскали по больницам, для того чтобы вылечить червей, а потом разрезали и забыли зашить. Не надо нам твоих конфет!

Так сказала я Косте, после чего всхлипнула и поплелась восвояси. Позже, конечно, бабушку вызвали в школу и стали выяснять, откуда ребенок знает такие страшные проклятия, но ничего не выяснили, кроме того, что если «за так» бабушек по учреждениям таскать — печень ссохнется, волосы выпадут и зубы сгниют до черного. Но это уже другая история.

А больше я не отступала, ни-ни. Едва раздается гимн войны, как во мне просыпается Аттила, и пощады не жди. Никакой светскости в духе «Ах, сударь, вы наваляли в мой палисадник, приглашайте врача и секундантов», никаких тебе психологий «Дорогой, ты не хочешь об этом поговорить?» и уж тем более никакого уважения к трупу врага. Убью, попрыгаю на косточках, попинаю от души, после чего отрежу голову, надену ее на кол и поставлю на самое видное место.