Габриэль Витткоп - Белые раджи

• Название: Белые раджи
• Автор: Габриэль Витткоп
• Жанр: Классическая проза

---

Форт казался застывшим и неизменным: квадратная сторожевая вышка; стойка с выстроенными мушкетами перед скамьями, где люди порой часами слушали глухое тиканье ходиков; отделявшая его комнату от чулана галерея с колонночками: из-за шкафчиков и кинкета с зеленым абажуром она больше напоминала контору провинциального нотариуса, нежели кабинет офицера. И вечно одни и те же голоса, одинаковые звуки, команды, звон котелков и пение объявлявших комендантский час часовых:

О Ха! О Ха! О Ха!

Джам диату пукол лапан,

Тангга удах ди-тарит,

Пинту удах ди-тамбит.

Оранг арии улу,

Оранг ари или,

Надай таху ники кубу аги...

Иногда приходило письмо от раджи: «дорогой племянник» - приказы и выговоры, или «дорогой сын» - письмо от родителей, всегда больше любивших его братьев и особенно сестру Ивлин, позднее младшее дитя. Порою - сигнал тревоги и короткая стычка. Каждое утро составление рапорта, через каждые три дня приезд старухи-прачки, приплывавшей на своей лодке из прибрежной деревушки Луанг, состоявшей из одного ламина и сада тапиоки с рывшимися в земле курами. Прачка рассказывала смешные истории и делала исполненные здравомыслия и житейской мудрости ироничные замечания, поэтому Чарльз встречал ее сам. Она была его беззубой Шахразадой, и он с радостью слушал, как о прибытии старухи тягучим голосом возвещал часовой.

— Прачка!... Пропустить...

Из-за мутной речной воды белье никогда не было белым, но всегда оставалось чистым, пахло травами и костром.

— Прачка!.. Пропустить...

Она приходила веселая, с большой корзиной на голове, и приносила новости из ламина, а порой даже гостинец - овощи. Это стало правилом.

— Прачка!.. Пропустить...

Удивившись, что не услышал старый дребезжащий голос, Чарльз поднял голову. Перед ним стояла даячка лет шестнадцати с бельевой корзиной на голове и фруктовой корзинкой в руке. Тетка вчера умерла от укуса змеи и, если туан позволит, обстирывать его впредь буду я.

— Как тебя зовут?

— Мавар.

Он взял корзину, заплатил девушке и передал мешок с ношеным бельем. Чарльз с большой грустью подумал о старухе.

— Прачка!.. Пропустить...

Свеженькая Мавар приходила в обтягивавшем бедра блеклом саронге. Как и у всех даякских женщин, ноги у нее были короткие и сильные, но золотистый бюст с маленькими заостренными грудями отличался юным изяществом, а великолепные волосы цвета закаленной стали ниспадали до самого пояса, если только девушка не завязывала их в узел. Лоб был высокий, и при громком искреннем смехе обнажались крепкие, белые, как очищенный миндаль, немного выступающие вперед зубы. По примеру своей тети, Мавар любила рассказывать, умела давать простые и точные описания. Чарльз к ней вскоре привык, и когда часовой возвещал о прибытии прачки, лицо англичанина сияло.

Сидя на веранде, Мавар крупными стежками штопала его одежду, перекусывая нитку зубами.. Чарльз смотрел на девушку, а она с улыбкой поднимала глаза на него. Мавар знакомила его с лесом и дикими зверьми. В древесных дуплах жила дурнопахнущая белоснежная лунная крыса; ветви мангровых деревьев обвивала своими кольцами змея-кошка; там водились радужная и пурпурная змеи, ну и, конечно, смертельный крайт с толстыми черными полосками. Птицы: смеющаяся на верхушках драцен хохлатая сойка; висящий вниз головой зеленый лорикет; дронго с металлическим оперением и умеющий становиться невидимым глазчатый аргус. Чарльз слушал истории о заколдованных деревьях; о передвигавшемся без чужой помощи оружии, которое убивает жертв, пронзая их тени; о неожиданно превращавшихся в волосатых призраков людях, которые, побыв пару месяцев орангутангами, вновь возвращались в племя к обыденной жизни. Мавар учила его песням и объясняла цикличный рост дикого риса, рассказывала, как его срезают кетапом с округлым лезвием, сушат и хранят в бочках из коры. Вопросы Чарльза, как и вопросы Мавар, никогда не оставались без ответа.

Шрам на правой лодыжке? Это случилось, когда она была маленькой: паук отложил под кожу яйца. Пауки так часто делают, и это очень, очень больно - приходится вскрывать и чистить. Книги? Да, она уже видела одну, черную-пречерную, когда приходил миссионер.

— Голландец?.. Англичанин?..

Она в недоумении развела руками, а затем, утерев выступившие от смеха слезы и обнажив все великолепие своих крепких зубов и розовой глотки, с обилием мельчайших подробностей рассказала о миссионере. Волосы у Чарльза на затылке встали дыбом. «Настоящая дикарка, - подумал он, - но такая милая».

— Поделом ему, - с умудренным видом заключила она. - Чтоб не повадно было духов оскорблять ...

В дни, когда должна была прийти Мавар, Чарльз нередко ловил себя на том, что поглядывает на большую позолоченную «луковицу»: девушка любила слушать ее секундную стрелку. Однажды вечером он попросил ее остаться на ночь. Она с улыбкой притянула его к груди. Из-за глинистой речной воды, в которой девушки трижды в день омывали тела сандалом и ванилью, кожа ее была бархатистой. Она была непритязательным диким цветком с изысканным ароматом.

Однажды она пришла, сияя от гордости. Через Луанг проходил китайский коробейник, и она купила себе саронг с необычным рисунком, какого не было ни у одной другой девушки. То была ткань для мучного мешка - довольно тонкое бязевое полотно с отпечатком цвета индиго: THE SUN. Rice Flour Ist Choice. Wong & Tang Mills. Singapore. Проступавшее на нем изображение солнца случайно оказалось как раз на уровне маленькой задницы. Мавар несколько раз повторила, что саронг - необыкновенный, вскользь намекнув на высокую цену и добавив, что ткань не линяет даже при стирке. Поэтому она очень дорожила платьем.

Чарльза до глубины души тронуло простодушие Мавар.

Следственная комиссия должна была заседать с 11 сентября по 20 ноября 1854 года, спустя больше года после того, как ее решил учредить возглавляемый лордом Кларендоном Форин Оффис. Джеймс заявил протест министру, ссылаясь на то, что автономию Саравака не ставил под сомнение ни один его предшественник. Он заблуждался: это сомнение было, наоборот, столь очевидно, что Форин Оффис даже не счел необходимым на нем останавливаться. Признай министерство независимость Саравака, британское правительство не имело бы права проводить расследование.

Судебное разбирательство поручили генеральному прокурору Британской Индии Чарльзу Генри Принсепу и представителю правительства Хамфри Деверё. Принсеп был бездарью и вдобавок психопатом, но пытавшийся обуздать коллегу Девере растрачивал все свое мастерство и весь сарказм впустую. Первое заседание началось еще до прибытия материалов следствия в Сингапур. «Компания Восточного архипелага» не смогла предъявить никаких способных заинтересовать комиссию улик, а сбивчивые объяснения нового губернатора Лабуана выходили за рамки расследования. Наблюдая эту неистовую пляску Льва и Единорога, Джеймс, обезображенный оспой и обрамленный зловещим красным деревом на стенах, неумело пытался доказать непорядочность «Компании Восточного архипелага». Напрасно Сент-Джон и Грант советовали радже сосредоточить свою аргументацию на пиратах и законности стычек с ними: перед комиссией он вел себя надменно и высокомерно. Его раздражало малейшее несогласие, и он даже не потрудился пригласить свидетелей своей деятельности на Борнео. В Сингапуре Джеймс уединился и заперся, приказав своим спутникам не принимать ничьих приглашений. «Из деликатности», - говорил Сент-Джон, но на самом деле Джеймс уже перестал быть сердцеедом, дипломатом и притчей во языцех. Следствие обернулось фарсом. Из-за болезни гипофиза Принсеп страдал нервным тиком и выносил противоположные суждения по одним и тем же вопросам. В конце концов, не осталось ни истцов, ни действительных пунктов обвинения, и Девере сам почувствовал, что разбирательство стало беспредметным. Это напоминало пословицу о горе, родившей мышь. Только гора родила отсутствие состава преступления, и это было оскорбительно.

— Как видите, миссис Макдугалл, я вернулся. Но не следует из этого заключать, что я по-прежнему жив.

Разложив в саду миссии складной стол, Гарриетт Макдугалл в тени плюмерии объясняла двум молодым малайцам, зачем нужно рассылать медикаменты, когда перед ней возник Джеймс.

— О, раджа, я не позволяю себе делать никаких выводов и лишь радуюсь тому, что ваше высочество снова в Кучинге, - скрестив лапки на восьмимесячном животе, сказала Гарриетт.

— Согласно решению комиссии, я умер для всего мира и для Парламента... Нет-нет, не перечьте мне... Я стопроцентный покойник. Два года меня выставляли в гробу на всеобщее обозрение, и вот, наконец, Форин Оффис похоронил меня в своем священном склепе. Зачем ворошить мой прах?.. Вы молчите, мадам?..