Бо Грёнбек - Ханс Кристиан Андерсен

• Название: Ханс Кристиан Андерсен
• Автор: Бо Грёнбек
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Книга о выдающемся датском писателе Хансе Кристиане Андерсене подготовлена издательством в связи с юбилеем — 175-летием со дня рождения Андерсена, исполняющимся в 1980 году. Сочетая точность изложения и живость прозаического произведения, книга Бо Грёнбека подробно знакомит читателя с жизнью писателя, огромным кругом его друзей и почитателей, с его творческим процессом, реакцией критики на его романы, драматургию, повести и сказки, иными словами — со всем тем, что составляло его жизнь, что сделало его одной из выдающихся личностей Европы.

---

Однако ему пришлось воспользоваться сим старинным способом передвижения по пути дальше на юг. Из Инсбрука он выехал вечером по пустынной проселочной дороге через Бреннерский перевал. «Следы колес шли вплотную к глубокой, отвесной пропасти, где нет никакого ограждения, ничего, кроме встречающихся изредка могучих елей, которые цепляются своими длинными корнями за откос; при свете луны пропасть кажется бездонной; какая тишина! слышны лишь звуки журчащего ручья; мы не встретили ни одного путника, ни одна птица не пролетела мимо; и скоро так похолодало, что стекла повозки разукрасились морозными цветами, и мы видели только лунный свет, разбивающийся о края цветов».

В следующих главах дается ряд картин дальнейшего путешествия по Италии. К числу самых красивых относится вечерняя прогулка по проселочной дороге через Апеннины, где снова впечатляюще описаны покой и тишина в природе. Однако самая знаменитая глава посвящена поездке на веттурино[43] из Флоренции в Рим, это лучшая часть книги. Читая ее, до мозга костей чувствуешь, каково было путешествовать по Тоскане в те времена: тряская езда по плохим дорогам, грязь на постоялых дворах, нашествие мух и комаров, удивительная смесь порока и красоты в маленьких городах. В Отриколи казалось, что улицы «мостили во время землетрясения; на постоялом дворе было такое изобилие грязи, что я предпочел ужинать в хлеву, чем в этих засаленных комнатах, там по крайней мере запах был естественный. Зато виды были бесподобно прекрасны; выступали сине-зеленые горы, расстилались глубокие и плодородные долины. Красота и грязь — да, верно говорят, что в мире нет совершенства, но поистине здесь совершенно и то и другое». Остроту рассказу прибавляет портрет невыносимого английского туриста, эдакого самоуверенного и невоспитанного чудовища, который всегда занимал лучшее место в дилижансе и за столом хватал лучшие куски, был со всеми груб и всем недоволен, от обслуживания на постоялых дворах до водопадов Терни, — как раз подходящий тип, чтобы вдохновить всегда живую фантазию Андерсена. Насколько правдива история о нем, судить невозможно, но, надо думать, это не сплошная выдумка.

Можно простить автору, что главы о Риме и Неаполе кажутся немного блеклыми после этого фейерверка — и после «Импровизатора», где он нарисовал оба этих города и пейзажи вокруг них столь незабываемо, что каждое новое описание кажется лишь слабым повторением, вторым сортом его впечатлений от этих мест.

Но, начиная с Неаполя, все было новым для него и для читателей, и отсюда «Базар» становится связным описанием путешествия, которое начинается с переезда по морю, а потом разворачивается в широкую панораму юго-восточной Европы. Как уже рассказывалось выше, он плыл на французском пароходе восточной линии — уникуме современного комфорта, как ему казалось, — через Мессинский пролив на Мальту и дальше в Пирей. Это было паломничество в неведомое, и он жадно вбирал впечатления своими необыкновенно чуткими органами чувств. Он впитывал все: вид гор Неаполитанского залива, которые поднимались из моря, словно окаменелые массы пены, вулкан Стромболи, выплевывающий ракеты огня, величественный снежный конус Этны, который словно парил над облаками, сушей и морем, сожженную солнцем Мальту и парусную прогулку оттуда по необыкновенному Средиземному морю, спокойному, ослепительно синему, «словно кусок бархата, растянутый по земному шару». Когда Мальта исчезла за горизонтом, белый массив Этны еще долго виднелся в ясном мартовском воздухе на северо-западе, а далеко на северо-востоке писатель своим необычно зорким зрением различал снежные вершины Пелопоннеса.

Андерсеновское описание этого морского путешествия — настоящая магия языка. Читателя затягивают впечатления, ослепляют солнце и краски. Читая, чувствуешь, будто сам проплыл по бескрайнему, открытому Средиземноморью, даже если никогда не пересекал Альпы.

Конечно, среди пассажиров были замечательные и интересные люди, в том числе благородно-сдержанный перс в зеленом кафтане и белом тюрбане. Однажды вечером они оказались рядом на палубе. Они не могли завязать беседу, но наконец Андерсен заговорил по-древнееврейски; он учил этот язык в школе и, припомнив первые строчки Книги Бытия, процитировал их с датским произношением, а перс, вероятно решив, что это английский или французский язык, улыбнулся, кивнул и ответил единственной европейской фразой, которую знал: «Yes, sir, verily, verily»[44]. На этом разговор окончился.

Рано утром пароход бросил якорь в бухте Пирея. Андерсен прибыл в Грецию. Это была страна, разоренная войнами. Еще не прошло и десяти лет после окончания кровавой освободительной борьбы против турок, и страну раздирали внутренние усобицы, экономические трудности и моральное разложение. Для Андерсена характерно, что он умудрился провести месяц в Афинах, новой столице, вращаясь в дипломатических и придворных кругах, но, кажется, так и не услышал более подробно о чудовищных трудностях, с которыми сталкивалось молодое государство, и о том, что делали король и правительство для их преодоления. Подобные вещи его не интересовали. Несколько живописных рассказов о выступлениях молодого короля при разных обстоятельствах, несколько слов о том, что королевская чета, безусловно, пользуется уважением и популярностью и что, должно быть, тяжело носить корону в этой стране — вот и все, что писатель рассказывает о жизненно важных проблемах молодой Греции.

Его занимали другие вещи, прежде всего то, что можно узнать при помощи глаз: пейзаж, народная жизнь, удивительный город Афины (единственный, который он посетил) и поразительный Акрополь. Дар описывать увиденное не изменяет ему и в этих главах. Трудно забыть оттическую равнину, расстилавшуюся перед ним, когда он прибыл в Пирей: густые чистые краски в прозрачном воздухе, молчаливая и суровая красота гор — или пестрая толпа веселых, живописных греков на улицах столицы шестого апреля, в день национального освобождения. Что касается Афин, то по прибытии туда ему показалось, что «город как бы в спешке пристроен к рынку, где непрестанно шла бурная торговля». Но дальнейшее описание создает другую картину. Своеобразие Афин начала сороковых годов состояло в том, что это был поселок турецкого облика, который внезапно стал резиденцией правительства западноевропейской ориентации. Убогие старые хижины стояли там бок о бок с нарядными современными домами. Новый театр, где шли итальянские оперы, помещался на пустыре, а в конце базарной улицы строился королевский дворец. Афины были полу-Востоком, где насаждался Запад.

В Афинах было что-то и от античной Эллады. Но в каком состоянии! Несколько печальных руин на улицах и некогда сиявший мрамором Акрополь: хаос ветхих турецких хибар, сараев, античные глыбы и разнообразный хлам — и возвышающиеся над ними развалины бессмертного Парфенона, разрушенного солнцем и дождем, в рубцах от пушечных снарядов, обезображенного веками вандализма. Андерсен каждый день совершал паломничество туда, наверх, захваченный зрелищем и пораженный мерзостью запустения.

Только в новой столице была заметна активность, развитие, прогресс. Греческая земля, которую он повидал во время коротких поездок из Афин (дальше он не ездил), представляла собой картину нищеты, упадка и запустения. На пейзаже лежала печать бренности и уныния. Казалось, что горы, долины и хижины облачены в траур. Хотя Андерсен мало знал о периоде турецкого владычества и о политической ситуации Греции в тот момент, все же он воспринимал общее настроение этой искалеченной и разоренной страны. Он передал его в главе «Договор о дружбе», трогательной новелле, которая потом была включена в сказки и рассказывает о печальном достоинстве людей, живущих в нищете и угнетении, и о суровой красоте гор.

Когда он плыл через Эгейское море к Смирне и Константинополю, начался сильный шторм. Андерсен не был морским героем, но всегда умел — по крайней мере задним числом — находить смешные и интересные стороны даже в самых ужасных ситуациях. Описание драматического плавания проникнуто серьезностью и иронией по отношению к самому себе. Вернувшись вечером в каюту, он лежал и слушал, как «все шумело и трещало; я слушал рупор штурмана, команды офицеров, закрывающиеся люки, стеньги, которые лопались [то есть поворачивались], волны бьющиеся в борта, так что судно останавливалось и каждая доска начинала причитать. Рядом со мной кто-то взывал к Мадонне и всем святым! Кто-то ругался! Я был убежден, что мы погибнем». Он думал обо всех оставшихся дома и о том, как мало он еще сделал в этом мире. Он молил бога: «Позволь мне в мире ином сделать то, чего я не сделал в этом! Все, что ценили во мне, пусть будет твое! Ты дал мне все». Он закрыл глаза, «шторм ревел над морем, судно трепетало, будто воробей во время урагана, но я спал, спал от физической усталости и под защитой доброго ангела». На следующее утро судно вошло в тихие воды залива Смирны. Собственно, он ожидал, что проснется в ином мире, «да так оно и было. Я стоял на палубе, а передо мной расстилался иной мир: берег Азии».