Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 4

• Название: Новые Миры Айзека Азимова. Том 4
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-88132-266-5

В четвертый том собрания рассказов выдающегося писателя вошли произведения из сборников «Детективы по Азимову» и «Покупаем Юпитер».

Содержание:

ДЕТЕКТИВЫ ПО АЗИМОВУ, рассказы

Что значит имя?, перевод В. Постникова

Поющий колокольчик, перевод Н. Гвоздаревой

Буква закона, перевод А. Мельникова

В плену у Весты, перевод И. Почиталина

Годовщина, перевод А. Шельваха

Некролог, перевод Г. Файбусовича

Звездный свет, перевод В. Гольдича, И. Оганесовой

Ключ, перевод Е. Доброхотовой

Бильярдный шар, перевод В. Тельникова

ПОКУПАЕМ ЮПИТЕР, рассказы

Дарвинистская бильярдная, перевод И. Гуровой

Шах Пепе С., перевод И. Гуровой

Ах, Баттен, Баттен!, перевод Т. Шинкарь

Эверест, перевод И. Гуровой

Пауза, перевод И. Гуровой

Давайте не будем, перевод И. Гуровой

По-своему исследователь, перевод И. Гуровой

Пустота!, перевод И. Гуровой

Какое дело пчеле?, перевод И. Гуровой

Они не прилетят, перевод А. Шарова

Покупаем Юпитер, перевод И. Мартынова

Памяти отца, перевод Р. Валиевой

Дождик, дождик, перестань!, перевод А. Шельваха

Отцы-основатели, перевод А. Шельваха

Ссылка в ад, перевод А. Шельваха

Необходимое условие, перевод И. Можейко

Глубокое исследование, перевод В. Ковалевского, И. Штуцер

В лето 2430 от P. X., перевод В. Ковалевского, Н. Штуцер

Величайшее из достижений, перевод В. Серебрякова

Возьмите спичку, перевод Т. Гинзбург

Тиотимолин к звездам, перевод Е. Доброхотовой

---

Осветив машину, он завопил в отчаянии:

— Короткий замыкание! Короткий замыкание! Моя машина вся погиб!

— А подписи, подписи, дядюшка? — крикнул я. — Вы получили подписи?

Он прекратил причитания.

Он посмотрел, а я — я закрыл глаза. Не очень-то легко видеть, как из-под носа уплывают сто тысяч долларов.

Но тут я услышал торжествующий вопль дядюшки: «Ага! Ага!» — и быстро открыл глаза. В руках у него был кусок пергамента — два дюйма на два. На нем стояли три подписи и самой верхней была подпись Баттена Гвиннетта.

Подпись, уверяю вас, была абсолютно подлинной. Это не была подделка.

Этот кусок пергамента на все сто процентов был подлинным документом. Я хочу, чтобы вы это поняли. На широкой ладони дядюшки Отто лежала подпись Баттена Гвиннетта, поставленная им собственноручно на куске пергамента, являющегося частью подлинной, неподдельной и единственной Декларации независимости.

Было решено, что в Вашингтон поедет дядюшка Отто. Я для этой роли не годился. Я был адвокат. Я слишком много знал. Он же был просто гениальным изобретателем, и от него не требовалось, чтобы он в чем-то разбирался. К тому же никому и в голову не пришло бы заподозрить доктора Отто Шеммельмайера в каких-либо нечестных проделках.

Мы целую неделю сочиняли подходящую версию. Я даже купил для этой цели в букинистической лавке книгу, старинную книгу о штате Джорджия времен гражданской войны. Дядюшка должен был прихватить ее с собой и сказать, что нашел этот кусок пергамента в книге — письмо континентальному конгрессу от штата Джорджия.

Дядюшка лишь пожал плечами и поднес пергамент к горелке Бунзена.

Его, физика, мало интересовала история и ее реликвии. Но тут он услышал специфический запах тлеющего пергамента. Он сбил пламя, и в руках у него остался лишь обгоревший кусок с тремя подписями. Он посмотрел на пергамент, и имя Баттена Гвиннетта вернуло его к действительности.

Он выучил наизусть все, что должен был говорить. Я предложил поджечь края пергамента так, чтобы чуть-чуть пострадала подпись сенатора Уолтона.

— Для большей правдоподобности, — пояснил я. — Конечно, подпись, где не все буквы видны, теряет свою ценность, но у нас здесь целых три подписи.

В душу дядюшки Отто закралось сомнение.

— А если они сравнивайт эти подписи с теми, что на Декларации, если они замечает, что они как две капля похожи? Они подозревает подделку?

— Конечно. Но что они смогут сделать? Пергамент подлинный, чернила тоже и подписи тоже. Им придется согласиться с этим. Что бы они ни подозревали, доказать им ничего не удастся. Я надеюсь, что они поднимут шум вокруг всего этого. Им, конечно, и в голову не придет, что вы достали этот кусок из времени. А реклама лишь поднимет цену нашего пергамента.

Последняя фраза ободрила дядюшку Отто.

На следующий день он поездом отбыл в Вашингтон, мечтая о своих флейтах — длинных и коротких, флейтах-басах и флейтах-тремоло, флейтах-гигантах и микрофлейтах, флейтах для музыкантов-одиночек и для мощных оркестров. О целом мире флейт, играющих по одному только велению человеческого разума.

— Помни, — были его последние слова, — у меня нет денег починить мой машин. У нас не должно быть осечка.

— Осечки не может быть, дядюшка Отто, — заверил я его. Не может? Ха! Ха!

Он вернулся через неделю. Я звонил ему в Вашингтон ежедневно, и каждый раз он мне отвечал, что «они исследуют».

Исследуют!

А разве вы бы не сделали этого? Но что это им даст?

Я встречал его на вокзале. Лицо его ничего не выражало. Я не посмел ни о чем спросить его на людной платформе. Хотелось только задать вопрос: «Да или нет?» — но я решил, пусть лучше он сам расскажет.

Я привез его в свою контору. Я предложил ему сигару и виски. Свои руки я спрятал под стол, но толку от этого не было — стол заходил ходуном, поэтому я сунул их в карманы, продолжая уже мелко дрожать всем телом.

Он сказал:

— Они исследовали.

— Конечно! Я же вас предупреждал, что они это сделают. Ха-ха-ха! Ха-ха?

Дядюшка медленно затянулся сигарой. Затем сказал:

— Этот тип из бюро документов пришел ко мне и говорил: «Профессор Шеммельмайер, — говорил он, — вы есть жертва хитрый обман». «Да? — спросил я. — Как может это быть обман? По-вашему, подпись не настоящий, да?». Он тогда отвечал: «Это действительно не похоже на подделку, но все-таки это есть подделка!» «Почему это есть подделка?» — спрашивайт я.

Дядюшка отложил сигару, отставил стакан с виски и наклонился ко мне через стол. Он держал меня в таком напряжении своим рассказом, что я невольно тоже придвинулся к нему поближе и поэтому в какой-то степени сам виноват во всем, что потом произошло.

— Вот именно! — залепетал я. — Почему это должно быть подделкой? Они не могут этого доказать, потому что это подлинная подпись. Какая же это подделка?!

Голос дядюшки Отто стал просто медовым.

— Мы доставали пергамент из прошлого?

— Да, конечно. Вы же сами его доставали.

— Значит, из прошлого?

— Да, сто пятьдесят лет назад. Вы же сказали…

— Сто пятьдесят лет назад пергамент, на котором написана Декларация независимости, был совсем новый, так или не так?

Я начал понемногу соображать, но все же недостаточно быстро.

Голос моего дядюшки стал подобен раскатам грома:

— …если твой Баттен Гвиннетт умирайт в 1777 год ты большой, глупый, набитый дурак, почему не соображайт, что его подпись не может сейчас стоять на совсем новый кусок пергамент?..

Далее помню только, что стены и потолок не то сдвинулись, не то рухнули, не то понеслись вокруг меня в диком плясе.

Я надеюсь скоро снова быть на ногах. На мне нет ни единого местечка, которое бы не ныло и не болело, но врачи уверяют, что все кости целы.

И все-таки дядюшка поступил нехорошо, заставив меня проглотить этот ужасный кусок пергамента.

Если я после публикации этих рассказов надеялся стать признанным мастером юмора, то мои надежды не сбылись.

Л. Спрэг де Камп, один из наиболее успешных авторов Юмористической НФ и фэнтези, так написал про меня в своем «Справочнике по НФ» (1953), который, как видите, появился вскоре после этих (по моему мнению) успешных прорывов в юмор:

«Азимов — решительный моложавый мужчина с вьющимися темными волосами, голубыми глазами и хвастливой, царственной и кипучей манерой поведения, уважаемый друзьями за щедрый и добросердечный характер. Поразительно общительный, любящий жестикулировать и остроумный, он безупречно произносит тосты. Его устный юмор контрастирует с трезвостью его рассказов».

Трезвостью!

С другой стороны, двенадцать лет спустя Грофф Конклин включил «Ах, Баттен, Баттен!» в антологию «13 над ночью» (Делл, 1965), где, в частности, написал: «Когда Добрый Доктор… решает денек отдохнуть и повеселиться, он действительно может быть очень смешным…»

Так что, хотя и Грофф, и Спрэг оба были моими весьма близкими друзьями (Грофф, увы, скончался), даже вопроса не возникает о том, что в данном конкретном случае Грофф проявил хороший вкус, а Спрэг — никакого.

Кстати, прежде чем продолжить, мне следует объяснить фразочку Спрэга о моем «щедром и добросердечном характере», которая может озадачить тех, кто знает меня как злобного и отвратительного грубияна.

Как мне кажется, это ошибочное мнение возникло у Спрэга после одного инцидента.

Дело было в 1942 году, когда мы со Спрэгом работали в доках ВВС в Филадельфии. Шла война, вход в доки был строго по пропускам. Работник, забывший пропуск, попадал во власть бюрократов, и те мурыжили его примерно час, выписывая временный пропуск. Этот час вычитали из зарплаты, а в личном деле несчастного появлялась зловещая пометка.

И вот как-то раз подходим мы со Спрэгом к проходной, а он внезапно зеленеет и говорит: «Я пропуск забыл!» Во флоте ему светила лейтенантская должность, и он опасался, что даже мелкий прокол в личном деле может повлиять на его карьеру.

Меня же подобная карьера не волновала, к тому же за годы учебы я настолько привык, что меня вызывают к директору школы, что мысль о том, что на меня будет орать кто-то из начальства, меня совершенно не пугала.

Поэтому я протянул ему свой пропуск и сказал:

— Иди, Спрэг, и отметься, что пришел. Они не станут разглядывать пропуск.

Спрэг зашел, пропуск разглядывать не стали, а я сообщил, что забыл свой пропуск и получил нахлобучку.

Спрэг этого не забыл. Он и сейчас ходит и рассказывает всем, какой я отличный парень, хотя все в ответ смотрят на него с изумлением. Вот каким образом один импульсивный поступок положил начало многолетней и страстной проазимовской пропаганде. Делай после этого добро людям…