Герман Волков - Вексель Билибина

• Название: Вексель Билибина
• Автор: Герман Волков
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1978

Открытие промышленных месторождений золота на Колыме дало мощный толчок развитию далекой окраины страны и неузнаваемо преобразило ее. О Первой Колымской экспедиции, о ее руководителе Ю. А. Билибине, о его соратниках — эта книга, продолжающая серию «Первопроходцы».

---

— Золота здесь определенно нет, — сказал Билибин.

И Цареградский подумал, что нет смысла искать в этих местах древние остатки флоры и фауны. И оба они решили возвращаться в Олу. Казанли с рабочими оставался устанавливать астропункты. Билибин же и Цареградский, думая, что до Олы недалеко — с горы она была хорошо видна, — взяли банку консервов, пачку галет и в пять часов вечера попрыгали по кочкам.

УЛАХАН ТАЙОН БИЛИБИН

Макар сидел в темном углу юрты, низко опустив голову. Он даже не поднял глаза на вошедших гостей. Билибин и Цареградский долго не могли допытаться, что случилось. Макар молчал. Молчала Марья. Юрий Александрович обнимал старика, ласково трепал его по спине…

Наконец Макар Захарович выдавил:

— Убьют.

— Кого? За что?

— Моя убьют…

— Кто убьет? За что?

— Никто не убьет! — выскочил из своего угла Петр, старший кудринский отпрыск.

Ему двадцать лет. Он ловок, строен и крепок. Учитель рассказывал, что Петр первым записался в комсомольскую ячейку, первым сел за парту в школе, когда ему уже перевалило за восемнадцать, и Макара Захаровича, которого звал дядей, и свою мать попытался обучать грамоте — ликбез на дому…

— Никто не убьет. Это — пустые угрозы. Я заявление сделаю: это — дело живоглотов, богатых оленехозяев и коневладельцев. Это или тунгусский князец Лука Громов подстраивает… Жадный князец пожалел: дешево своих оленей продал… Или наш богатый саха Александров. Не понравилось: его как бы обошли… А кто виноват, что он своих коней на лодку поменял… Все кого-то обмануть хочет, нажиться хочет! А теперь от зависти лопается: дядя Макар экспедиции помогает, почти даром помогает, на этой помощи Александров загреб бы, а дядя Макар его конъюнктуру сбил… Конъюнктуру, понятно? И теперь валят все на бедного Макара и на вас, товарищи. Говорят, что вы и палы пускаете, и лес без разрешения рубите.

Наконец Юрий Александрович узнал все, что случилось. В урочище Нальберкана кто-то поджег моховище. Подозреваются члены геологической экспедиции: прогоняли оленей, купленных у Громова, и подожгли. Может, нечаянно, а может, и с умыслом. О пожаре сделал заявление в Гадлинский сельсовет безоленный тунгус Архип Григорьев — за него, конечно, кто-то все это состряпал, и будто бы он, Архип Григорьев, просит раймилицию принять наиболее строгие меры относительно виновников лесного пожара в интересах туземцев, охраны лесного богатства и оленьего корма. И на этом заявлении сам Белоклювов резолюцию наложил: разобрать на заседании тузрика! Из сельсовета пошла бумага в тузрик, дальше пойдет в округ, в Николаевск, а оттуда и до Москвы!

С этим заявлением еще не разобрались, а милиционер Глущенко уже новое дело заварил. Экспедиция на речке Удликан, недалеко от юрты Свинобоевых, для оленей, купленных у Громова, поставила изгородь из жердей: полторы тысячи шагов, 223 пролета… Милиционер все подсчитал и усмотрел нарушение: молодняк рубили в запретное законом время. Акт составил по всей форме.

Кроме того, Билибин без надлежащего разрешения краевых властей завез из Владивостока в Олу тридцать ящиков спирта. Спирт тузрик конфисковал, как незаконно завезенный контрабандный товар, а Билибину за контрабанду, нарушение сухого закона и спаивание туземного населения грозила 101-я статья Уголовного кодекса.

Тузрик, правда, на бумаге не написал, а на словах воспретил помогать экспедиции — давать ей коней и оленей без согласия местных властей. Гадлинский сельсовет даже решение вынес: транспортную артель «Красный якут» не организовывать.

— А дядю Макара, — заключил свой рассказ Петр, — вывели из сельсовета и в протоколе записали — за халатность в работе… И еще — что он зажиточный, что батраков имел — это нас, сирот Кудрина, имели в виду… А какие же мы батраки? Дядя Макар с мамой в законный брак вступил, нас усыновил, на ноги поставил! А теперь все будут косо смотреть на дядю Макара… Убить, конечно, не убьют, но грозятся, что наше семейство из ольского общества выпишут и выселят…

— Никто не убьет! И никто не выпишет! Не бойся, Макар Захарович, и не вешай голову! Готовь коней, пойдем на Колыму! И никто тебя пальцем не тронет! Пошли, Цареградский! Пойдем, Стамбулов! И ты, Петя, пошли с нами! Мы им «выпишем»! Мы им такое пропишем!..

Юрий Александрович и Цареградский, забыв про голод и усталость, несмотря на поздний час, а была уже ночь на исходе, вместе с комсомольцем Петей отправились в Олу. Шли быстро. Билибин — впереди, Валентин и Петя за ним едва поспевали.

Макар Захарович проводил их до реки, лодку оттолкнул и на прощание перекрестил:

— Улахан тайон кыхылбыттыхтах!

— Какому богу он молится? — спросил Цареградский.

— Тысячу раз безбожную агитацию проводил, тысячу раз говорил: «Дядя Макар, бога никакого нет и религия — опиум». Иконы снял, а креститься окончательно и бесповоротно не отвык. А «улахан тайон кыхылбыттыхтах» — это не бог, это дядя Макар так назвал товарища Билибина: «Большой краснобородый начальник».

В Олу пришли уже утром. В тузрике ни Белоклювова, ни Глущенко еще не было, но старый казак Иннокентий Тюшев, добровольно и с прежним усердием исполнявший обязанности сторожа и уборщика, уже все прибрал, подмел и стоял при входе, как на часах.

Билибин, любивший при встрече с древним служакой перекинуться двумя-тремя шутливыми словечками, сейчас пролетел мимо, даже не ответив на его козыряние. В коридоре исполкома его остановил свежий номер стенгазеты «Голос тайги» с броским заголовком: «Экспедиция… Экспедиция».

И он прочитал:

«Чтой-то сей год Олу облюбовали разные экспедиции. Экспедиция Наркомпути СССР, еле-еле душа в теле, пошла пешком в тайгу, а их заменили геологи. Последним, видимо, придется, как это ни хорошо, ждать зимнего пути или выращивать своих оленей».

— Он написал, Петрушка балаганный!

— А вот и здесь, с таким же дубовым юмором, — показал Цареградский на другую заметку.

Под заголовком «Жилищный кризис» сообщалось о наплыве в Олу приезжих и рекомендовалось, кому это нужно, заблаговременно запасаться теплым уголком, «а то, чего доброго, придется околевать». Был явный намек на экспедицию и ее брезентовые палатки.

— А вот и про моего дядю, Макара Захаровича…

Под рубрикой «Хроника» Билибин и Цареградский прочитали то, что было им уже известно: Медов М. З. выведен из состава Гадлинского сельсовета за халатность и зажиточность и за то, что использовал в прежние годы комсомольцев Петра и Михаила Кудриных в качестве даровых батраков…

Билибин сорвал газету, несмотря на предостережение Цареградского:

— Не надо этого делать, а то еще одно дело заведут — «об изорвании стенной печати».

— Черт с ними! — выругался Билибин и стал драть стенновку на мелкие клочки, посыпая ими весь коридор от парадных дверей до кабинета зампредтузрика.

В этот момент как раз и заявились — сначала длинноногий Белоклювов, а за ним, будто нюхая его след, — маленький Глущенко. Минуты две остолбенело стояли они на пороге…

Первым очнулся милиционер и вкрадчиво спросил своего начальника:

— Изорвание стенной печати?..

За Белоклювова вызывающе и громко ответил Билибин:

— Да, изорвание стенной печати! Сплетницы! Клеветницы! Не мы будем околевать!

И понес! И обрушился Юрий Александрович на Белоклювова и Глущенко с такой огненной речью, что те и слова не могли сказать в ответ. А Билибин, громыхая сапожищами, напирал на них, а те шарахались от него в стороны, пятились назад, как от бушующего пламени, как от лавины камней… В ярких выражениях Юрий Александрович не стеснялся. Обзывал Белоклювова Петрушкой с дубовым юмором, которому не место в органах Советской власти, говорил, что на словах Белоклювов за Советскую власть, а на деле — экспедициям НКПС, ВСНХа, посланным сюда Советской властью, не помогает, вставляет палки в колеса, желает околевать…

— А вольноприискателям — этим хищникам — коней продал! Проститутка! — сорвалось с языка Билибина.

— Дьэгээрбэ! — перевел на свой язык комсомолец Петя.

— Это, граждане, нанесение оскорблений во время служебных обязанностей! — завизжал милиционер. — Статья сто пятьдесят девятая Уголовного кодекса.

— Плевать мне на все твои статьи! Пиши протокол, за все отвечу! Но чтоб завтра транспорт на Колыму был! Наша экспедиция от ВСНХа! От Высшего Совета Народного Хозяйства! Зарубите это на носу! И я не позволю срывать ее работу! «Молнирую» в Москву!

— Это вы, товарищ Билибин, ставите под угрозу срыва работу экспедиции. Посылаете людей через Бахапчинские пороги… А если они погибнут? Работа сорвется? Кто будет отвечать?

— Не хороните нас раньше времени! Мы не околевать сюда приехали! А через пороги я сам пойду! И не вам обо мне беспокоиться. Ваше дело, чтоб транспорт завтра был, лошади были, а проводником пойдет с нами Макар Захарович Медов, которого вы исключили из сельсовета! Он сознательнее и смелее вас… Дорогу! — и Юрий Александрович, толкнув Белоклювова в один угол, Глущенко — в другой, устремился из тузрика.