Дэвид Уайз - Охота на «кротов»

• Название: Охота на «кротов»
• Автор: Дэвид Уайз
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1994
• ISBN: 5-7133-0792-1

Автор книги — известный американский публицист, знаток секретных служб США — живо и убедительно рассказывает об одной из самых болезненных для ЦРУ историй — истории о том, как дезинформация, умело запущенная КГБ, в значительной мере парализовала работу американской разведки против СССР и его европейских союзников.

Для широкого круга читателей.

---

«Я веду свой собственный список лиц, с кем я беседовал, — продолжал Карлоу, — и вы можете ознакомиться с ним». Энглтон выразил согласие, но больше так и не заговаривал об этом.

Вскоре после увольнения Энглтона в 1974 году Карлоу встретился с ним на одном из коктейлей в Джорджтауне. Они разговорились о прошлом, и Энглтон заявил Карлоу, что тот являлся главным подозреваемым. Карлоу вновь столкнулся с Энглтоном на приеме в южноафриканском посольстве и пригласил его на ленч. К его удивлению, тот согласился.

Они встретились в небольшом, не бросающемся в глаза французском ресторанчике «Эскарго» в верхней части Коннектикут-авеню, который являлся одним из излюбленных мест Энглтона. Последний вновь подтвердил, что Карлоу являлся главным подозреваемым. «Неужели возможно, чтобы какой-то советский перебежчик с такой легкостью смог подставить кадрового офицера ЦРУ? — спросил Карлоу. — Почему бы нам не проделать что-нибудь подобное с КГБ, просто пустив какой-нибудь слушок? Как я предполагаю, Голицын просто начал выдыхаться и, чтобы подогреть к себе интерес, втянул в это дело и меня».

Карлоу показалось, что у Энглтона совесть нечиста, однако тот отказался признать за собой какую-либо вину. «Энглтон ни разу не выразил никакого сожаления. Он настаивал на своей полной непричастности к моему увольнению, которое не входило в сферу его компетенции. Он объяснил, что с точки зрения контрразведки полезнее было бы не увольнять подозреваемого, а оставить его на месте. По его словам, вся проблема заключалась в том, что я нарушил правила конспирации».

Разумеется, это была чистая демагогия, поскольку шеф контрразведки и управление безопасности работали заодно. Управление безопасности ухватилось за ничтожные нарушения режима, чтобы завести дело против Карлоу только потому, что Энглтон заподозрил, что он — советский агент. Если бы ЦРУ не удалось доказать, что Карлоу — шпион, его просто выкинули бы на основании какого-нибудь менее значительного обвинения. Двум смертям не бывать, а одной не миновать[257].

Встречи Карлоу с Энглтоном носили необычный характер. Встречались уволенные из ЦРУ охотник за «кротами» и преследуемая им добыча и пререкались друг с другом над тарелками с гусиным паштетом. Однако здесь действовал вовсе не стокгольмский синдром. Карлоу давно знал Энглтона и даже пытался помочь ему в разработке методов обнаружения советских подслушивающих устройств. Однажды вечером где-то в конце 50-х годов Энглтон пришел к Карлоу на обед, за которым они обсуждали различные технические средства, используемые для шпионажа. Жена Карлоу, Либби, не выдержала и в полночь отправилась спать, а два разведчика продолжали беседу до четырех утра, пока усталый шеф контрразведки наконец не ушел домой.

Расспрашивая Энглтона, Карлоу пытался собрать доказательства, говорящие в его пользу; он все еще надеялся каким-то образом обелить свое имя. Во время второго ленча в одном из ресторанов города Александрия они вновь углубились в ту же самую тему. «Наш разговор напоминал действия кораблей, которые разминулись в ночной тьме, — рассказывал Карлоу. — Я старался использовать удобный случай в своих интересах, а Джим продолжал питать меня пустой информацией.

Энглтон подтвердил историю с буквой «К». Он объяснил мне, что, по логике, этим человеком мог быть только я: я работал в Германии, мое имя начиналось с этой буквы, и я также бывал в Восточном Берлине. У меня был доступ практически ко всему».

Однако Энглтон все-таки проговорился об одном важном факте. Карлоу не знал, что его помимо прочего подозревали в том, что он сообщил Советам о попытках ЦРУ скопировать потайной микрофон, обнаруженный в гербе в американском посольстве в Москве. Не знал он также, что Питер Райт из МИ-5 проинформировал Энглтона, что источником утечки этих сведений был Джордж Блейк. Эта информация из МИ-5 сняла бы с Карлоу несправедливое обвинение, но Энглтон так и не раскрыл ее ни за этим ленчем, ни в другое время[258].

Карлоу постоянно добивался от бывшего шефа контрразведки ответа, как все это могло произойти, как случилось, что под подозрением оказалось столько честных сотрудников ЦРУ? Энглтон сказал: «Поднялась буквально паника, когда Голицын сообщил, что среди нас имеется «крот». Мы и так были под постоянным давлением после предательства Бёрджеса и Маклина»[259].

Когда Карлоу встречался с Энглтоном, он работал в Вашингтоне уже как директор по международным связям в корпорации «Монсанто». Вначале, после увольнения из ЦРУ, Карлоу, имевший жену и двоих детей, переживал трудные времена. Зачастую для кадровых сотрудников секретных служб очень тяжело начинать новую для них жизнь в частном секторе. Из-за секретного характера прежней деятельности у них постоянно возникает деликатная проблема в написании автобиографии при поступлении на работу.

«В течение года я еле-еле сводил концы с концами, — рассказывал Карлоу, — наконец получил работу в корпорации «Монсанто». Мне платили больше, чем на государственной службе, предоставили право купить акции по льготной цене, а через полгода повысили в должности». Карлоу несколько лет работал в «Монсанто» в Сент-Луисе, а в 1970 году руководство корпорации направило его в Вашингтон. В качестве руководящего сотрудника корпорации, входившей в список пятисот крупнейших компаний США журнала «Форчун», Карлоу, можно сказать, преуспевал.

Однако рост его банковского счета не смог смягчить болезненные воспоминания об уходе из ЦРУ. Его супруга Либби умерла в 1976 году, так и не узнав окончания этой истории.

Карлоу ушел на пенсию из «Монсанто», но остался в Вашингтоне в качестве консультанта корпорации по международным делам. Полный решимости восстановить свое доброе имя, он начал разговоры с юристами, включая давнего друга из УСС Эдвина («Неда») Патцела-младшего.

«Я должен добраться до сути дела, — заявил Карлоу, — что именно произошло и кто в ответственности за это».

В сентябре 1980 года Карлоу затребовал свое полное досье из ЦРУ на основании законов о невмешательстве в частную жизнь и о свободе информации. В октябре 1980 года в конгрессе прошел закон о выплате компенсации лицам, незаконно пострадавшим от обвинения в шпионаже, который касался и Карлоу, а два месяца спустя, 18 декабря, Патцел официально уведомил адмирала Тэрнера о подаче иска на основании нового закона. Тогда же Карлоу со своим адвокатом встретился с должностными лицами ЦРУ и потребовал незамедлительных действий по своему делу.

Но так уж получилось, что одногодичный просвет, открывшийся в октябре 1980 года для истцов, предъявляющих претензии согласно «Закону о пособиях «кротам"», растянулся на время правления двух администраций. В январе 1981 года после инаугурации президента Рейгана в ЦРУ пришла новая команда. Делу Карлоу пришел конец на столе Уильяма Кейси.

Новый директор ЦРУ поручил своему Генеральному юрисконсульту Стэнли Споркину разобраться в деле. Негласно была создана комиссия из трех человек, включая Споркина. В своем меморандуме для Кейси Споркин сделал заключение, что выявленные факты заставляют рассматривать дело Карлоу «в несколько ином свете», чем дела Ковича и Гарблера, которым была выплачена компенсация[260].

Далее в меморандуме Споркина описывался предположительный ход событий. В декабре 1961 года перебежчик из КГБ Голицын заявил, что Советы проникли в ЦРУ. «Перебежчик не был в состоянии предоставить точное описание внедренного агента, но сообщенные им сведения до такой степени совпадали с данными по мистеру Карлоу, что он попал под серьезное подозрение и по нему было начато расследование, которое, однако, не смогло доказать, что именно Карлоу являлся этим внедренным агентом…»

Затем в секретном меморандуме последовали совершенно неожиданные выводы. Поскольку доказательства, что Карлоу является тем самым «кротом», не было обнаружено, пишет Споркин, может показаться, что он заслуживает компенсации. «Однако выявленные в ходе расследования факты привели к решению, что он должен быть уволен по причине нарушения режима секретности, независимо от обвинения… в сотрудничестве с чужой разведкой»[261]. Комиссия, добавил Споркин, пришла к выводу, что иск Карлоу следует отвести.

Управление выдвинуло все те же старые доводы: Карлоу, дескать, неясно указал место рождения отца, туманно объяснил, где он пребывал в определенные дни, однажды оставил открытым свой сейф и так далее.

Но официальные документы сплошь и рядом не в состоянии представить полную картину событий. Для Споркина и других должностных лиц ЦРУ, изучавших досье спустя почти два десятилетия, возможно, оказалось затруднительным ухватить суть дела — что как только Карлоу был заподозрен в шпионаже в пользу враждебной державы, Управление стало добиваться избавления от него любыми путями. Если нельзя было уличить его в предательстве, то в ход пошли другие основания. Один из старших должностных лиц ЦРУ, осведомленный о событиях 1963 года, утверждал: «Они использовали секретный материал, чтобы сфабриковать дело против Карлоу, навесив на него все это дерьмо».