Саул Боровой - Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»

• Название: Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»
• Автор: Саул Боровой
• Издательство: Гешарим
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-88711-015-5

Основной корпус книги содержит наиболее яркие свидетельства современников и очевидцев «хмельничины» — страшного разгрома большей части еврейских общин Восточной Европы в 1648–1649 гг. Хроники Натана Ганновера «Пучина бездонная», Мейера из Щебржешина «Тяготы времен» и Саббатая Гакогена «Послание» были уже через два — три года после описываемых событий опубликованы и впоследствии многократно переиздавались, став не только важнейшим историческим источником, но и страстным призывом к тшуве — покаянию и нравственному возрождению народа. Подобное восприятие и осознание трагедии эпохи стали основой духовного восстановления нации.

«Хроники», впервые издаваемые на русском языке в полном объеме, были подготовлены к печати еще в середине 1930-х гг. выдающимся историком С.Я. Боровым, но не пропущены советской цензурой в достопамятном 1937 году. И только сейчас, по случайно сохранившейся верстке, эта книга выпускается издательством «Гешарим».

---

Для позднейшего времени у нас есть еще более любопытный материал. Так, мы встречаем евреев-казаков и в Запорожской сечи — в месте, куда сходятся со всех концов юго-востока Европы разноплеменные плебейские элементы. Дошедшие до нас биографические данные об евреях-запорожцах показывают, что и они, при всей необычности их судьбы, были выходцами из обычной еврейской среды, типичные люди своего времени. Если здесь же отметить, что из дошедших до нас ста с небольшим «аттестатов» казаков четыре свидетельствуют об еврейском происхождении их владельцев (а всего нам известно о восьми евреях-запорожцах, служивших в течение одного и того же десятилетия в войске), то при всей случайности этой пропорции нельзя не прийти к выводу, что еврей-запорожец не был совершенно необычным явлением[128].

Встречаем мы позже евреев и в составе гайдамацких отрядов. Об этом согласно свидетельствует ряд источников. Так, например, в «Кратком известии о заграничных делах» 1767 г. сказано: гайдамаки «не из одних запорожцев состоят, но по большею частью между ними природные поляки, жиды, волохи и др. наций беспокойные люди находятся». Больше того, из недавно опубликованных документов мы узнаем даже о действовавшей на Украине в годы, непосредственно следовавшие за «колиивщиной», шайке евреев — вооруженных грабителей, состоявшей из 10 человек. Любопытно, что они строго придерживались еврейских религиозных обычаев. Так, прибыв в пятницу на место грабежа и не застав хозяина дома, они отправились в ближайшее местечко, чтобы там провести субботу, как это полагается благочестивым евреям. В ночь на воскресенье они возвратились, убили помещика (офицера русской службы капитана Цыгана), ранили его жену и основательно пограбили[129].

Даже разрозненные факты такого характера — уже не исторические курьезы. Они ломают твердо сложившееся представление о социальной структуре и быте еврейского населения Украины той поры.

Но сейчас вопрос ставится не об евреях-одиночках среди хлопско-казацких отрядов, а об участии целых прослоек евреев.

Обратимся к тому скудному материалу, который дает некоторый ответ на этот вопрос.

Житель Стародуба Григорий Климов, рассказывая московским властям в самые первые месяцы крестьянской войны о событиях на Украине, сообщил между прочим об отношении евреев к Хмельницкому: «а жиды де многие крестяца и приставают к их же войску[130]. А лях де хотя и похочет креститца, а их не принимают, а всех побивают»[131]. Значит, если верить стародубцу, еврейское население массами переходит к Хмельницкому, и это приветствуется повстанцами. С не меньшей категоричностью говорит об этом же Федор Арсеньев в донесении к царю Алексею Михайловичу. Он пишет (2 декабря 1648 г.), что, по полученным им сведениям, Хмельницкий захватил Вишневецкого в плен. Многие же евреи крестились и живут теперь в городах заодно с казаками[132]. В актовом материале московских приказов сохранилось еще одно весьма глухое известие (со слов какого-то грека-купца) о том, что «иные де многие жиды крестились»[133].

Здесь же следует отметить один запечатленный в раввинских респонсах факт, сам по себе на первый взгляд незначительный, но представляющийся нам весьма знаменательным. Никольсбургский (в Моравии) раввин записал следующее свидетельское показание: «Я знаю эту женщину, и имя ее Буня, на нашем языке Бунька, а мужа ее звали Иосиф, и они проживали в святой общине Бурза… а в четверг, после праздника, туда явились бунтовщики и вечером того же дня они учинили резню среди бежавших туда евреев… И вот, я знаю, что именно тогда муж этой женщины был убит рабочим, мстившим ему за то, что тот иногда бил его, когда он портил работу… После этого показала женщина: рабочий указанного еврея, прислужник в принадлежащем ему шинке, зарезал из мести». Мы выделяем этот респонс[134] из многочисленных аналогичных свидетельств, так как по ряду признаков представляется почти несомненным, что убийцей упомянутого Иосифа был еврей[135]. Таким образом, есть как будто основание считать, что в данном случае мы встречаемся с фактом классовой мести еврея-работника, действовавшего под влиянием революционного подъема, охватившего «иноверные» массы.

Нет сомнения, что дальнейшие исследования различных источников эпохи крестьянской войны дадут еще дополнительный материал к вопросу об участии социальных низов еврейского населения Украины в антифеодальной борьбе. Нужно ли напоминать, что даже самая постановка такой проблемы совершенно невероятна для националистической историографии «Хмельничины» во всех ее национальных секторах.

Что же рассказывают еврейские хроники об участии в крестьянской войне социальных низов еврейского населения?

Переход на сторону повстанцев был неизбежно связан (в исторически сложившихся условиях) с актом крещения, но крещение было зачастую и единственным способом сохранить свою жизнь. И в большинстве случаев, когда хронисты говорят о крещении, нельзя еще делать вывода, что мы здесь встречаемся с переходом в ряды повстанцев. Следует тут же отметить, что хронисты чрезвычайно нехотя говорят вообще о случаях «измены вере». Некоторые, например, Саббатай Гакоген Рапопорт, об этих фактах не говорят вовсе.

Ганновер и Мейер из Щебржешина отделываются одним упоминанием[136]; автор «Плача» также чрезвычайно лаконичен: говоря о разгроме Погребища и Прилук, он отмечает: «многие изменили своей вере»[137]. Но зато все хронисты становятся значительно красноречивее, когда рассказывают о последовавшем после победы польского панства возвращении в иудейство крестившихся[138].

Автор Tit hajawan[139] не поставил себе никаких далеко идущих историографических или литературных задач; он с протокольной сухостью фиксировал факты. И он в нескольких местах после упоминания местности вместо привычного «убито столько-то душ евреев» отмечает «крестились»[140]. Но одна запись в этой хронике привлекает особое внимание. При упоминании местности «Петровы ворота»[141] записано: «Было там много евреев. Часть их отправилась на войну[142], часть же крестилась»[143]. И невольно возникает мысль, не является ли эта лапидарная запись глухим отголоском острой внутренней борьбы, расколовшей еврейское население поселения на два лагеря: на врагов и на союзников восстания. А о скольких аналогичных фактах до нас не дошло никаких сведений… Это все, что может быть извлечено из еврейских хроник по интересующему нас вопросу. Мы не находим у них ни одного прямого указания. Но надо полагать, что наши хронисты знали об этом значительно больше, чем сочли нужным поведать.

Из предшествующих замечаний видно, что мы далеки от утверждения о сколько-нибудь массовом переходе еврейских социальных низов на сторону повстанцев. Но такое явление, частично засвидетельствованное другими источниками, в каких-то ограниченных масштабах бесспорно имело место. Установление истинных масштабов этого явления — одна из интереснейших очередных проблем, стоящих перед исследователями истории крестьянской войны на Украине. Об этом явлении не могли не знать еврейские хронисты. Но их молчание, конечно, не случайно. Оно достаточно красноречиво и определилось их политико-идеологическими установками.

Страшные по своей неожиданности и трагические по своим последствиям события крестьянской войны на Украине эксплуататорскими классами еврейства самым широким образом используются для укрепления идеологии национально-религиозного единства — этого основного средства их духовного господства над массами. И умный и наблюдательный мистик Ганновер, велеречивый обыватель Мейер из Щебржешина, сентиментальный автор «Плача», строгий охранитель традиций Саббатай Гакоген Рапопорт, многочисленные сочинители поминальных молитв — все они полностью подчиняют этой задаче свое изложение и расценивают свои произведения в первую очередь с точки зрения их соответствующего воспитательного значения.

Гравюра из «Плача», посвященного бедствиям, перенесенным евр. населением Украины во время крестьянской войны.

(Из Бодлеанской библиотеки в Оксфорде)

Эти «внутренне-еврейские» тенденции хронистов обнаруживаются с такой отчетливостью даже при самом беглом просмотре текстов, что мы здесь считаем необходимым ограничиться только немногими замечаниями.

Показывая на опыте событий все значение еврейской солидарности, хронисты (в первую очередь Ганновер) оказываются особенно многословными. Подчеркивание общности интересов всего еврейства оказывается для хронистов тем более существенной задачей, что они, как мы знаем, замечали наличие различных социальных прослоек в еврейском населении Украины, Белоруссии, Польши. Кагальные (общинные) организации и сейм («ваад четырех стран») как верховная организация автономного польско-украинского еврейства — эти органы классового господства социальной верхушки еврейского общества — в годы описываемой войны предпринимают ряд чрезвычайных мероприятий, долженствующих продемонстрировать все жизненное значение еврейской национальной солидарности. Установление покаяния, назначение дней общественного поста, сбор и ассигнование немалых средств на выкуп пленных (у татар) и на оказание помощи погромленным, беженцам и т. д. — все это были духовные и материальные средства укрепления позиций общинных организаций, реальной власти которых грозит сейчас, в годы революционного подъема, явная опасность.