Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ

• Название: Познание России: цивилизационный анализ
• Автор: Игорь Яковенко
• Издательство: Наука
• Жанр: Науки: разное
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-02-036226-0

Монография посвящена описанию сущностных оснований российской культуры, определяет пространство, в котором закрепляется и воспроизводится самотождественность культуры (ментальность), выявляет факторы и условия, детерминирующие ее базовые характеристики. Особое место в книге занимают проблемы отечественной модернизации.

Для культурологов, социологов, политологов, историков, а также для широкого круга читателей.

---

Внешний диалог, или диалог с другими культурами и цивилизациями, предполагает существование интегрированного социокультурного единства. В этом диалоге позиции сторон разведены за рамки системного целого, реализованного в цивилизации. Здесь «нашей» культуре предстоит культура иная, с другими базовыми реакциями, отличным от нашего пониманием Вселенной, представлениями о целях и смысле человеческой жизни. В межцивилизационном диалоге задействуются наиболее глубокие пласты ментальности, актуализуются сущностные уровни культуры. Диалог с другими цивилизациями — всегда вызов. Вызов, и в то же время — такова диалектика истории — непременное условие существования, выживания, сохранения самотождественности всякой культуры.

Об этом, последнем, роде диалога и пойдет речь ниже.

Диалог внутри культуры сравнительно гомогенен, ибо разнокачественность составляющих культуру лоскутов не идет дальше границ системного целого. Так, если общество принадлежит парадигме должного, то любой диалог происходит именно и только в этом пространстве, а потому разворачивает его, адаптирует к изменениям, но не подтачивает и не разрушает. Совсем иное дело — диалог обращенный вовне. Здесь возможны два варианта: первый — «наша», исходная культура должного сталкивается с другой версией должного; и второй — культура вписанная в парадигму должного/сущего сталкивается с цивилизацией личности.

В первом случае такого столкновения диалога в собственном смысле не получается. Скорее, имеет место цепь монологов при минимальной экзистенциальной включенности носителей различных версий должного в процесс. Чужая версия должного — суеверие, спорить с которым и опровергать его — занятие бессмысленное. Поскольку, как показывает опыт, носители этого суеверия не менее преданы своим ложным богам, нежели мы нашей истинной вере. Качественная однородность не рождает комплиментарного отношения различающихся доктрин, из которого вырастает потребность отстоять свою позицию, прежде всего в своих собственных глазах. Не будит мысль и не тревожит совесть.

Совершенно иное дело — столкновение с культурой, лишенной идеи должного. Здесь носитель традиции сталкивается с другой физикой, с качественно иным ментальным пространством. Чужой, пугающий и притягательный космос рождает сложное, глубоко амбивалентное отношение. Его существование несет в себе неразрешимую проблему. И чем более разворачивается модернизация, чем более мир цивилизационной альтернативы внедряется в реальность мира должного, тем острее и болезненнее становится эта проблема.

Ситуация межцивилизационного диалога складывается по мере разворачивания модернизации. Влекомая исторически императивом, Россия постепенно поворачивалась лицом к Западу. Такой поворот был обращением к миру, последовательно утрачивающему верность парадигме должного. Так в российскую реальность начинают входить альтернативные идеи и положенности. Целостный прежде образ мира папежской ереси расслаивается на два уровня: опасную и разрушительную идеологию и вожделенный мир технологий и благ цивилизации. Верность должному вступает в неразрешимый конфликт со стремлением к тем или иным феноменам, рожденным в пространстве внешнего хаоса, в мире отрекшимся от должного. Однако ад может быть отвергнут лишь с порога и весь без изъятий. Расслоение Запада на душепогибельную идею и вожделенные технологии в стратегическом плане вело к размыванию должного.

В обществе разворачивается диалог с качественно иным. Постепенно он пронизывает все пространство русской культуры. Дело в том, что любой феномен рожденный в лоне некоторой цивилизации — будь то автомобиль, промышленная технология, политическая доктрина или философская концепция — с необходимостью изоморфен характеристикам породившего ее пространства. А потому несет в себе всю целостность цивилизации-донатора. Это относится к любому без изъятия предмету или явлению. Различаются они лишь мерой разработки, мерой представленности целого в фрагменте. Культурно-смысловая насыщенность продуктов цивилизации не всегда очевидна для неспециалиста. В некоторых случаях культурные смыслы могут быть эксплицированы лишь с помощью достаточно сложных герменевтических процедур. Но воздействуют, переживаются, схватываются на уровне подсознания всегда и при всех обстоятельствах105.

В ходе модернизации традиционный культурный космос последовательно насыщается массой вначале предметов и технологий, а затем идей и установок, рожденных в мире, последовательно изживавшем парадигму должного. Мало того, что эта среда оказывается эффективнее, адаптивнее и удобнее исходной. На некотором этапе параметры традиционного общества изменяются настолько, что оно оказывается не в состоянии существовать вне заимствованной среды. Носитель идеи должного, обнаруживает себя прочно вписанным в мир — предметную, технологическую и организационную среду — онтология которой исключает должное. В стратегическом плане этот конфликт имеет единственное разрешение — отказ от должного.

Исследуя процессы рецепции рационального сознания и изживания должного надо отметить исключительную роль города. Город является генератором разнообразия, а его сущностная природа связана с продуцированием исторической динамики. Причем, чем больше город, тем более выявляется его онтология как силы дробящей синкрезис, генератора многообразия и исторической динамики. В традиционных обществах эта природа подавлена. Город вписывается в статическое целое с помощью совокупности особых социокультурных механизмов. Это и традиционное регулирование социальной и культурной жизни и вмешательство государства, берущего на себя функции управления городской жизнью и подавляющее инновативные потенции города, и идеологический контроль. В результате природа города оказывается устойчиво подавленной. В реальности города, вписанного в традиционалистские, восточные общества, доминируют частично выделившиеся, не обособившиеся феномены. Города если и развиваются, то крайне медленно. Само же развитие общества носит цикличный характер106.

Однако, город можно задавить, но нельзя выхолостить. Редукция потенций города не в состоянии изменить его сущностную природу. При первой возможности, которой, в нашем случае, оказывается столкновение с миром рационального, онтология города эксплицируется. В модернизирующемся обществе природа города «берет свое». Порождаемая городом динамическая доминанта способствует размыванию космоса должного.

Здесь надо вспомнить о том, что мир должного гомогенен и качественно однороден. Главенство парадигмы должного блокирует распад синкрезиса и тормозит усложнение мира. По существу, идеал должного обращен к обществу, в котором доминирует патриархальная сельская округа. Далеко не случайно осуждение города, представление большого города как Вавилона и идеализация провинции как мира, где потенции города подавлены — устойчивый сюжет идеологов должного. Разнообразие с необходимостью разрушает мир должного. В обществе, ориентированном на ценности должного, столкновение с иным разворачивает специфический диалог. Он расслаивается на две ветви: диалог каждого члена общества с качественно иным, и диалог внутри общества по поводу иного.

Начнем с диалога каждого члена общества с качественно иным. Здесь можно выделить два больших этапа. На первом архаический крестьянин с порога отвергает все иноземное как несущее погибель. Прежде всего, он лишен интеллектуального и психологического потенциала, необходимого для освоения новых вещей и технологий, не в состоянии осознать их выгоды и привлекательность. И, вообще, ориентирован на воспроизводство статичного космоса в качественно неизменном виде, а не на рецепцию любых инноваций. В его сознании доминирует сакральный прецедент. Человек исходит из того, что «отцы наши не глупее нас были, а без этих новшеств обходились».

К началу второго этапа в сознании общества накапливаются изменения достаточные для размывания психологических барьеров и массового освоения новых технологий. И это освоение начинается. Теперь же традиционно ориентированный человек не склонен предаваться рефлексии по поводу инкорпорирования вещей и процессов из мира в котором скончалось должное. Диалог чаще всего носит малоосознанный характер. Не слишком идеологизированный обыватель осваивает новое, поскольку оно, как правило, удобнее и эффективнее. Привыкая к инновациям он не замечает сложноуловимой трансформации собственного сознания, осваивающего вместе с новыми навыками культурные смыслы, положенности и установки.

Второй диалог разворачивают идеологизированные слои элиты, и он охватывает склонную к рефлексии часть общества. В этой полемике сталкиваются силы осознающие, или, по крайней мере, чувствующие, культуротворческие потенции заимствований. В ходе такого диалога само общество расслаивается. На одном полюсе оказываются носители традиционно-изоляционистской позиции. На другом — динамических ориентаций. Это диалог высоко продуктивен как фактор динамики сознания и интересен для исследователя.