Дэниел Галуи - Слепой мир. Сборник

• Название: Слепой мир. Сборник
• Автор: Дэниел Галуи
• Издательство: «Канон»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88373-057-4

Авторский сборник «Слепой мир» посвящен творчеству американского писателя Дэниеля Ф. Галуи, которого следует отнести к категории авторов «интеллектуальной», научной фантастики. В книгу включены романы «Симулакрон-3», «Пришельцы — среди нас» и «Слепой мир».

---

Сознание Грегсона еще продолжало улавливать крики ужаса, и он понимал, что это не приступ, а окончательная победа болезни над ним.

Потеряв сознание от невыносимой боли, он уже не почувствовал подкожной инъекции.

Интерлюдия

Космическая лаборатория «Старфаррер» находилась в межзвездном пространстве. Ее бесконечные изогнутые коридоры, просторные помещения, в которых царила почти могильная темнота, лишь изредка прорезываемая свечением контрольных приборов, создавали особую атмосферу.

Свет был побочным продуктом так называемых «раультронических процессов». Не было нужды иметь на станции специальные осветительные установки.

Так думал руководитель экспедиции Ланурк, расхаживая широкими шагами по залу заседаний.

Он прислушивался к работе генераторов раульт-лучей («диффузоры света» — такой термин, приблизительно отражающий суть явления, применили люди из-за того, что восприятие человека ограничивается всего лишь пятью чувствами).

В самом деле, как объяснить обычному человеку, что такое стигумбра? Прежде всего пришлось бы говорить о Чендине, этой великолепной концентрации космических сил в центре Галактики. Можно, пожалуй, сказать, что Чендина — это источник сверхрадиации раульт-лучей, что делает возможным почти увидеть пульсацию. Можно даже объяснить, что соотношение между раульт-лучами и пульсацией такое же, как между светом и изображением. Так вот стигумбра — это контрсила, способная блокировать любые излучения раульт-лучей вплоть до границ Галактики. Кроме того, в этой ужасной стигумбре никто не смог бы пульсировать, даже валорианин.

Для Ланурка было большим удовольствием переводить все эти понятия в доступные для землянина термины. Итак, он вернулся к своим опасениям.

Здесь, на самом краю стигумбры, страх был почти материально ощутим. Ланурк подумал, что, наверное, те же парализующие чувства испытывает человек, стоящий на краю бездонной пропасти в плохо освещенной пещере.

Влияние стигумбры было настолько велико, что Ланурк едва улавливал мозговую деятельность Эваллера и Фускана. Должно быть, они углубились в стигумбру еще больше.

«Нет, Ланурк, — донеслась до него мысль Эваллера. — Якорь держит. Но мы вынуждены уменьшить мощность генераторов раульт-лучей, чтобы избежать чрезмерного перегрева».

Благодаря многочисленным средствам защиты Ланурк обнаружил повреждения в динамо-машине. Ее катушки перегорели из-за длительного пребывания под высоким напряжением. Ланурк передал приказ углубиться в стигумбру, чтобы не оказаться вне сферы действия раульт-лучей.

Система управления заработала с вибрацией, и «Старфаррер» лег на курс.

Ланурк сел за стол и сказал вслух:

— Мы можем передать, что наша экспедиция не удалась. У нас нет информации о них. Очевидно, что-то случилось с их системой связи.

«Возможно, нам нужно было послать еще один отряд?» — предложил Фускан.

«Нет, мы не можем допустить, чтобы еще один отряд попал в руки этих дикарей. Только не сейчас!»

«Но что же тогда делать? Попытаться сманеврировать и выйти на орбиту вокруг этого мира?» — спросил Эваллер.

— Великолепно! Чендина — излучатель, ну уж нет! — пробормотал Фускан.

Ланурк согласился с его мнением.

«Было бы безумием направлять «Старфаррер» в эту дьявольскую стигумбру. Возможно, нам удастся организовать другую группу».

«На это потребуется время, — заметил Эваллер. — Тренировка, занятия по языку, хирургические операции на пальцах. Кроме того…»

Если бы мысли Ланурка не были заняты пресс-конференцией, он наверняка почувствовал бы опасность. Но поскольку этого не произошло, в следующий момент все генераторы раульт-лучей остановились.

Ланурка охватил страх. Господи, это было так ужасно! Из-за отсутствия раульт-лучей он теперь мог полагаться только на собственное зрение.

ГЛАВА 7

«Одержимость» была страшной болезнью: она размягчала мозг, выматывала душу, доводила человека до помешательства. Для Грегсона это время было сплошным кошмаром, прерываемым только подкожными инъекциями, приносившими лишь чисто символическое облегчение.

Мучения, которые приносила с собой болезнь, обжигали мозг, притупляли все человеческие чувства. Мозг словно пронизывал какой-то луч, частоту волны которого и интенсивность невозможно было измерить.

У больного возникало ощущение, что в мозгу прорезана щель, через которую в сознание вползает ужас галлюцинаций и невиданная в этом мире боль. Иногда Грегсону казалось, что он разрастается до огромных размеров, охватывая время и пространство. В его душе, словно угли, пылали звезды.

Однажды его сознание прояснилось до такой степени, что он даже спросил, какое сейчас число. Слова медсестры, что он болеет уже больше года, повергли его в отчаяние и вызвали новый приступ болезни.

Казалось, что его организм впитывает все страдания и ужас, витающие вокруг него. Он не мог видеть, но каким-то необъяснимым чувством ощущал малейшие изменения окружающего мира, а также присутствие других «одержимых». Его мозг словно пропускал через себя их боль. Ощущения были настолько сильными, что Грегсон почти постоянно пребывал в бессознательном состоянии. Измученный и обессиленный этими приступами, он сконцентрировался на одной мысли: на самоубийстве.

Приблизительно за три часа ему удалось освободиться от ремней, которыми он был привязан к кровати. Все это время он очень боялся, что новый приступ болезни помешает осуществить задуманное.

Упав с кровати, он распластался на полу, не в состоянии делать простейших движений. Неожиданно его стошнило. Сотрясаясь всем телом, он уцепился за край кровати и, с трудом передвигая дрожащие ноги, двинулся в сторону ближайшего окна. Казалось, прошла целая вечность. Ему оставалось преодолеть всего несколько метров, когда силы оставили его. Вокруг раздавались ужасные крики «одержимых», и это было дополнительным стимулом для выполнения задуманного.

Звук шагов по коридору подействовал на него, как ушат холодной воды: он понял, что возвращается медсестра, которая воспрепятствует его попытке самоубийства. И снова на него накатила волна галлюцинаций. Комната поплыла у него перед глазами. Из последних сил он преодолел оставшееся расстояние и рывком выбросил непослушное тело в окно.

Грегсон не догадывался, что его палата находится на первом этаже. Поэтому он приземлился целым и невредимым в невообразимых зарослях какого-то дикого кустарника.

В следующий раз сознание вернулось к нему уже зимой. Через то же окно он увидел, как колышутся на сильном ветру голые ветки заснеженного дерева. В глубине двора высилась громада недавно пристроенного крыла муниципального Института изоляции имени Монро.

— Грег, — раздался чей-то мягкий, еле слышный среди криков голос.

Он повернул голову и увидел Элен, которая сидела рядом, пытаясь скрыть свое беспокойство. Само ее присутствие здесь, уверенная манера держаться, ее здоровый вид были своего рода насмешкой над тем жалким состоянием, в котором он пребывал.

— Ты выкарабкаешься, Грег! — сказала она, трогая его за плечо.

Но он отстранился, смущаясь своей худобы.

— Мы тебя ждем, — сказала Элен. — И Билл тоже верит в тебя. Он убежден, что у тебя все будет хорошо.

Он хотел ответить, но неожиданно для себя обнаружил, что в результате многомесячных криков напрочь лишился голоса. И тут же забился в конвульсиях. Он закрыл глаза, тело его напряглось, пытаясь оказать приступу сопротивление, чтобы Элен ничего не заметила. Но резкие звуки все же вырвались из его горла, он скорчился, словно жидкий огонь растекся по его жилам.

Грегсон вновь погрузился в фантасмагорический мир. Но все же он осознавал присутствие Элен, хотя и совершенно абстрактно. И вновь произошла полная потеря зрения и слуха. Глаза продолжали оставаться закрытыми, а уши улавливали лишь панические выкрики «одержимых».

Неожиданно что-то огромное и невообразимо ужасное заполонило внутренний мир Грегсона, принеся с собой ощущение жуткой тревоги, но в то же время и волну облегчения; Он понял, что ему сделали подкожную инъекцию, и был за это очень благодарен.

В начале февраля он провел целых три часа в полном сознании, не испытывая приступов болезни. А двадцать пятого и двадцать седьмого февраля ему удалось сохранять рассудок на протяжении целой ночи.

В начале марта мозг не испытывал кошмара болезни в течение всего дня, но в конце месяца сильнейший приступ не выпускал его из своих когтей целых трое суток.

Когда он пришел в себя, в его палате появился лечащий врач и спросил:

— Не желаете ли поменять декорации?

Грегсон, не понимая, уставился на него.

— Вам уже можно покинуть наше отделение, — пояснил врач.