Эмиль Золя - Собрание сочинений в двадцати шести томах. т.18. Рим

• Название: Собрание сочинений в двадцати шести томах. т.18. Рим
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1965

Многие страницы романа «Рим» автор посвящает описанию «вечного города». Сохранившиеся памятники древних времен, картинные галереи, великолепные дворцы, созданные талантливым народом в эпоху Возрождения, — все напоминает о былом величии Рима, о его славе.

Но есть и другая сторона этого величия — стремление к власти и мировому господству цезарей и бесчисленных пап, жестокость сильных и страдания угнетенных.

---

Удрученный тяжелыми думами, Пьер, глядя на притихшего дона Виджилио, безнадежно махнул рукой.

Собеседники долго молчали среди могильной тишины уснувшего старого палаццо, в уединении запертой комнаты, озаренной ровным светом лампы. Но вдруг дон Виджилио наклонился ближе и, впившись в Пьера горящим взглядом, дрожа от озноба, прошептал:

— А знаете, в сущности, всем вершат они, всегда они!

Пьер удивился, не поняв этого странного восклицания, как будто не связанного с их разговором.

— Кто они?

— Иезуиты!

В этот возглас тщедушный, желтолицый аббат вложил всю свою яростную, давно накопившуюся ненависть. Ах, пусть это глупо и неосторожно с его стороны — все равно! Слово наконец вырвалось! Еще раз испуганно оглядев подозрительным взглядом стены комнаты, дон Виджилио торопливо заговорил, беспорядочно, неудержимо, изливая душу после долгого вынужденного молчания.

— Да, иезуиты, иезуиты!.. Вы воображаете, будто знаете их, но вы даже не подозреваете, на какие подлости они способны и до какой степени безгранично их могущество. Все идет от них, они везде, они повсюду. Если случится в жизни что-то странное, непонятное, вспомните о них, и все объяснится. Если вас постигнет несчастье, беда, если вы будете мучиться, плакать, скажите себе: «Это они, это дело их рук!» Я не уверен, что один из них не подслушивает нас здесь, под кроватью, в шкафу… Ох, эти иезуиты, иезуиты! Они истерзали меня и продолжают терзать, они будут преследовать меня до самой смерти.

И прерывающимся голосом дон Виджилио рассказал историю своей жизни. Он происходил из мелких провинциальных дворян, был довольно богат, умен, даровит, полон надежд; в юности все предвещало ему блестящую будущность. Сейчас он непременно стал бы уже прелатом, был бы на пути к высшим должностям. Но однажды он имел непростительную глупость дурно отозваться об иезуитах, да еще раза два вступил с ними в столкновение, И с тех пор, по его словам, на него обрушились все возможные бедствия: отец и мать умерли, его банкир разорился и бежал, самых лучших должностей он лишался, едва успев их занять, в церковном приходе его преследовали всякие невзгоды, так что он едва не был отлучен от церкви. Он обрел относительный покой лишь с того дня, когда кардинал Бокканера, сжалившись над неудачником, взял его к себе в секретари.

— Здесь я нашел приют, здесь мое убежище. Иезуиты ненавидят его высокопреосвященство, потому что он держится независимо, но они еще не осмеливаются нападать ни на него, ни на его приближенных… Ох, я не обольщаюсь, рано или поздно они все-таки до меня доберутся. Они уж как-нибудь узнают о нашем сегодняшнем разговоре, и я жестоко поплачусь за это. Я вам напрасно все это говорю, но я не в силах молчать… Они украли у меня счастье, из-за них все мои бедствия, все страдания, слышите? Только из-за них!

Пьер слушал аббата с тягостным чувством и попытался успокоить его шуткой:

— Ну что вы, что вы! А ваша лихорадка? Ведь не иезуиты же ее накликали!

— Они, именно они! — горячо возразил дон Виджилио. — Я подхватил ее однажды вечером на берегу Тибра, когда сидел и плакал там в одиночестве, после того как меня изгнали из маленькой церкви, где я был священником.

До сих пор Пьер не верил россказням о страшном могуществе иезуитов. Люди его поколения только смеялись над глупым страхом обывателей, над баснями о таинственных оборотнях, о пресловутых монахах в черном, которые якобы прячутся в стенах и наводят ужас на целые семьи. Он считал, что это просто детские сказки, нелепо раздутые в пылу церковных и политических распрей. Поэтому Пьер с недоумением смотрел на дона Виджилио, боясь, не имеет ли он дело с маньяком.

Между тем он старался восстановить в памяти необычайную историю иезуитов. Если Франциск Ассизский и святой Доминик олицетворяли собой самый дух средневековья, были пастырями и наставниками, если один из них проповедовал пламенную веру и милосердие к обездоленным, а другой отстаивал католические догматы, разрабатывая христианскую доктрину для знатных и просвещенных, то Игнатий Лойола, появившийся на пороге нового времени, стремился спасти от гибели мрачное наследие прошлого, приспособляя религию к новым общественным условиям, и опять вернуть церкви владычество над миром. К тому времени, после горького опыта средневековья, стало ясно, что христианству в его непримиримой борьбе с грехом грозит поражение, что долгие попытки подавить человеческую природу, истребить в человеке все живое — его инстинкты, страсти, сердце и горячую кровь — могли привести лишь к полному крушению, к гибели католической церкви; и вот явились иезуиты, они спасли религию от опасности, вернули ее к жизни, вдохнули в нее волю к победе; они поняли, что отныне церковь сама должна искать путь к сердцам людей, раз люди не идут к ней по доброй воле. В этом вся суть: иезуиты учат верующих, как вступать в сделку с богом, они применяются к обычаям, предрассудкам, даже к порокам, они терпимы, снисходительны, чужды ригоризма и, как ловкие дипломаты, всегда умеют обратить любое преступление к вящей славе божией. Это их девиз, отсюда и моральный принцип, который всегда ставили им в вину, принцип, что все средства хороши для достижения цели, если эта цель — торжество господа бога в лице его наместницы на земле, католической церкви. И какой же поразительный успех им сопутствовал! Иезуиты проникают всюду, заполняют всю землю и везде становятся полновластными хозяевами. Они исповедуют королей, накапливают несметные сокровища, их сила настолько неодолима, что, едва появившись, смиренно и незаметно, в какой-нибудь стране, они тотчас же покоряют души и тела, завоевывают власть и богатство. С особенным рвением они учреждают иезуитские школы, искусно подчиняя своему влиянию юные умы, ибо понимают, что будущее принадлежит новому, растущему поколению и надо крепко держать его в руках, дабы сохранить власть навсегда, Могущество их, основанное на снисхождении к греховной природе человека, таково, что сразу после Тридентского собора они преобразовывают дух католичества, объединив свое учение с доктринами римской церкви, и становятся верными солдатами папства, которое отныне существует благодаря им и для них. С тех пор город Рим оказался во власти иезуитов, из Рима генерал ордена, руководя их тайной и ловкой политикой, опутавшей железной сетью весь земной шар, долгие годы рассылал приказы, слепо исполнявшиеся бесчисленной, прекрасно организованной армией иезуитов, которые мягко и искусно управляют несчастным страждущим человечеством. Но самое необычайное в истории иезуитов — это их поразительная живучесть; их непрестанно преследуют, осуждают, изгоняют, и все-таки они не сдаются. Как только их власть становится прочной, вражда к ним разрастается повсюду. Их осыпают бранью, проклятиями, обвиняют в чудовищных преступлениях, против них затевают скандальные судебные процессы, их обличают как злодеев и насильников. Паскаль публично клеймит их позором, суды приговаривают их книги к сожжению, университеты отвергают их лицемерную мораль и доктрины, как отраву. В каждой стране они вызывают такую смуту, такие волнения, что вскоре их начинают преследовать и изгонять отовсюду. В течение целого столетия иезуиты скитаются в изгнании, их то высылают, то призывают снова, они пересекают границы государств, покидая страну при гневных криках и проклятиях и возвращаясь обратно, лишь только народная ненависть утихнет. Наконец, один из пап упраздняет орден иезуитов: полная катастрофа! Но другой папа его восстанавливает, и с тех пор их, в общем, терпят в некоторых странах. Но даже теперь, ловко притаившись, добровольно держась в тени, иезуиты по-прежнему сохраняют свое могущество, всегда невозмутимые, уверенные в победе, точно солдаты, завоевавшие землю раз и навсегда.

Пьер знал, что, на первый взгляд, иезуиты сейчас как будто лишены прежней власти в Риме. Они уже не служат месс в храме Иисуса Христа, не возглавляют Римскую коллегию, где некогда совратили столько юных душ; не имея собственного пристанища, они воспользовались гостеприимством чужеземцев и обосновались в Германской коллегии, при которой находится небольшая капелла. Там они еще проповедуют свое учение, исповедуют прихожан, но уже не с прежней пышностью и блеском, как в храме Иисуса Христа, и далеко не с тем блистательным успехом, как в Римской коллегии. Не наводит ли это на мысль об их поразительной ловкости, об их хитроумных маневрах, благодаря которым, прячась в тени, они по-прежнему остаются тайной верховной властью, скрытой волей, управляющей всем? Недаром говорили, что догмат непогрешимости папы — дело рук иезуитов, что этим оружием, якобы изобретенным для защиты святейшего престола, они, в сущности, вооружились сами, предвидя с гениальной прозорливостью, что оно им понадобится в скором времени, накануне великих социальных переворотов. Быть может, прав был дон Виджилио, когда, дрожа в суеверном страхе, рассказывал о тайном могуществе ордена, о его решающей роли в церковных делах, о его всесильном, неограниченном господстве в Ватикане.