Алекс Ратерфорд - Вторжение в рай

• Название: Вторжение в рай
• Автор: Алекс Ратерфорд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59900-4

Некогда маленький Бабур с удовольствием слушал рассказы отца о своих знаменитых предках, Чингисхане и Тамерлане, и не предполагал, что очень скоро сам станет правителем, основателем династии Великих Моголов. И что придет время воплощать в жизнь заветную мечту его рода — поход на Индию…

И вот настал тот час, когда Бабур во главе огромного войска подошел к пределам Индостана. За спиной остались долгие годы лишений, опасностей и кровопролитных сражений. Бабур оказался достойным славы великого Тамерлана. Но сможет ли он завладеть этим богатейшим краем? Или его постигнет судьба многих завоевателей, потерпевших неудачу в Индии? Бабур отчаянно смел и не любит терзать себя сомнениями. А между тем впереди притаилась страшная опасность, способная перечеркнуть не только его замыслы, но и саму его жизнь…

---

А может быть, ему стоит побывать в саду, который он приказал заложить на клеверных лугах, покрывавших склон холма над Кабулом? Работники уже расчистили почву и сейчас прорывали в мерзлой земле каналы для будущей оросительной системы, фонтанов и центрального пруда, куда будет подведена вода из ближайшей реки. Скоро с востока его владений гонцы доставят саженцы вишни, которые будут высажены вперемежку с яблонями, а также апельсиновыми, лимонными и гранатовыми деревьями. В здешней плодородной почве они хорошо приживутся и будут быстро расти. К тому времени, когда сюда прибудут его бабушка и мать, здесь уже будет на что посмотреть.

Сбросив волчью шкуру, Бабур встал и потянулся. Сквозь резное каменное кружево выходивших на балкон дверей с восточной стороны его спальни пробивался солнечный свет. На этот балкон, под которым простирался широкий двор, веками выходили, дабы явить себя своему народу, властители Кабула. Приятно было осознавать, что теперь это право принадлежит ему.

— Что ты делаешь? Я уже третий раз застаю тебя с пером.

Тень Бабури легла на бумагу, на которой писал эмир.

— Это дневник. Забрав у Шейбани-хана Самарканд, я решил записывать все, что произойдет в моей жизни… но скоро потерял город, а потом и вовсе вынужден был бежать, спасая свою жизнь. Тогда я отложил писанину в сторону.

— А почему? Дневник помогал бы тебе успокоиться.

Бабур положил перо.

— Было много такого, что я переживал очень тяжело: вынужденная разлука с сестрой, смерть Вазир-хана… Да и о чем я мог писать, будучи беглецом, кроме как ошибках, провалах и борьбе за существование? О том, каким на вкус кажется голодающему мучной отвар? Нет, когда приходится писать о таких вещах, это не приносит никакого успокоения, а лишь порождает стыд и жалость к себе, в чем ты меня, помнится, укорял.

— А теперь?

— Теперь я снова на троне и полагаю, мои воспоминания стоят того, чтобы их записывать. Но… тут есть еще кое-что. Помнишь, при переходе через Гиндукуш мы увидели звезду Канопус, такую чистую и яркую? В тот момент я поклялся, что если Кабул станет моим, я никогда больше не перестану быть хозяином положения. Не допущу, чтобы мои поступки навязывались мне кровожадными разбойниками, вроде Шейбани-хана, честолюбивыми родичами или мятежными подданными. Я сам буду определять, что и как мне делать. Мне такое под силу, я это чувствую в каждом своем вздохе.

— А о чем ты пишешь сейчас?

— Ну… Я хочу, чтобы мои будущие сыновья, а потом и их сыновья, знали все о том, что происходило со мной — о моих достижениях и силе. Но также хочу, чтобы они с пониманием отнеслись к моим ошибкам и слабостям… к вынужденным решениям, принимавшимся ради того, чтобы выжить. Поэтому теперь я твердо намерен писать обо всем происходящем, хорошем или дурном — открыто и честно.

— Включая и то, сколько раз за ночь ты имел эту девчонку из негудари?

— Включая и это… Мужчина может гордиться многим…

Бабур хмыкнул, но потом его лицо сделалось серьезным: ему никак не удавалось выбросить из головы разговор, состоявшийся сегодня с утра с великим визирем.

— Нынче спозаранку Балул-Айюб попросил принять его.

— Ну, и ч-чего н-нуж-жно этому старому заике?

Бабури не испытывал почтения ни к возрасту, ни к сану и очень похоже передразнивал визиря с его высоким, заикающимся голосом и дрожащими руками.

— Он принес плохие новости, хотя не скажу, чтоб неожиданные. Хазары нападают на караваны, идущие в Кабул и из него, невзирая на мой запрет тревожить торговцев, и отказываются платить наложенную мной на них дань породистыми конями и овцами. Посол Вали-Гуль, отправленный к Мухаммад-Муквиму Аргуну вернулся сегодня утром… без ушей, в знак того, что они плюют на мои требования.

— Если так, этот Мухаммад-Муквим Аргун еще больший дурак, чем казалось.

— Да уж, высокомерия в нем куда больше, чем разума, но эти хазареи вообще безродное отребье. Суть дела в том, что если я быстро не прижму их к каблуку, другие племена могут последовать их примеру. Но ничего, я уже решил, что буду делать. За отрезанные уши моего посла хазареи заплатят жизнями всех захваченных нами воинов. Я сложу пирамиды из их голов выше, чем когда-либо складывал Тимур.

— Позволь мне… дай мне войско и пошли меня. Клянусь, я выковыряю ублюдков из их горных убежищ и снесу им головы с плеч.

Бабур воззрился на друга. Сомневаться в его серьезности не приходилось: голос дрожал от гнева, а глаза светились воодушевлением. Воином он был прекрасным, смелым, но никогда еще не командовал войсками.

— Ты уверен, что справишься?

— Конечно. Ты не единственный, кто верит в себя.

Тот задумался. Многие будут ворчать, если поставить Бабури над ними, даже Байсангар, наверное, посмотрит на это косо. Но почему бы не прислушаться к чутью и не дать тому возможность проявить себя, о чем он так страстно мечтает.

— Отлично. Будь по-твоему.

— И твой приказ — не давать пощады?

— Никакой пощады Мухаммад-Муквиму Аргуну, но женщин и детей не трогать.

— Я тебя не разочарую.

На скуластом лице Бабури появилась хищная, волчья ухмылка.

Когда он ушел, молодой правитель задумался, потом снова взял перо и закончил фразу, которую писал, когда его прервали:

«Державой должно управлять мечом, а не пером».

Туши семи оленей уже были подвешены на шестах охотников, но эта нильгау стала настоящим призом. Бабур читал о таких антилопах, со странной, синевато-серой шкурой, черной гривой и длинными, прочными, шелковистыми волосками на горле, но сам их никогда еще не видел. Существа, обитавшие в густых дубовых и оливковых рощах на востоке его владений — ярко расцвеченные попугаи, крикливые птицы майна, павлины и обезьяны, — удивляли его, и он радовался тому, что избрал именно этот край для большой охоты устроенной по случаю победоносного возвращения Бабури из похода на хазар. Пять дней назад Бабури прибыл в Кабул во главе своего войска и бросил к ногам своего эмира отрубленную голову Мухаммад-Муквима Аргуна, а сейчас он тоже любовался нильгау.

— Твоя! — шепнул повелитель. Это было только справедливо.

Синие глаза Бабури сосредоточились на антилопе, нюхавшей воздух в можжевеловых кустах, пока он натягивал свою тетиву, готовя тугой лук к выстрелу.

Бабур проследил за тем, как стрела с белым оперением вонзилась в мягкое горло ничего не подозревавшего животного и то, не издав ни звука, повалилось на бок на землю. На какой-то миг Бабуру показалось, будто перед ним не антилопа, а Вазир-хан со стрелой в горле, соскальзывающий с коня в быструю реку. Воспоминания и чувства, бывает, застают врасплох, накатывая, когда их меньше всего ждешь — теперь он это точно знал.

— Молодец. Хороший выстрел.

— Для мальчишки с рынка…

Последовавшее вечером пиршество было самым пышным после того, которое Бабур устроил по случаю взятия Кабула. В оранжевом свете факелов он сидел на сосновом помосте посреди двора небольшой крепости, послужившей в качестве охотничьего домика. Бабури сидел рядом с ним. Скоро Бабуру предстояло приказать подать другу «улуш» — порцию победителя, лучший кусок жареной баранины, и поднять в его честь полную чашу крепкого, ароматного кабульского вина. А еще — объявить о присвоении ему за проявленное искусство полководца титула Квор-беги, Владыки лука.

Но позднее, когда он пил из своего огромного, оправленного в серебро бычьего рога и слушал пьяный рев воинов, прославлявших в своих песнях подвиги на поле боя, а еще пуще подвиги в постели, он вдруг, как раз когда, кажется, любому правителю оставалось бы лишь радоваться, вдруг ощутит смутную неудовлетворенность. Бабури ведь подавил мятеж хазареев и сложил из гниющих голов казненных такую пирамиду, что она еще долго будет нагонять страх на проезжающих мимо и служить предостережением на будущее. Кабул — его столица, предмет его гордости, был в полной безопасности. Он с удовольствием разбивал в нем новые сады и планировал украсить город великолепными зданиями. Чего же ему так не хватало? Честолюбие — вот что продолжало глодать его душу, лишая радости и веселья.

Сделав еще один большой глоток вина, Бабур снова погрузился в раздумья. Через несколько дней его мать и бабушка прибудут из Кишма. Мать, конечно, будет рада воссоединению, но он знал, что ее сердце все равно будет тяготить невысказанный вопрос: когда же он сможет выполнить обещание и вызволить свою сестру. А в острых глазах Исан-Давлат наверняка увидит то же, что не дает покоя и ему самому: что дальше? Каковы будут новые завоевания? Когда и где? Ни Тимур, ни чтимый ею Чингисхан никогда не задерживались в одном месте надолго, удовлетворяясь тем, что имели. И она, вне всякого сомнения, не преминет ему об этом напомнить.

— У тебя такой вид, будто твой любимый конь охромел как раз перед скачками.