Жорес Медведев - Из воспоминаний

• Название: Из воспоминаний
• Автор: Жорес Медведев
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книгу включены очерки и воспоминания о событиях, которые мы пережили, и о людях, с которыми мы встречались. Эти очерки написаны в разное время, начиная с 1977–1978 годов и опубликованы как в отечественной периодике, так и в зарубежных изданиях. Но теперь, к нашему 80-летию, мы решили издать их в одной книге.

Жорес и Рой Медведевы

14 ноября 2004 года

---

В июне 1968 года я приехал в Пахру с текстом большой статьи, или «меморандума», академика А. Д. Сахарова «Размышления о мире, прогрессе и интеллектуальной свободе». Сахаров не только разрешил, но и просил меня показать «меморандум» как можно большему числу представителей интеллигенции. Я помню, что известный кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, живший недалеко от Твардовского, отнесся к этому документу с большим воодушевлением и говорил, что у него после чтения статьи Сахарова впервые за много дней появилось хорошее настроение. Но Александр Трифонович, как мне показалось, прочел эту статью без большого интереса. Только много позднее из «Рабочих тетрадей» А. Твардовского я узнал, что он дважды ее законспектировал. Александр Трифонович много расспрашивал меня о личности Сахарова, с которым я был знаком уже больше года и часто встречался. Каков его образ жизни, круг чтения? Твардовского очень удивлял сам факт сохранения в тайне имен наиболее выдающихся советских ученых. «Они (американцы), наверное, знают все это лучше нас… У нас писали “Главный конструктор”, “Главный теоретик”, и только после смерти мы узнали, что “Главный конструктор” – это Сергей Павлович Королев. Кому это нужно? Я был однажды на заседании Верховного Совета, и рядом со мной сел человек с тремя звездами Героя Социалистического Труда. Что за Герой? Почему я его не знаю? Даже Королев был, кажется, дважды героем». Я заметил, что это был, вероятно, академик Юлий Харитон, который также участвовал в создании советской атомной или водородной бомбы. По моим сведениям, только два человека имели в то время звание трижды Героев Социалистического Труда: Сахаров и Харитон, но Сахаров никогда не избирался в Верховный Совет.

Я не был писателем или автором «Нового мира», и мы редко говорили с Твардовским о чисто литературных делах или о цензурных затруднениях журнала. Гораздо больше – о делах политических, да и о самих политиках. Со Сталиным Твардовский никогда не встречался, если не считать чтения стихов на 70-летии вождя на торжественном заседании в Большом театре. С Хрущевым встречался несколько раз, но рассказывал о нем с некоторой сдержанностью. «Многие думали, – заметил как-то Твардовский, – что я запросто хожу к Хрущеву пить чай и могу звонить ему в любое время». О Брежневе Твардовский избегал говорить вообще. Из партийных деятелей Твардовский больше всего имел встреч с Петром Ниловичем Демичевым, который был в конце 60-х годов секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Политбюро. Именно Демичев отвечал тогда за «партийное руководство» литературой.

Вопреки утверждениям Солженицына, Твардовский держался весьма независимо и уверенно и с самыми высокими партийными чиновниками. В аппарате ЦК КПСС помнили случай, когда на одном из совещаний – еще в конце 50-х или в начале 60-х годов – в ответ на бестактное замечание заведующего отделом культуры ЦК КПСС Д. А. Поликарпова Твардовский неожиданно закричал на него: «Кто вы такой? Меня в хрестоматиях печатают, а вы кто такой?» Поликарпов замолчал, так и оставшись стоять с отвисшей челюстью, а Твардовский ушел, хлопнув дверью.

В конце 1961 года на XXII съезде КПСС Твардовский был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, это было в то время признаком высокого доверия партии. «Не учите меня писать стихи», – резко оборвал Твардовский главного редактора «Правды» Михаила Зимянина, когда тот начал объяснять поэту, какие слова и фразы следует заменить в стихотворении «Памяти Гагарина», – это стихотворение должно было появиться в газете в день похорон первого советского космонавта. Зимянин пытался настаивать, но Твардовский снова оборвал его: «Не говорите мне детские вещи. Не нравится – не затрудняйтесь и снимите стихи. Я старше вас возрастом, а в литературном деле и опытом. Вы меня вовсе не обидели, вы себя обидели». «Не утруждайте себя объяснениями», – перебил Твардовский члена Политбюро Михаила Суслова, когда тот хотел объяснить в телефонном разговоре причину проведенных «сверху» изменений в редакционной коллегии журнала.

Со слов Твардовского я узнал и об одном из его столкновений с Демичевым. В ЦК КПСС было назначено информационно-инструктивное совещание главных редакторов журналов и газет. Главный доклад делал секретарь ЦК П. Демичев. Среди прочего он стал говорить об «ошибках» журнала «Новый мир». Чтобы более наглядно проиллюстрировать свои замечания, Демичев открыл большой сейф и извлек оттуда несколько писем. «Я хочу зачитать здесь, – сказал Демичев, – что пишут Твардовскому и в редакцию журнала некоторые читатели». Неожиданно Твардовский поднялся и громко спросил: «Объясните, пожалуйста, вначале, товарищ Демичев, каким образом письма, адресованные мне, оказались в вашем сейфе?» – «Это не имеет значения, – ответил Демичев. – Я прочту письма, и вы все поймете». – «Нет, это имеет очень большое значение, – настаивал Твардовский. – Вы все же объясните, почему письма, направленные в мой адрес, лежат в вашем сейфе?» Демичев смешался, не зная, что ответить. «Если вы не хотите ответить, то мне здесь нечего делать», – сказал Твардовский и покинул совещание. Такие эпизоды не забывались и в ЦК КПСС. По крайней мере, сам Демичев в дальнейшем в беседах с Твардовским придерживался очень осторожного и очень уважительного тона. Как-то, мимоходом и полушутя, Александр Трифонович сказал: «Обо мне написано уже восемнадцать диссертаций». Его уже в 50-е годы называли классиком русской и советской поэзии, и это ни в какой мере не было преувеличением.

В 1968 году Твардовский замечал по многим признакам, что интерес и внимание к журналу растут не только со стороны читателей и общественности, но и со стороны «компетентных органов». Перлюстрация писем, идущих в адрес редакции, была лишь одним из признаков этого внимания. Во время одной из прогулок по лесу Твардовский затронул в беседе со мной как с «экспертом» и этот вопрос. «Я уверен, – заметил Твардовский, – что и в нашей редакции есть один или даже два осведомителя. Не может КГБ оставить без внимания такой объект, как редакция “Нового мира”. Но я не могу заподозрить в этом ни одного из моих сотрудников».

В то время я уже приобрел на этот счет некоторый опыт и научился определять, по крайней мере, часть осведомителей, которые пытались войти в доверие ко мне, к некоторым из моих друзей или, например, какадемику А. Д. Сахарову. Я ответил Твардовскому, что это можно выяснить только с помощью не слишком сложного эксперимента. С его согласия я мог бы рассказать двум-трем сомнительным людям из своих знакомых правдоподобную, сенсационную, но совершенно ложную историю, например, о том, что Твардовский на своей даче читает тайно переданную ему рукопись «Архипелага ГУЛАГа» – как раз в 1968 году об этой работе Солженицына в Москве появилось множество слухов, которые сам Солженицын решительно опровергал. Я уже знал тогда достоверно из записки самого Солженицына, которую он просил сжечь в присутствии своего же «курьера» (это была Наталья Столярова, которой все мы полностью доверяли), что рукопись «Архипелага» действительно существует, что власти ее не имеют, но активно ищут – ясно, что если через несколько дней после этого кто-либо из окружения Твардовского спросит его об «Архипелаге», то этот человек или прямо связан с КГБ, или выполняет просьбу осведомителя из редакции. Твардовский подумал, но отказался от такого эксперимента. Он произнес фразу, которую я слышал от него иногда: «Не дворянское это дело».

Летом 1968 года главной темой наших бесед стала Чехословакия и все то, что было связано с событиями в Чехословакии и вокруг нее. Излишне говорить о том, насколько болезненно Твардовский воспринял интервенцию в Чехословакию советских войск. Он не участвовал ни в каких собраниях на этот счет, и партийное собрание в редакции «Нового мира», которое было созвано инструктором райкома партии, проходило без участия Твардовского. С середины августа и до конца сентября 1968 года Твардовский не приезжал в Москву и не появлялся в помещениях редакции, даже не отвечал на телефонные звонки. Когда большая группа советских писателей подписала «Открытое письмо» Союзу писателей Чехословакии с попыткой объяснить и оправдать акцию войск Варшавского Договора, инициаторы и составители этого письма даже не стали показывать его Твардовскому.

Иногда мы говорили все же и о чисто литературных делах. Еще до публикации романа Федора Абрамова «Две зимы и три лета» Твардовский с очень большой похвалой отозвался об этом романе и о трудностях его прохождения через цензуру и через «инстанции». «Это будет поважнее многих лагерных повестей, – сказал Твардовский. – Там один колхозник говорит вернувшемуся в деревню из заключения: “Вы хоть пайку каждый день получали”». Напротив, с раздражением говорил о романе Константина Федина «Костер», который из номера в номер печатался в журнале. Отказать в публикации Федину было нельзя и как председателю Правления ССП, и как члену редакционной коллегии «Нового мира». «Читатели Федина просто не замечают, – говорил Твардовский. – Иногда ведь небольшая заметка в журнале вызывает сотни писем в редакцию. Но знаете, сколько мы получили писем о романе “Костер” за все месяцы его публикации? Всего четыре письма».