Джойдип Рой-Бхаттачарайа - Сказитель из Марракеша

• Название: Сказитель из Марракеша
• Автор: Джойдип Рой-Бхаттачарайа
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-40764-2

Сказитель Хасан — король главной площади Марракеша. День за днем вокруг него собираются толпы людей, чтобы услышать удивительные истории, в которых правда причудливо переплетается с вымыслом.

Однажды Хасан рассказывает историю молодой пары, странным образом пропавшей в городе средь бела дня…

Вскоре выясняется, что эту пару видели многие жители, и каждый готов поведать свою версию исчезновения молодого человека и его возлюбленной.

Но сложатся ли кусочки головоломки в цельную картину, которая поможет узнать судьбу влюбленных, или тайна так и останется тайной?..

---

Я с достоинством отвечал, что вынужден не согласиться. Джемаа есть тигель для людей и мыслей. Достаточно взглянуть на нее внимательно и непредвзято, чтобы понять: Джемаа — это наш мир в миниатюре; чаша, хранящая все, чем он славен.

— Валяй тешься иллюзиями, — оборвал Мустафа. — А теперь уходи, оставь меня одного, будь так добр.

Я с грустью повиновался, но, покинув тюремные стены, стал вспоминать давний ночной разговор с Махи. Когда чужестранец в первый раз попросил Мустафу оставить их в покое, рассказывал Махи, мой брат не послушал; он будто оглох и ослеп ко всему, кроме чар чужестранки.

— Момент был критический, — говорил Махи. — Я боялся, как бы Мустафа сгоряча чего не натворил. Чужестранец выступил вперед, заслонил собой жену, и хотя Мустафа не сдавался, стоял на своем. Можно сказать, контролировал ситуацию.

Мне стало стыдно за недостойное поведение брата; я сочувствовал мужу чужестранки, попавшему в непростое положение. Восхищенный его присутствием духа, я спросил;

— Скажи, Махи, какие именно слова чужестранца заставили моего брата уйти?

Махи с секунду раздумывал, морща лоб, затем отступил на шаг, выпрямился и с твердостью, глубоким голосом, подражая чужестранцу, заговорил:

— «Не надо так смотреть на мою жену — вы ее смущаете. Сир фалек — уходите, оставьте нас в покое. Бессалама — прощайте».

Больно уязвленный, — продолжал Махи, — твой брат прошествовал к выходу, но не прежде, чем бросил долгий, тоскливый взгляд на женщину, которую восторженно уподобил газели.

Я поблагодарил Махи за рассказ. Необходимо было отправляться на поиски Мустафы; решение это оставило горький привкус во рту. Я стыдился за брата — особенно за его неспособность держаться в рамках дозволенного.

Много месяцев спустя, когда появилась возможность вернуться к нашему разговору, Мустафа удивился и даже вознегодовал. Каждая интонация выдавала оскорбленную гордость и отрицание реальности, для него характерные.

— Она, Хасан, создана, чтобы быть любимой, — повторял Мустафа. — И я сразу понял: с мужем она несчастна… недовольна им. В ее глазах была тоска. Слабый намек на тоску, но мне-то хватило, чтоб сделать выводы.

— Она замужняя женщина, — напомнил я.

— Это я потом выяснил, — отвечал Мустафа, — а при первой встрече не видел никаких признаков замужества. Верь мне, Хасан, я правду говорю. Чужестранка не носила обручального кольца — я точно знаю, я ведь держал ее за руку.

Утомленный упрямством брата, я тяжело оперся о подлокотник. Я и так был измучен, вымотан. Теперь же мне стало за него стыдно, и я опустил взгляд. Хотелось сказать ему, напрямик, категорически, чтобы не осталось недомолвок: «Мустафа, я сам видел ее обручальное кольцо, золотое, в виде двух переплетенных змеек», — но не нашел в себе сил спорить с моим бедным братом, удел которого — гнить в тюрьме, а единственная отрада — иллюзия. Поэтому я оставил мысли при себе и ничего не ответил.

Желчь

Я замолчал на полуслове и огладил бороду, тем самым закрепляя в памяти эпизод, на котором остановился. Мысли мои все еще были заняты Мустафой. Я окинул взглядом слушателей, всех по очереди; я тянул время, запечатлевая их лица. Одни смело встречали мой взгляд, другие смущались, смотрели в сторону. Одни имели выразительные черты, другие, не столь неординарные, сливались с тенями — сейчас мне трудно их вспомнить. Вполне логично, что мне, как рассказчику, интереснее были эти последние, ибо они бросали вызов моему профессионализму, удерживали внимание, пока я не находил ту или иную подробность, позволявшую перейти к следующему лицу. Впрочем, данное весьма продолжительное упражнение в наблюдательности свелось в итоге к простому выводу, и вот к какому. Никто из моих слушателей ни в малейшей степени не походит на Мустафу, не дает даже намека на аналогию. Мустафа — уникум во всех смыслах слова, вещь в себе.

Ошибочно приняв затяжное молчание за рассеянность, кто-то прервал мои мысли выкриком:

— Эй, Хасан, ты что, заснул? Давай рассказывай дальше! Ночь слишком холодна для долгих пауз.

Ремарка была вполне оправданна; я улыбнулся и продолжил рассказ. Я придал объем воспоминаниям — но и пошел несколько дальше. Я признался, что при каждом столкновении с непостижимой неординарностью Мустафы изумляюсь как в первый раз.

— Брат мой Мустафа, — начал я, — самый красивый мужчина из всех, кого мне доводилось встречать. Кожа у него очень светлая для бербера, он высокий, широкоплечий, густоволосый, у него светлые глаза и проникающий в душу взгляд. Ему все парни в селении завидовали. О несравненной красоте моего брата заговорили, еще когда он был ребенком. Где бы Мустафа ни появился, все взгляды обращались на него. Однажды — Мустафе было тогда лет шесть — отец застукал его наряженным языческим богом и сидящим в повозке, влекомой восемью девочками в белых одеждах. В другой раз Мустафа стоял, подобно изваянию, на сельской площади; женщины — все как одна — восхищались им, мужчины — насмехались.

Подростком Мустафа столько времени уделял своим словам, мимике и жестам, что сделался в семье объектом шуток. Но в один прекрасный день, когда я застукал его картинно курящим перед зеркалом свою первую сигарету, отец решил, что надобно принять меры. По просьбе отца я поехал с ним и Мустафой в Марракеш, на Джемаа. Мы узнали, что туда как раз прибыл один человек из Сахеля, странствующий знахарь-мавр, которому под силу излечить моего брата от тщеславия.

Этот человек — его звали Бассу — был высокого роста, тучный и абсолютно лысый. Сидел на своем килиме точно скала, курил кальян. Они с отцом обменялись традиционными словами приветствия, и Бассу с одного взгляда понял, что лечиться привезли Мустафу. Обращаясь в той же степени к моему брату, что и к отцу, он сказал:

— В воздухе витают нечистые испарения, наши же тела подобны липучкам для мух, привлекающим и впитывающим грязь. Мои предки называли эти испарения джиннами и относились к ним соответственно. Однако я человек образованный и применяю новейшие методы диагностики. Мне довольно одного взгляда, чтобы понять: твой сын полон комплексов, происходящих из попыток непомерным тщеславием замаскировать глубоко запрятанную неуверенность. С твоего позволения, я бы прописал ножные ванны, которые обеспечат твоему сыну полное и безболезненное избавление от недуга, если данное определение уместно. Ножная ванна очищает внутренние органы, гланды, артерии, нервы, мышцы, ткани и суставы, выводя из организма токсины. Очищение достигается в ходе борьбы между добрыми и злыми духами, в которой силы света одерживают победу над силами тьмы, сцепляя их с токсинами и выводя сквозь поры на ступнях. Данный процесс я называю осмосом. Это научный термин; его употребляют в лучших больницах и клиниках. После моих процедур обычно наступает ощущение преувеличенного благополучия, самое очевидное проявление которого — более позитивное отношение к жизни, а также рост энергичности.

После этой напыщенной речи Бассу развернул бумажный свиток, на котором были наклеены выдержки, вероятно, из писем благодарных пациентов со всего Магриба. Пациенты дружно превозносили избранный Бассу метод лечения. Я прочел несколько выдержек отцу, не разумевшему грамоте:

«После четырех ножных ванн исчезла экзема на моей шее и груди».

«Я всю жизнь езжу на верблюде, и вот боли в области мошонки стали такие, что я кричал каждую ночь. Однако после десяти ножных ванн я снова полноценный мужчина».

«У моей девяностошестилетней матери обе ноги поражены артритом, она не могла ходить. Теперь, после одиннадцати процедур под чутким наблюдением доктора Бассу, моя мать снова стряпает и выполняет прочую работу по дому».

«С тех пор как мы начали курс осмоса, мой одиннадцатилетний сын гораздо лучше справляется с поручениями. Он не такой хмурый, как прежде, чаще улыбается и больше не ноет, что вынужден вставать с рассветом, чтобы помогать мне по хозяйству».

«После двух процедур моя жена перестала грозить уходом из дому. Теперь мы счастливая семья. Снова привезу жену к доктору Бассу, когда захочу ребенка».

— Внушает доверие? — улыбнулся Бассу.

— Внушает, — отвечал отец, немало впечатленный.

— В таком случае получасовая ножная ванна обойдется в двадцать дирхамов. Обычная цена — сорок дирхамов, но сыну моего старинного друга положена пятидесятипроцентная скидка.

Отец расплатился, и мы уселись ждать, пока целитель попользует моего брата. Первым делом он велел Мустафе вымыть ноги в ближайшем фонтане.

— Мой как следует, не ленись, — наставлял Бассу. — Не должно остаться ни единого пятнышка.

Мустафа без энтузиазма повиновался, и Бассу погрузил его вымытые ступни в белый эмалированный тазик с водой.

— Эта вода обладает особыми дезинфицирующими свойствами, — пояснил Бассу. — Она из чистейших горных источников, что бьют возле вершины Джебель-Тубкаль. Я лично хожу за водой, когда начинается таяние снегов. Такой воды больше нигде не найти.