Игорь Кон - 80 лет одиночества

• Название: 80 лет одиночества
• Автор: Игорь Кон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9691-0324-5

Новая книга известного российского ученого-обществоведа И.С.Кона представляет собой род интеллектуальной автобиографии. Игорь Кон всю жизнь работал на стыке разных общественных и гуманитарных наук: социологии, истории, антропологии, психологии и сексологии. С его именем тесно связано рождение в России таких дисциплин, как история социологии, социология личности, психология юношеского возраста, этнография детства, сексология. Некоторые его книги ломали привычные представления и становились бестселлерами. Свободно, занимательно, порою весьма самокритично Кон рассказывает о себе и своем времени: как формировались его научные интересы, что побуждало его переходить от одних проблем и дисциплин к другим, насколько свободным был этот выбор и как его личные интересы пересекались с проблемами общества. У современников автора это может пробудить собственные воспоминания, а молодежи поможет лучше понять наше недавнее прошлое, которое, возможно, не такое уж прошлое…

---

Лично я за заведование отделом не держался и был бы вполне удовлетворен местом старшего научного сотрудника в ленинградских секторах. Но когда Руткевич издал приказ о преобразовании моего отдела, даже не поговорив со мной, я сразу же решил уйти. Это было не так просто, потому что академическим институтам запрещалось принимать людей из ИКСИ, кроме того, Руткевич пользовался поддержкой отдела науки ЦК и Ленинградского обкома партии. Однако в Москве, в отличие от провинции, система была однопартийной, но многоподъездной (имеются в виду разные подъезды и отделы ЦК). Институт общественных наук, где Замошкин заведовал кафедрой философии, находился в ведении международного отдела ЦК, перед которым Руткевич был бессилен. Вслед за мной из ИКСИ вскоре ушли В. Н. Шубкин, Б. А. Грушин, Ю. А. Левада, Н. И. Лапин, В. С. Семенов и многие другие. Через пять лет Руткевича сняли, но после него остался уже другой институт.

Юрий Александрович Замошкин (1927–1993)

Среди тех, кто инициировал советскую социологию, были разные люди. Одни пришли из экономики, другие – из философии, а третьи, причем их было немало, занялись социальной философией через международные отношения. Как правило, это были выпускники МГИМО, элитарного вуза, дававшего, наряду с хорошим общим гуманитарным образованием, отличное знание иностранных языков, что в советское время было редкостью. Большинство выпускников МГИМО шли на дипломатическую работу (хотя высшие посты обычно занимали не профессиональные карьерные дипломаты, а партийные выдвиженцы или, наоборот, задвиженцы – неугодного секретаря обкома, в порядке ссылки или просто, чтобы убрать с глаз долой, нередко назначали куда-нибудь послом) или получали какие-то другие хлебные чиновничьи места. Некоторым интеллигентным ребятам это не нравилось, они шли в аспирантуру по философии и благодаря знанию иностранных языков легко становились ведущими специалистами в сфере критики буржуазной философии и социологии. В случае сохранения каких-то связей с МИДом они имели также определенные преимущества относительно заграничных поездок. Некоторые люди, которые этому завидовали (а завидовали все), говорили, что все эти поездки шли по линии КГБ и были связаны с разведывательной деятельностью, но я думаю, что это сильное преувеличение.

Юрий Замошкин был, наверное, самым ярким и талантливым из этой плеяды[13]. Сын крупнейшего искусствоведа и музейщика, получивший в детстве прекрасное воспитание, живой, остроумный, любознательный, он серьезно интересовался проблемами социальной философии и имел развитое социологическое воображение. Много лет он преподавал в МГИМО, затем заведовал кафедрой философии в Институте общественных наук при ЦК КПСС, а с 1975 г. заведовал отделом Института США и Канады, чем немало способствовал его социологизации. Очень активную и положительную роль Замошкин играл в качестве члена редколлегий журналов «Вопросы философии» и «США. Экономика. Политика. Идеология». В круг его профессиональных интересов входили: история и современное состояние социологии; философско-социологические проблемы индивидуализма и личности; бюрократия и личность; общественное мнение, его структура, динамика и принципы изучения; частный интерес и частная собственность. В Институте США и Канады под руководством Замошкина проводились интересные исследования молодежного и студенческого движения (отличная книга М. И. Новинской), девиантного поведения и т. д., причем от американских проблем тянулись нити к нашим отечественным реалиям, о которых не всегда можно было писать открыто.

Для меня самыми интересными были работы Замошкина по проблемам личности, материализованные в двух книгах – «Кризис индивидуализма и личность» (1966) и «Личность в современной Америке» (1980). До Замошкина наши работы по истории и критике «буржуазной социологии» имели преимущественно историко-теоретический характер, это была история идей или школ. Замошкин предложил иной, проблемный подход. Вместо того чтобы прослеживать историю той или иной идеи, причем главное внимание неизбежно (без этого книга не могла бы выйти) уделялось ее совместимости или несовместимости с марксизмом, он брал поставленную американскими социологами реальную социальную проблему, например индивидуализма или массового общества, обсуждал ее экономические и социально-психологические корреляты, формулируя при этом собственные концептуальные идеи, вроде разграничения ориентации массового сознания на «нормы-цели» и «нормы-рамки». Сплошь и рядом это было конструктивнее абстрактно-идеологической критики.

В Московском философско-социологическом сообществе Юра был мне, пожалуй, самым близким человеком. Кроме общности проблематики (личность, молодежь) и подхода (не эмпирические исследования, а теоретическая рефлексия), меня притягивали его благожелательность, отзывчивость и верность в дружбе. Их маленькая квартирка (вторая жена Замошкина, Нели Васильевна Мотрошилова, наряду с Пиамой Гайденко, – одна из самых выдающихся российских философов нашего времени, ее курс истории философии принадлежит к числу самых востребованных) была не салоном, а настоящим оазисом интеллектуального общения, в лучших русских традициях. Здесь собирались такие замечательные люди, как Борис Грушин, Мераб Мамардашвили, Александр Зиновьев, Эрих Соловьев. Помню, однажды Грушин, который отличался феноменальным аппетитом, после того как гости до отказа насытились разнообразными закусками, заглянул на кухню и доложил: «Ребята, а ведь от нас еще утаили цыплят табака!» Потрясенная Нели всплеснула руками: иногда забывали подать десерт, но забыть главное блюдо… Но люди не просто пили и ели, а оживленно разговаривали о серьезных вещах.

Мне повезло быть свидетелем романа Юры и Нели. Юношеская влюбленность трогательна, но влюбленность взрослых людей еще трогательнее, они оба просто сияли от счастья. Однажды они приехали в Ленинград втроем: Юра, Нели и Ира Балакина – и поехали в Павловск и Пушкин. Замошкин был человек не бедный, да и дамы были не студентками, но тут у них разгулялся аппетит, и, как назло, кончились деньги. Замошкин мог угостить своих девушек чаем с пирожком, на пирожные, которые настойчиво рекомендовал буфетчик, денег уже не было. Они ввалились к нам с хохотом и спросили чего-нибудь поесть. Моя мама обожала голодных и нестеснительных гостей, с тех пор эта троица пользовалась ее неизменной благосклонностью. К сожалению, Замошкин много курил, причем не сигареты, а трубку, и это способствовало его преждевременной кончине.

Когда Замошкин узнал, что я решил уйти из ИКСИ, он сразу же предложил свою помощь. Институт общественных наук, или Международная ленинская школа, был самым закрытым из партийных учебных заведений, здесь готовили кадры для зарубежных компартий. То, что меня туда взяли, было довольно удивительно, да и самое место выглядело непривычно. Здесь придавали большое значение качеству работы, на которое в других местах внимания не обращали.

Замошкин собрал у себя на кафедре философии исключительно сильный состав преподавателей, включая таких ярких людей, как известный политолог и специалист по утопиям Эдуард Яковлевич Баталов, молодой (в то время) латиноамериканист Алексей Викторович Шестопал (ныне завкафедрой философии МГИМО) и др. Это позволяло индивидуализировать процесс преподавания с учетом интересов слушателей. Преподавание велось на разных иностранных языках, для меня это была хорошая языковая практика. Ректор Ф. Д. Рыженко (1913–1987) сочетал жесткую авторитарность с незаурядным умом и заинтересованностью в результатах работы. Слушатели тоже были требовательны, обычные пропагандистские лекции, с которыми выступали высокопоставленные партийные чиновники, в ИОНе с треском проваливались. Моя социологическая подготовка и, особенно, интерес к социальным проблемам молодежи, в которых было заинтересовано международное коммунистическое движение, здесь оказались реально востребованы. «Под меня» хотели даже развернуть исследовательскую работу. Казалось, что мне удастся реализовать и свои международные научные контакты, тем более что директора нескольких ведущих гуманитарных институтов Академии наук наперебой приглашали меня совмещать у них.

В бытовом отношении все также было хорошо. Сначала я жил в общежитии, затем мне предложили хорошую квартиру в центре города. Но ленинградские корни пересилили. Врачи сказали, что переезд в Москву вызовет у моей мамы тяжелую депрессию, которая отравит жизнь нам обоим. Я решил не рисковать и вернулся в родной город, где никого никогда не ценили.

Институт этнографии

Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец.

Ханс Кристиан Андерсен

Вернувшись в Ленинград, я сначала работал в созданных А. Г. Харчевым секторах Института философии. Там была нормальная деловая обстановка и, наряду с моими старыми друзьями-сверстниками Ядовым и Фирсовым, трудились такие яркие люди, как тонкий методолог Валерий Борисович Голофаст (1941–2004), блестящий культуролог Эльмар Владимирович Соколов (1932–2003), мой бывший аспирант Игорь Голосенко, знаток истории русской общественной мысли В. М. Зверев и др. Но в 1975 году начальство решило нас укрупнить, создав на основе нескольких мелких секторов Институт социально-экономических проблем (ИСЭП), который должен был заниматься изучением советского образа жизни. Директором его назначили вполне приличного человека экономиста Г. Н. Черкасова (1928–1988). Поначалу казалось, что атмосфера там будет нормальной, Ядов и Фирсов уговаривали меня не покидать нашу «могучую кучку». Но я считал, что исходить надо не из личных отношений, а из особенностей социальной системы. Если уж в Москве социологию развалили, то под властью Ленинградского обкома ничего хорошего подавно не будет. Поэтому я решил перейти в ленинградское отделение Института этнографии, подчинявшееся разумной московской дирекции во главе с Ю. В. Бромлеем.