Джавахарлал Неру - Открытие Индии

• Название: Открытие Индии
• Автор: Джавахарлал Неру
• Издательство: Издательство инстранной литературы
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1955

Эта книга видного политического и государственного деятеля, одного из лидеров национально-освободительного движения в Индии, ее первого премьер-министра Джавахарлала Неру была написана им в тюрьме в 1944 году, в момент, когда борьба за освобождение страны от колониального владычества близилась к победному завершению. В ней рассказывается об истории, драматических страницах освободительной борьбы, культуре, религии, быте и традициях Индии. Автор размышляет о важнейших проблемах жизни индийского народа.

---

Хорошо, что я не успел закончить начатую книгу, ибо в противном случае меня могли бы уговорить послать ее издателю. Просматривая ее теперь, я вижу, как мала ее ценность, сколь многое в ней кажется устаревшим и неинтересным. События, которые в ней затрагиваются, утратили свое значение, превратившись в обломки полузабытого прошлого, покрытые лавой последующих вулканических извержений. Я потерял всякий интерес к ним. В моем сознании ярко запечатлелись личные переживания, наложившие на меня свою печать; соприкосновение с некоторыми лицами и некоторыми событиями; общение с массами — индийским народом в его бесконечном многообразии и удивительном единстве; некоторые искания разума; волны тоски и чувство облегчения и радости, охватывавшие меня, когда тоску удавалось одолеть; веселое возбуждение момента действия. О многих из этих вещей не следует писать. Внутренний мир человека, его чувства и мысли содержат что-то глубоко личное, что не должно и не может поверяться другим. И все же эти встречи и столкновения, личные и не личные, значат очень много. Они оказывают свое'злияпие на человека, формируют его, изменяют его отношение к жизни, к его собственной стране и к другим народам.

Здесь, в Ахмаднагарской тюрьме, как и в других тюрьмах, я занялся садоводством и ежедневно часами, даже под палящим солнцем, копал землю, подготавливая клумбы для цветов. Почва была очень скверная, каменистая, засоренная обломками и мусором от прежних строек и даже остатками древних памятников. Это место историческое, место многочисленных битв и дворцовых интриг. История этого места по отношению ко всей истории Индии не слишком древняя и не играет особенно важной роли в цепи более серьезных событий. Однако одно выдающееся событие того времени до сих пор сохраняется в памяти: мужество красивой женщины Чанд Биби, которая с мечом в руке защищала эту крепость и вела свои войска против армий империи Акбара. Она была убита одним из своих же воинов.

Роясь в этой несчастливой земле, мы обнаружили остатки древних стен, крыши и верхушки куполов зданий, похороненных глубоко под землей. Мы не могли проникнуть далеко, так как глубокие раскопки и археологические изыскания не одобряются властями, да у нас не было для этого и необходимых орудий. Однажды нам попался высеченный из камня прелестный лотос. Он составлял часть стены, по всей вероятности над входом.

Я вспомнил о другой, менее приятной находке в тюрьме Дехра-Дун. Три года тому назад, копаясь в своем маленьком дворике, я натолкнулся на любопытную реликвию прошлого. Глубоко под землей были обнаружены остатки двух столбов, и мы разглядывали их не без некоторого волнения. Они составляли часть старой виселицы, действовавшей здесь тридцать или сорок лет назад. Тюрьма давно уже перестала служить местом казней, и все видимые следы стоявшей здесь ранее виселицы были уничтожены. Мы обнаружили и извлекли из земли ее фундамент, и все мои товарищи по заключению, участвовавшие в этой работе, радовались, что мы наконец убрали эту зловещую штуку*.

Теперь я отложил в сторону свой заступ и взялся за перо. Быть может, то, что я пишу сейчас, постигнет та же участь, что и мою незаконченную рукопись, начатую в тюрьме Дехра-Дун. Я не могу писать о настоящем до тех пор, пока не буду свободен, чтобы ощущать его в процессе активной деятельности.

Именно необходимость действовать в настоящем позволяет мне ясно осознать это настоящее, и тогда я могу писать о нем свободно и с известной легкостью. В тюрьме оно представляется мне чем-то расплывчатым, смутным, чем-то таким, что я не могу ухватить или воспринять как ощущение момента. Оно перестает для меня быть настоящим в подлинном смысле этого слова, но в то же время это и не прошлое с его неподвижностью и застывшим спокойствием.

Не могу я брать на себя и роль пророка и писать о будущем. Я часто думаю о нем, и мой ум пытается проникнуть сквозь его покров и облечь его в выбранные мною одежды. Но все это — пустое воображение. Будущее остается неопределенным, неведомым, и нет никакой уверенности в том, что оно не разрушит вновь наши надежды и не обманет мечты человечества.

Остается прошлое. Но я не могу писать о событиях прошлого академически, как историк или ученый. Я не обладаю необходимыми для этого знаниями, данными и подготовкой, да я и не расположен к такого рода работе. Прошлое или угнетает меня, или согревает своей теплотой, когда оно соприкасается с настоящим и становится как бы частью этого живого настоящего. Если этого не происходит, прошлое холодно, бесплодно, безжизненно, неинтересно. Я могу писать о нем, как я это делал и раньше, лишь ставя его в какую-то связь с моими сегодняшними мыслями и действиями, и тогда занятие историей, как сказал когда-то Гёте, несколько облегчает тяжесть и бремя прошлого. Я полагаю, что это процесс, схожий с психоанализом, по только примененный не к отдельному человеку, а к целому народу или ко всему человечеству.

Бремя прошлого, бремя заключенного в нем хорошего и дурного давит, а иногда просто душит. В особенности это относится к тем из нас, кто принадлежит к таким древнейшим цивилизациям, как индийская и китайская. Как сказал Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником — это опасно».

В чем состоит мое наследие? Наследником чего я являюсь? Наследником всего, чего человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого. Но мы, индийцы, являемся обладателями еще одного особого наследия, не являющегося исключительно нашим достоянием, ибо таких наследий нет, а все они составляют общее достояние всего человечества, но такого, которое имеет к нам все же наибольшее отношение, чего-то, что есть в нашей плоти и крови и что сделало нас такими, какие мы есть и какими можем быть.

Именно об этом наследии и о его применении к настоящему я давно размышлял, и именно об этом мне хотелось бы написать, хотя меня пугают трудность и сложность вопроса и я могу коснуться его лишь поверхностно. Я не могу осветить его так, как он того заслуживает, но, попытавшись все же это сделать, я, быть может, смогу сослужить некоторую службу себе самому, внеся ясность в свои собственные мысли и подготовив свой разум к следующим этапам размышлений и деятельности.

Неизбежно мой подход будет часто носить личный характер: я буду говорить о том, как та или иная идея возникала в моем уме, какие формы она принимала, какое влияние она оказывала на меня и как она сказывалась на моих действиях. Речь будет идти также и о некоторых чисто личных переживаниях, которые не имеют никакого отношения к теме в ее широком понимании, но которые так или иначе окрашивали мои мысли и определяли мой подход ко всей проблеме. Наши суждения о странах и народах основываются на многих факторах. Среди них большое значение имеет фактор личного общения, если таковое имело место. Если мы сами не знакомы с народом той или иной страны, мы обычно склонны выносить о нем еще менее правильное суждение, чем когда мы его знаем, считая его при этом совершенно чуждым и отличным от нас.

Что касается нашей собственной страны, то тут наши личные связи бесчисленны, и благодаря им в нашем сознании возникают многочисленные образы или некий сводный образ наших соотечественников. Так я заполнил картинную галерею моего ума. В ней имеется несколько портретов ярких, живых, которые смотрят на меня, напоминая о некоторых возвышенных моментах жизни,— и тем не менее все это кажется таким далеким, похожим на когда-то прочитанную книгу. Есть там много и других картин — живых свидетельств былого товарищества и дружбы, которые так скрашивают жизнь. Там множество картин, изображающих народ — индийских мужчин, женщин и детей, сгрудившихся вместе и глядящих на меня, в то время как я пытаюсь постигнуть, о чем говорят эти тысячи глаз.

Я начну свой рассказ с главы, полностью посвященной моей личной жизни, ибо это дает ключ к тому настроению, в котором я находился в течение месяца, непосредственно последовавшего за тем периодом, который описан в конце моей автобиографии. Однако эта книга не будет новой автобиографией, хотя я боюсь, что личный элемент будет занимать в ней немало места.

Мировая война продолжается. Сидя здесь, в Ахмаднагарскон тюрьме, обреченный на бездействие в то самое время, когда весь мир охвачен неистовой деятельностью, я подчас испытываю некоторое волнение и думаю о тех больших проблемах и дерзких предприятиях, которыми были заполнены мои мысли на протяжении этих долгих лет. Я пытаюсь рассматривать войну абстрактно, так, как рассматривают какое-нибудь стихийное явление, какую-нибудь катастрофу — сильное землетрясение или наводнение. Разумеется, из этого ничего не получается. Но ничего другого, повидимому, не придумать, если я хочу оградить себя от слишком сильной боли, ненависти и волнения. \Ь в этом мощном проявлении дикой и разрушительной силы природы собственные мои беды и мое я становятся ничего не значащими.