Владимир Пашинин - Разведчики 111-й

• Название: Разведчики 111-й
• Автор: Владимир Пашинин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1965

---

— Vater, Mutter, Schwester. — Потом показал на стопку своих бумаг, которые лежали на столе перед Покрамовичем, вынул из них четыре фотокарточки и стал совать их в руки разведчикам. — Vater, Mutter, Schwester…

— А это кто? — спросили его, показывая фотографию белокурой девушки, снятой в профиль. Спросили просто так, потому что вроде надо было что-то сказать или спросить, и немец снова начал:

— Vater, Mutter, Schwester… Alles tot, alles kaput…[5] — и по щекам его катились слезы.

У разведчиков ныло сердце. Не то, чтоб они горевали о «фатере» этого солдата вместе со всей его остальной родней. Но что с ним самим-то было делать? Закон разведки беспощаден: на чужой территории даже мимолетом узнавший о поисковой группе враг должен быть уничтожен. И в таких случаях ни у кого из разведчиков рука не дрожала. Но этот…

Прижав руки к груди, обращаясь то к одному, то к другому, он клялся, что давно решил сдаться в плен, но случая подходящего не было. А вот этой ночью он бежал на марше. Спрятавшись на чердаке, он решил дождаться советских войск и вот дождался…

— Ich bin selbst, ich bin nichts nazi…[6] — поняв наконец, с кем имеет дело, все тише и тише шептал он, и в глазах его стоял ужас.

— Кто его знает, — покусывая ноготь, сказал Покрамович. — Врет или правду говорит? Но что он дезертир — это как пить дать. За дезертирство у них вешают. Так не нам же, а?..

И разведчики почувствовали, что Покрамович, которого они не то что ни разу не видели нерешительным, но даже и представить себе таким не могли, ждет их помощи. И они охотно пришли ему на выручку:

— Оставим, товарищ капитан!

— Если что — мы его вмиг пришьем. — И пикнуть не успеет!

Покрамович поднялся. Немец, который и до этого стоял по стойке «смирно», вытянулся как струна.

— С нами пойдешь.

Капитан весело щелкнул немца по пряжке солдатского ремня с вытесненными словами «Gott mit uns»[7].

— Вот так вот, mit uns. Verstehen?[8] И вот еще: wie heißt du?[9]

— Франц.

— Ну, Франц так Франц, — сказал Покрамович и велел собираться в дорогу. — От греха подальше, — усмехнулся он. — Глядишь, еще какие-нибудь «капутники» нагрянут. В мешке их тогда таскать, что ли? Больно мы нынче добренькие. А в общем… Пошли!

Разведчики запаслись продуктами и снова углубились в лес. Франца нагрузили радиостанцией. Для страховки: с ней не очень-то убежишь. По пути ему несколько раз устраивали проверку, неожиданно «теряя» в зарослях. Франц останавливался, испуганно глядел по сторонам и искренне радовался, когда его находили. Он утирал со лба пот и улыбался:

— Gut, kameraden[10].

— А парень-то свой в доску! — переговаривались разведчики.

Днем Францу сказали:

— Эй ты, как там тебя… Давай радиостанцию, что ли. Мы ее по очереди таскаем.

VI

Занятый с боем Руммельсбург горел. Красно-черные языки пламени, бушуя, вырывались из окон. С грохотом рушились коробки сгоревших домов, заваливая улицы грудой битого кирпича и покореженных балок. К центру города приблизиться было невозможно: он превратился в ревущий костер, взметнувшийся до неба; тучи тоже налились багряным цветом.

Огибая центр, улочками и проулочками, где только занимался пожар, проходили, закрывая лицо рукавами и полами шинелей, советские солдаты. Над ними клубился пар. А на дальней окраине, куда огонь еще не дополз, звенели разбитые стекла, трещали двери. Вырвавшись на свободу, освобожденные поляки, французы, итальянцы и многие, многие другие громили магазины, богатые дома. Пух перин, как тополиный цвет, летел по улицам.

Вскоре порядок был наведен. На перекрестках появились указатели сборных пунктов для репатриантов. Патрули с повязкой «комендатура» вежливо, но решительно разогнали толпу, построили и отправили тушить пожар. Потом взялись за подвалы, где прятались немногие оставшиеся в городе жители. Их тоже послали на борьбу с огнем и разбирать завалы. В работу включились и сами патрули: терпения не хватало смотреть, как дородные фрау двумя пальчиками брали по кирпичу и осторожно, будто он вот-вот взорвется, несли его к стенам домов.

— А ну, тетки! Становись в цепочку! — покрикивали патрули.

— Дружно! Давай!

И сами «давали» вовсю: выкорчевывали надолбы, оттаскивали противотанковые «ежи», шли на огонь.

Тылы 111-й гвардейской дивизии расположились у границы пожара. Здесь же, как всегда под рукой у штаба, находились свободные от задания разведчики и все, кто мог, тоже «давали» и тоже ворочали, беря пример с Баландина, который, сыпля шутками и прибаутками, ухая и покрякивая, работал за пятерых.

— Иван Иваныч, наддай!

— Александр Василич, навались!

— Наши идут! — вдруг крикнул кто-то.

Из-за угла появилась группа Покрамовича. Впереди размашисто шагал он сам, за ним Кузьмин, дальше Алексеев, Петров, Чистяков, Вокуев и последним — Франц. Все грязные с головы до ног, заросшие, в порванных маскхалатах — только на Франце была шинель. Оружия он не имел, но в хвост цепочки его поставили умышленно: пленный позади всех не идет, его конвоируют.

Пока разведчики тискали друг друга в объятиях, хлопали по спине и по плечу, он смущенно переминался с ноги на ногу, но и до него дошла очередь.

На радостях его тоже подхватили в обнимку, потащили в дом и говорили самые хорошие слова:

— Ты же золотой парень! Все бы вы такие были!

— Вот бы жизнь пошла! Скажи, не так?

А более рассудительные уже прикидывали:

— Его, пожалуй, не надо в лагерь отсылать. Там ведь как будет: пленный и пленный. Гм! Мало мы пленных видали! Иного, заразу, никак не взять, пока не придушишь. А этот сам пришел. Надо что-то придумать.

Придумали хлопотать перед Покрамовичем. Осторожно закинули удочку. Он сразу оборвал:

— Своих дел нету? Найду!

Но через полчаса, когда вернувшиеся из тыла вылили на себя ведра воды, побрились, начистились, в новых гимнастерках с надетыми по торжественному случаю орденами, отправились к комдиву полковнику Гребенкину, Покрамович взял с собой и Франца. Его оставили у дверей штаба, рядом с часовым — солдатом своей же роты.

Покрамович доложил комдиву о выполнении задания. Потом разведчики, стоя в ряд посреди большой комнаты, устланной ковром, выслушали благодарность комдива и на его слова о том, что всех он представляет к правительственной награде, дружно ответили: «Служим Советскому Союзу!»

С официальной частью было покончено. Но разведчики продолжали стоять в строю.

— Что еще? — спросил комдив после того, как уже сказал: «Можете быть свободны».

— С нами немец пришел. Два дня с нами. Разрешите оставить в роте, — негромко, но решительно доложил Покрамович.

Разведчики в строю молчали, но так «ели глазами» комдива, что полковник, пожилой человек, немало повидавший на своем веку, не вынес их взглядов, буркнул что-то и подошел к окну. Посмотрел вниз — туда, на крыльцо, — и отошел.

— Вы еще пленных брали? — после долгой паузы спросил он.

— Брали.

— О них я вас не спрашивал. И об этом тоже не спрашиваю.

Так нежданно-негаданно в 111-й отдельной гвардейской разведроте появился новый человек. Франца прикомандировали к кухне. Вместо шинели ему выдали ватную куртку, какие носили все разведчики, но только без погон, а форменную Mütze[11] заменили ушанкой со звездочкой. Вскоре Франц сидел в глубине двора на ротной повозке и под руководством Баландина одолевал первый урок русской словесности: «Николай Василич», «Иван Иваныч», «Александр Василич».

Баландин был человеком веселым и неистощимым на выдумки, но тут у него в мозгах что-то заскочило и дальше никак не шло. Покрамович, придя в обозную команду посмотреть, как там приняли Франца, постоял за их спиной, послушал наставления Баландина и не выдержал.

— Вот что, Василич, — сдержанно сказал он. — Не морочь голову себе и другим. Ступай во взвод.

Баландин облегченно вздохнул, спрыгнул с повозки, потуже затянул ремень.

— Спасибо, товарищ гвардии капитан. А то хоть сквозь землю провались. Вы с задачи вернулись, честь и слава, можно сказать, а я будто придурок какой. Совестно.

Он вытащил из-под брезента автомат, забросил его, как игрушечный, за спину и бодро пошел в дом, на всякий случай погрозив пальцем Францу:

— Ты смотри далеко не уходи! Не ровен час, кто задержит — так что скажешь? Говорить-то еще не выучился!

Франц с тревогой смотрел на Покрамовича. Он не понимал, что произошло и почему вдруг прогнали от него советского солдата.

— Krieg…[12] — односложно сказал ему Покрамович.

— Krieg nicht gut[13], — печально согласился Франц. Покрамович иронически посмотрел на него, словно говоря:

«А ты-то что в этом понимаешь?» — но, видно, что-то вспомнил и сказал:

— Ладно, Франц. Скоро кончится. Уже скоро.

И, хотя говорил он по-русски, Франц понял его. Но что понял? Покрамович уже ушел, а он улыбался и смотрел ему вслед.

Покончив еще с несколькими делами, Покрамович было собрался последовать примеру товарищей, вернувшихся с ним из немецкого тыла. Они облюбовали себе уютную спальню на тихом третьем этаже особняка и вповалку улеглись поперек широченной кровати. На пуфиках, тумбочках, трюмо были разбросаны гранаты, коробки патронов, автоматы. Но поспать Покрамовичу так и не пришлось. В зал первого этажа, где и на паркетном полу, и в креслах, и на стульях, и даже на большом столе сидели и лежали солдаты, ворвался ефрейтор Павел Белов.