Вадим Роговин - 1937

• Название: 1937
• Автор: Вадим Роговин
• Издательство: Б. и.
• Жанр: Политика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-85-272-022-4

Вадим Захарович Роговин (1937—1998) — советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и Коминтерне в 1922—1940 годах. В этом исследовании впервые в отечественной и мировой науке осмыслен и увязан в единую историческую концепцию развития (совершенно отличающуюся от той, которую нам навязывали в советское время, и той, которую навязывают сейчас) обширнейший фактический материал самого драматического периода нашей истории (с 1922 по 1941 г.).

Название четвертого тома говорит само за себя — это самый страшный год в истории России. На основе многих исторических материалов, в том числе архивных документов, автор во многом по-новому раскрывает механизм великой чистки, массовых репрессий, ежовщины.

---

Жена Скоблина Плевицкая была арестована французскими властями по обвинению в шпионаже и в декабре 1938 года осуждена на тюремное заключение сроком в 20 лет. О тяжести её преступлений говорит тот факт, что столь суровый приговор крайне редко выносился французским правосудием женщине [987].

Кривицкий усматривал тесную связь между данными о Скоблине и сообщением, переданным ему Шпигельглазом, согласно которому сведения о «военном заговоре» попали в руки Сталина и Ежова через т. н. «кружок Гучкова», бывшего военного министра Временного правительства. Будучи центральной фигурой монархического крыла русской эмиграции, Гучков контактировал с немецкими спецслужбами и неоднократно направлял своих агентов в СССР. В кружок Гучкова были внедрены агенты НКВД, ведущую роль среди которых играла дочь Гучкова, вышедшая замуж за английского коммуниста Р. Трайла, погибшего в 1937 году в Испании. Вера Трайл не раз приезжала в Москву, где встречалась с Ежовым. Впоследствии она рассказывала: «В своё время Ежов обожал меня (конечно же, в абсолютно невинном смысле)» [988].

Скоблин, работавший секретарём кружка Гучкова, сообщил последнему о «заговоре» советских генералов. Миллер, хорошо знавший об этом деле, был человеком, через которого могла произойти утечка информации о связи между Сталиным, Гитлером и белогвардейскими организациями. Поэтому Миллер был «устранён» [989].

Парижской группе левой оппозиции были хорошо известны связи Скоблина с НКВД и причины похищения Миллера. В декабре 1937 года «Бюллетень оппозиции» сообщал, что «Миллер был похищен… для того, чтоб переключить белогвардейскую организацию — через Скоблина и К° на службу ГПУ» [990].

О заключительном этапе провокации рассказывалось в статье А. Орлова, опубликованной в 1956 году. По словам Орлова, в советском посольстве в Берлине работал резидент НКВД Израилович. Одной из его обязанностей было поддержание контактов с двумя информаторами, занимавшими важные посты в германском генеральном штабе. Поскольку встречи с этими людьми в нацистской Германии, т. е. в зоне досягаемости вездесущего гестапо, были слишком рискованными, Израилович наладил регулярные встречи с ними в Чехословакии. После одной из таких встреч он был арестован чехословацкой полицией, обнаружившей у него плёнку, только что полученную от германских офицеров. Будучи обвинённым в шпионаже в пользу нацистов, Израилович, которого Орлов «знал как патологического труса», растерялся и объявил, что, напротив, немецкие офицеры являлись его агентами и полученная от них плёнка содержит фотокопии секретных документов германского генштаба. Узнавший об этом инциденте Бенеш, «изо всех сил стараясь поддерживать дружественные отношения с коммунистической Россией ввиду растущей угрозы Чехословакии со стороны Германии… лично передал полицейский рапорт и показания Израиловича чешскому послу в Москве с указанием сообщить об этом деле, если возможно, лично Сталину». После того, как были ликвидированы генералы Красной Армии, Сталин сообщил чехам, что Израилович в действительности поддерживал контакты с германской разведкой в качестве посредника Тухачевского. «Хотя чехи знали о том, что случилось на деле, они нуждались в помощи Сталина против Гитлера ещё более, чем год назад. Они послушно распространяли сталинскую лживую версию об Израиловиче как правдивую» [991].

После того, как советский разведке стало известно о намерении высших чинов рейха передать Сталину досье о «заговоре», в Берлин прибыл личный представитель Сталина, снабжённый официальными полномочиями, подтверждёнными подписью Ежова.

Как вспоминал Шелленберг, «ко всеобщему изумлению, Сталин предложил деньги за материалы о „заговоре“. Ни Гитлер, ни Гиммлер, ни Гейдрих не рассчитывали на вознаграждение. Гейдрих потребовал три миллиона золотых рублей — чтобы, как он говорил, сохранить „лицо“ перед русскими». По мере получения документов сталинский эмиссар выплачивал по частям данную сумму. Эти, по словам Шелленберга, «иудины деньги» были переданы немецким агентам в СССР, которые были арестованы, когда расплачивались ими. «Сталин произвел выплату крупными купюрами, все номера которых были зарегистрированы ГПУ» [992].

И после процесса Тухачевского германские официальные круги продолжали распространять дезинформацию, призванную укрепить подозрения Сталина в ненадёжности генералов Красной Армии. По сведениям, полученным Кривицким от одного из его агентов, на официальном приёме в Берлине личному секретарю Гитлера по политическим вопросам Видеману был задан вопрос: имеется ли доля правды в обвинениях, прозвучавших на процессе Тухачевского? Видеман хвастливо ответил: «У нас не восемь шпионов в Красной Армии, а гораздо больше. ОГПУ ещё не напало на след всех наших людей в России».

Кривицкий, будучи опытным разведчиком, «хорошо знал цену таких заявлений, так же как и офицер контрразведки любой страны. Это был тип информации, специально предназначенной для широких кругов и порочащей моральный облик противника» [993].

Лишь в октябре 1938 года, когда чистка Красной Армии была в основном завершена, официозный орган вермахта «Дейче Вер» сообщил, что Тухачевского и его коллег оклеветал «предатель, известный генерал Скоблин, выдавший большевикам на расправу генералов Кутепова и Миллера» [994].

Провокация против Тухачевского и других высших военных командиров послужила интересам и Сталина и Гитлера. Сталин получил возможность уничтожить последнюю организованную силу в стране, способную выступить против него. Гитлер же воспользовался возможностью обезглавить Красную Армию, уничтожить руками Сталина цвет советского командного состава.

Как справедливо отмечал Шелленберг, «дело Тухачевского явилось первым нелегальным прологом будущего альянса Сталина с Гитлером» [995].

XLIX Подготовка к процессу генералов

После февральско-мартовского пленума масштабы репрессий против командных кадров резко возросли. Если с 1 января по 30 марта 1937 года из РККА было уволено по политическим мотивам 577 человек, то с 1 апреля по 11 июня (день, когда в печати появилось сообщение о предстоящем суде над восемью военачальниками) — 4370 человек. В апреле — мае начальник Особого отдела НКВД (занимавшегося расследованием государственных преступлений в армии) Леплевский ежедневно посылал на санкцию Ворошилову и Гамарнику списки командиров и политработников, подлежащих аресту. Ворошилов и Гамарник завизировали сотни таких представлений [996].

По свидетельству Кривицкого, уже к концу апреля в высших московских кругах ни для кого не было секретом, что судьба Тухачевского и ряда других деятелей высшего генералитета предрешена. «Считалось опасным вступать в разговор с ними. Они остались в одиночестве, окружённые зоной молчания» [997].

Именно в эти дни Сталин организовал очередную провокацию. 21 апреля Ежов представил Сталину докладную записку с предложением отменить намеченный визит Тухачевского на коронацию английского короля, поскольку от «зарубежного источника, заслуживающего полного доверия», получена информация о подготовке германскими спецслужбами террористического акта против Тухачевского во время его поездки в Англию. Сталин наложил на записке резолюцию: «Как это ни печально, придётся согласиться с предложением т. Ежова», вслед за чем распорядился передать этот документ членам Политбюро и ознакомить с ним самого Тухачевского. 22 апреля Политбюро приняло решение послать в Лондон вместо Тухачевского заместителя наркома обороны Орлова. По-видимому, эта акция, внешне выглядевшая как проявление заботы о безопасности Тухачевского, имела целью не дать возможности Тухачевскому, ожидавшему ареста, стать «невозвращенцем».

В те же дни в застенках НКВД были получены показания бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о заговорщических связях Тухачевского и других генералов с Ягодой. Бывший заместитель начальника отдела НКВД Волович дал показания о подготовке Тухачевским военного переворота. На очередном совещании Ежов потребовал от следователей, ведущих дела Гая и Прокофьева, отнестись к этим делам как к сталинскому «соцзаказу» [998].

Первого мая 1937 года Сталин привёл в шоковое состояние высших командиров, присутствовавших на праздничном обеде, состоявшемся на квартире Ворошилова. По свидетельству тогдашнего начальника разведуправления РККА Урицкого, на этом обеде «вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрёт в порошок, и поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет своё место за славным столом в Октябрьскую годовщину» [999]. Услышавшим это грозное предупреждение военачальникам оставалось только гадать, кто из них намечен Сталиным в качестве жертв ближайшей расправы.