Герман Волков - Вексель Билибина

• Название: Вексель Билибина
• Автор: Герман Волков
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1978

Открытие промышленных месторождений золота на Колыме дало мощный толчок развитию далекой окраины страны и неузнаваемо преобразило ее. О Первой Колымской экспедиции, о ее руководителе Ю. А. Билибине, о его соратниках — эта книга, продолжающая серию «Первопроходцы».

---

Сергей Владимирович сфотографировал Юрия Александровича себе на память таким, каким увидел его в палатке: бородатого, в распахнутой рубашке, но, как и положено ученому, задумавшимся над книгой. В палатке было темновато, снимок мог не получиться. Сделал второй: под открытым небом, на берегу Колымы, усадив Билибина прямо на землю, в шлепанцах и той же рубашке. Юрий Александрович сиял и глазами и рыжей бородой.

Они расстались утром. Обручев поплыл вниз по Колыме, а Билибин потопал вверх по Утиной.

Потопал вместе с Майорычем и Лунеко. Майорыч, увидев медвежий старый, заплывший след, посоветовал:

— Юрий Александрович, ружьишко прихватите, неровен час хозяин встретится.

— Я его молотком!

Майорыч ему в тон.

— Ну, а я — лотком.

Пришли они на ключик Юбилейный на то место, где выбирали из сланцевой гребенки самородочки. Юрий Александрович ходил по этой щетке, посвистывал и напевал свою любимую Трансвааль.

На месте бывшего стана Раковского натянули палатку и только улеглись — кусты затрещали.

— Он, — шепнул Майорыч.

— Нет, это наши ребята подходят. Я их сейчас напугаю, — и Юрий Александрович, накинув тужурку, на четвереньках пополз из палатки.

— Не пужай, а то со страху пальнут… — но не успел Майорыч договорить, как Билибин закричал:

— Лунеко, кайло! Ружье! Майорыч, молоток! Лоток!

Майорыч и Лунеко вмиг схватили и кайло, и ружье, и молоток, и лоток. Выскочили и видят: стоит перед Билибиным в каких-нибудь пяти шагах на задних лапах большущий темно-бурый медведь, а сам Юрий Александрович перед ним, как медвежонок на четвереньках.

Но говорит вполне спокойно и даже вежливо:

— Миша, не при. Будь добр, уходи. Нас много, ты один.

И мишка ле спеша, вперевалочку пошел прочь. Юрий Александрович поднялся, отер со лба холодную испарину, но зверя бодро напутствовал:

— Приходи в другой раз, когда жрать будет нечего, — и захохотал.

Нервным смехом захихикал и Лунеко.

Майорыч проворчал:

— Сытый, хозяин, ягодами накормился, а то бы…

— Какой хозяин? Власть переменилась! Мы — хозяева тайги! — с гордым вызовом провозгласил Билибин.

Но заснуть спокойно в ту ночь хозяева тайги не могли.

На другой день они все трое решили подняться на высокую гору, чтоб осмотреть свои новые владения. С утра небо было чистое, но потом пошел дождь, все заволокло, легкая одежонка вымокла до последней нитки. А когда взобрались на самый верх, то и проголодались порядком.

Стояли на вершине. Дождь хлестал. Ветер пробирал. Укрыться некуда, и костер не разведешь: голо, одни камни вокруг, да лишайники на них. В рюкзаках — тоже камни, которые набрали при подъеме на голец. А начальник бодр, радостен, весел. За хмарью ничего не видно, а он размахивает руками во все стороны и витийствует:

— Догоры! Вот стоим мы с вами, голодные, холодные, комарами искусанные, дождями исхлестанные, на вершине этого безымянного гольца и знаем — пройдет немного времени, всего одна пятилетка, и в этой медвежьей, девственной глуши, что необозримо простирается вокруг нас, от Колымы до Индигирки, на север за Буюнду, на восток — на Чукотку, на северо-восток, и туда, на юго-запад — в сторону Охотска и нашего золотого Алдана, через все эти сопки и хребты, по всем этим долинам пролягут шоссейные и железные дороги, побегут поезда, автомобили, а по Колыме и Бахапче — пароходы; всюду загорятся огоньки приисков, рудников, городов и поселков, пробудится от векового сна и красавица золотая тайга! А все почему? А все потому, что расстегиваем мы с вами золотую пряжку Тихоокеанского пояса! Мы еще не знаем точно, куда протягиваются наборные ремешки этого пояса, по каким долинам и распадкам, но, несомненно, в Приколымье и Заколымье нас ждет еще много открытий! И где ступит наша нога, там забьет ключом новая жизнь! Так, догоры? А, Михаил Лазаревич?!

Миша Лунеко молчал, потому что слушал начальника без особого восхищения: в животе у него все тосковало о горячей мурцовке с размоченными сухарями, а напоминание о комарах вызывало слезы. Он, бывший старшина батареи, стойкий боец Красной Армии, уроженец Приамурья, не раз плакал от колымских комаров: несешь, бывало, ложку в рот, а эта мразь комариная уже там — полный рот, и не знаешь, что жевать. И не раз Михаил Лазаревич зарок давал: уеду и носа сюда никогда не покажу. А тут начальник пропаганду разводит…

— А ты что притих, Майорыч, великий молчун?!

Старик Петр Майоров о комарах не вспоминал. За долгие свои скитания по Сибири и Дальнему Востоку ко всему он привык, все невзгоды переносил молча, но к людям, жадным до золота, привыкнуть не мог. Это он сказал еще на Алдане: «Золото всегда с кровью», когда слушал рассказы о Бориске. Вот и сейчас великий молчун вдруг мрачно изрек:

— Тесно будет в тайге.

Билибин мрачного тона не услышал и с радостью подхватил:

— Молодец, старик! Молчишь, молчишь, а как скажешь что — хоть золотыми буквами пиши! Тесно будет в тайге! Нет, твое имя, Майорыч, непременно надо нанести на карту золотой Колымы…

Петр Алексеевич даже не улыбнулся.

…Своих рабочих Билибин рассчитал на месяц раньше и весь август в маршруты ходил один. Молотком отбивал образцы, кайлом долбил закопушки, лотком промывал пробы — все сам. Возвращался на базу с рюкзаком, набитым под завязку, сваливал с плеч два пуда камней и, прежде чем отдохнуть, подкрепиться, шел к бывшим разведчикам:

— Старатели, как старается?

— Фунтит! — неизменно отвечали ему и рассыпали пред его очами все, что намыли за день.

Билибин рассматривал каждую золотинку, взвешивал на ладони, весело мурлыкал:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя…

Он был очень доволен тем, что старателям фунтило — пусть ребята заработают. Радовался и результатам своих обследований. Ключ Холодный показал золота гораздо больше, чем было в пробах Раковского, и Юрий Александрович считал, что здесь, рядом с «Юбилейным», надо открывать второй прииск — «Холодный».

— А сегодня, догоры, — продолжал Билибин с прежним пафосом, — бродил я по любопытному ключику, нарек который Заманчивым! Разведку надо поставить по нему. Сдается мне, что манит этот Заманчивый нас к богатой жилке. Рудник откроем! На много лет — рудник. И город построим. Тесно будет в тайге! Так, Майорыч? А, Степан Степаныч? — обращался ко всем и все охотно поддакивали:

— Тесно, Юрий Александрович, тесно!

— А ты что скажешь, Демьян Степанов?

Демка, растянувшись на замшелом валуне, польщенный обращением, постучал в ответ хвостом по камню.

— Согласен, сукин сын, — усмехнулся его хозяин.

…На Среднекан Билибин вернулся в конце августа один в лодке, тяжело нагруженной образцами пород. Попутно доставил и полпуда золота, намытого на Юбилейном.

Среднеканцы как увидели это крупное, матово поблескивающее, словно топленое масло, золотишко так все — даешь Утинку! И рабочие экспедиции, у кого договор кончался, запросились на старание. Билибин пообещал своих направить в первую очередь. Оглобин поддержал его. Организовали две артели, и они потопали на новый прииск — «Холодный».

Поисковые летние работы закончились. Эрнест Бертин, Раковский, Цареградский, Казанли — все собрались на Среднеканской разведбазе. Каждый докладывал начальнику экспедиции, показывал породы, пробы, шлихи, самородки — отчитывался.

Дмитрий Казанли на самых высоких сопках, определив их координаты, установил одиннадцать астропунктов. Издали они были похожи на обелиски. С этими астропунктами увязывались все маршруты, реки, речки ключики, исхоженные геологами. И впервые вырисовывалась точная карта огромной территории: от Ольского побережья до правобережья Колымы, от Малтана и Бахапчи до Буюнды. Карта, изданная Академией наук всего три года назад, оказалась безнадежно устаревшей. А когда сложили все, что шагами измерили, молотками обстукали, лотками промыли, то получилось — небольшая экспедиция, в которой было всего два геолога, один геодезист и два прораба, меньше чем за год покрыла более тысячи километров маршрутной съемкой, четыре тысячи квадратных километров — геологическими исследованиями, опробовала долины в пятьсот километров общей протяженностью.

И почти по всем этим долинам было найдено золото, правда, не всюду такое богатое, как на притоках Утиной и Среднекана, не всюду годное для механической или мускульной добычи, но геологи смотрели далеко вперед, памятуя о технике будущего.

Бертин получил хорошие пробы по обеим истокам Среднекана — левому и правому. Раковский — по многим его притокам, не считая Утиной и других рек, впадающих в Колыму.

Установил золотоносность и Цареградский. Но главное, чем он мог гордиться и чем хотел обрадовать Билибина, — это Среднеканская дайка, те мощные золоторудные жилы альбитовых порфиров, которые обнаружил Раковский, а он, Валентин Александрович, по заданию начальника экспедиции первый тщательно опробовал. Бедными, почти пустыми оказались жилки над устьем Безымянного, обследованные Цареградский весной. Не показала золота Буюнда, по которой совершал маршрут Валентин Александрович летом. Но Среднеканская дайка вознаградила, казалось, за все неудачи таким богатством, перед коим померкнут все золотые россыпи, открытые и Раковским и Бертиным… Билибин ахнет!