Елена Горелик - Не женское дело. Земля неведомая. Своя гавань. Лев и ягуар

• Название: Не женское дело. Земля неведомая. Своя гавань. Лев и ягуар
• Автор: Елена Горелик
• Издательство: Ленинград
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-516-00025-6

Первые четыре романа цикла «Своя гавань».

Три человека. Именно столько выжило из двадцати восьми невольных «попаданцев», жертв некоего непонятного эксперимента, и «попали» аккурат в самую клопиную дыру семнадцатого века — на пиратские Карибы. Галка Горобец, по кличке Бешеная, гроза районной гопоты. Влад Волков — сын весьма «крутого» бизнесмена. И офицер вермахта — разносторонне образованный человек, мечтавший после войны открыть свою радиомастерскую.

 Карибы? Романтика? Пиратыпопугаипиастры? Чушь. Всё было гораздо грубее и приземлённее. Здесь самая главная задача — элементарно выжить. Не успели герои освоиться на необитаемом острове, как на нём появились пираты. Казалось бы всё, конец. Но Галка вцепилась в свой шанс, пусть и сколь угодно мизерный. Использовала для сохранения жизни и свободы всё, что могла, и даже чуточку больше. И победила.

 Отныне их жизнь стала бегом по лезвию бритвы. Свернуть некуда, спрыгнуть невозможно. Стоит оступиться — их ждёт позорная смерть. Стоит остановиться на достигнутом — сотрут в порошок сильные мира сего. Что же делать? Пиратствовать, пока не убьют? Бежать в Европу или Россию? Увы, там в те времена дела обстояли ненамного лучше, да и денег на дорожку никто просто так не даст. Но наши герои умудрились выбрать из двух зол третье: исполнить пиратскую мечту о своей гавани…

Содержание:

1. Не женское дело

2. Земля неведомая

3. Своя гавань

4. Лев и ягуар

---

— Следовать вдоль побережья до мыса Энганьо… будь он неладен, — стальным голосом сказала Галка, сразу вспомнив богатый на события семьдесят третий год и то, как «Гардарику» тогда изрядно помотало по проливу Мона во время шторма.

— Эли, перестань себя изводить, — тихо проговорил Джеймс. — Очень многое в этом мире зависит не от тебя. Смирись.

— Джек, это не тот случай, — так же тихо ответила Галка, наблюдая за палубной работой. Боцман Мигель отличался от многих своих горластых коллег как раз тем, что редко повышал голос. Но матросы слушались его беспрекословно. — Слишком многое поставлено на карту.

— Сейчас ты ничего не можешь изменить.

— Остается только надеяться…

— Парус впереди по курсу! — донеслось с фор-марса.

Ветер сегодня был не очень сильный, и прошло не меньше часа, пока марсовой не опознал три почтовых барка под голландскими флагами. На грот-мачте головного подняли вымпел, означавший наличие важной почты и пассажиров до Сен-Доменга. На красно-белом флагмане республики подняли вымпел «Принимаем под защиту». Ничего необычного, так поступали и раньше. Три сторожевика и фрегат пошли прежним курсом, патрулировать побережье, а «Гардарика» возглавила строй голландцев, которым теперь уж точно нечего было бояться. Нарываться на драку с «Гардарикой» после всех известных фокусов ее капитана не рисковали даже самые безбашенные джентльмены удачи с Ямайки, коих миссис Эшби в последнее время чихвостила с завидной регулярностью. На головном барке снова подняли вымпел — на этот раз просьба принять шлюпку. «Гардарика», свернув паруса, остановилась, и через полчаса на борт флагмана пожаловали несколько человек — два голландца, с ними какой-то офицер, и крепкий седой мужик, косая сажень в плечах, а при нем мальчик в голландском кафтане… Галка сразу его узнала, хоть никогда не видела портретов Петра в детском возрасте. Она помнила это лицо по гораздо более поздним портретам, где он был изображен взрослым мужчиной, императором. Тем самым императором, забавлявшим себя и шокировавшим страну «всепьянейшими соборами», набившим себе и России немало шишек, создавшим действительно правильную вещь — Табель о рангах — и в то же время превратившим в рабов миллионы подданных… И — вот он, десятилетний мальчик, даже не подозревающий, какая судьба его ждет. Опальный царевич, фактически высланный из страны своей сестрой, чтобы не питал надежды ее противников… Галка не заметила в его взгляде надменности, присущей коронованным особам. А то ведь даже незаконный сын короля Франции юный граф Вермандуа, никогда не видевший моря, но пожалованный коронованным отцом в адмиралы Франции, и тот задирал нос перед заслуженными боевыми офицерами. И отсутствие этой надменности внушало надежды на лучшее. «Значит, не успели еще испортить мальчишку, — думала Галка, когда голландцы просили принять их на борт, ибо везут они в Сен-Доменг шкатулку с неким особо ценным содержимым. — Он ведь был третьим в очереди на трон, а значит, почти не имел шансов, пока братец Федор не умер. Потому матушка Наталья Кирилловна обращалась с ним как с сыном, а не как с малолетним царем, которым можно управлять. Очень хорошо. Даже лучше, чем я думала… Что ж, вот теперь точно все в твоих руках, подруга. Ошибешься — пожизненный расстрел на месте».

Наконец голландцы получили разрешение перенести свой «особо ценный груз» (оказавшийся на поверку испытываемым новоизобретением минхеера Гюйгенса — морским хронометром) на «Гардарику», и очередь представляться пришла уже седому мужику и мальчику. Мужик, сняв шапку и поклонившись, на неплохом голландском языке отрекомендовался Федором Дементьевым.

— Состою денщиком при Петре Михайлове, недоросле дворянском, определенном по повелению царя Ивана Алексеевича в учение, — добавил он. А мальчик, что самое интересное, с достоинством поклонился, когда его представили.

— По батюшке-то тебя как звать, Федор Дементьев? — спросила Галка по-русски. Ее русский язык по понятным причинам несколько отличался от русского языка тех времен, но у нее всегда наготове было объяснение: язык один, а диалектов много.

— Артемьев сын я, — Федор усмехнулся в бороду: похоже, не врут люди, что правит тут бабенка русских кровей.

— Вот что, Артемьич, раз уж привез… сего недоросля дворянского к нам в учение, знай — у юнг на наших кораблях денщиков не бывает, — спокойно проговорила Галка, краем глаза наблюдая за реакцией Петра. Мальчишка пока никакого недовольства не проявлял, скорее, наоборот — наверняка был рад избавиться от опеки навязанного ему человека. — Нянек — тоже. Так что или сам на службу поступай, или езжай себе с миром обратно.

— Но как же… А повеление царево? — опешил Федор. — Да и не могу я на службу-то, и без того при деле!

— Я уж как-нибудь сама с этим разберусь. Иди с Богом… Иди, Артемьич, не зли моих людей, — с нажимом повторила Галка, заметив, что на шкафут подтягиваются матросы во главе с боцманом. — Порвут на тряпки, и пикнуть не успеешь.

— Да как же я покажусь обратно без Петруши! — взвыл Федор.

— Ладно. Придем в порт — решим, как поступить. А пока возвращайся на барк, Артемьич. Мы тут как-нибудь без тебя обойдемся, — Галка давно поняла, что за субъекта прицепили на хвост юного царевича: опять «хороший человек из Тайной канцелярии». И заговорщически подмигнула мальчишке. А тот кусал губы, чтобы не рассмеяться. Может, и не держал он зла на сестрицу Софьюшку, но людей ее явно не жаловал. — Все, господа, — добавила она по-французски. — Время для визитов исчерпано. Через четверть часа поднимаем паруса.

— Что это?

— Бизань-ванты.

— А для чего они?

— Чтоб мачта нам на голову не упала. И еще чтоб матросы могли на крюйс-салинг подняться.

— А это как называется?

— Флаг-фал.

— Это чтоб флаги поднимать, значит?

— И флаги, и вымпелы, — ответила Галка. — Правильно делаешь, что спрашиваешь, парень. Голова человеку на то и дана, чтобы ею думать, а не только шапку носить.

— Шапки тоже всякие бывают, — с вызовом ответил царевич. Видимо, накрутить насчет шапки Мономаха его уже успели…

— Верно, — Галка не стала сходу нарываться на конфликт — искусство, которому Петру еще предстоит долго учиться. — Но даже этих шапок нужно быть достойным. На пустой голове и корона будет сидеть как дурацкий колпак.

— Учиться-то поди нелегко, — вздохнул мальчик, молча согласившись с последним утверждением.

— Учиться всегда нелегко, парень, особенно если учишься полезному делу… Ладони-то уже в мозолях, — хохотнула мадам генерал, случайно заметив руки Петра. — Где нажил? Небось, на борту голландца упражнялся?

— Где нажил, там нажил, — дерзко ответил мальчишка, пряча руки за спину. — То мое дело.

— Юнга Михайлов, — не повышая голоса, но с явственно прозвеневшей стальной ноткой проговорила мадам генерал. — Если вы изволите дерзить капитану, у вас для этого должны быть веские основания. Либо предъявите их, либо примите положенное наказание за беспричинное нарушение субординации. Вам ясно?

— Ясно, — процедил сквозь зубы упрямый мальчишка. Ох, и не любит же он подчиняться…

— На корабле может быть только один капитан, парень. Запомни раз и навсегда.

Один из шкотов грот-брамселя вдруг дал слабину: видать, плохо закрепили. Здоровенный парус захлопал выпроставшимся краем, заплескался на ветру.

— Гаспар, мать твою! У тебя что, руки из задницы растут? — во всю глотку, не утратившую с годами ни капли своей мощи, заорала Галка. Она не хуже боцмана знала, кому в этой вахте было поручено крепить шкоты. А в следующий миг, словно приняв какое-то решение, вдруг обратилась к мальчишке: — Узлы вязать умеешь?

— Научили, — ответил тот.

— Ну-ка покажи вон тому безрукому, как надо шкоты крепить!

Гаспар, четырнадцатилетний юнга, обиженно шмыгнул носом, но смолчал: ничего не попишешь, сам виноват. А мальчишка-московит, несмотря на свои десять… вернее, без двух месяцев одиннадцать лет, ростом почти его догнавший, на удивление ловко захлестнул пойманный матросами шкот за кофель-нагель и столь же ловко закрепил его хитрым узлом… Когда Петруша обернулся, в его глазах светилась даже не радость — истинное счастье. Он что-то сделал, и сделал лучше других!.. Галке все стало ясно. По крайней мере, насчет этого мальчика. Первый император России действительно вкладывал в то, что делал, всю душу без остатка. Причем безразлично, что именно он делал — вязал узлы, стриг бороды, махал топором или развлекался. «Да, тяжело с ним будет, — подумала капитан „Гардарики“, сдержанно похвалив юнгу Михайлова за отличную работу. — Контролировать свою силищу он научится, не вопрос. Морская наука и не из таких спесь вышибала, а Мигель умеет салаг строить. Но самое сложное, как всегда, состоит в выборе цели и путей к ней. С целью у Петра Алексеича был полный ажур, вот с путями…»