Николай Коляда - Уйди-Уйди

• Название: Уйди-Уйди
• Автор: Николай Коляда
• Жанр: Драматургия

---

Николай Коляда «УЙДИ-УЙДИ» Пьеса в двух действиях

Действующие лица

ЛЮДМИЛА — 40 лет

АНЖЕЛИКА — дочь Людмилы, 20 лет

МАРКСИНА — мама Людмилы, 70 лет

ЭНГЕЛЬСИНА — бабушка Людмилы 100 лет

ВАЛЕНТИН — 40 лет

ЕВГЕНИЙ — 20 лет

СЕРЁГА ПЕРВЫЙ — 20 лет

СЕРЁГА ВТОРОЙ — 20 лет

СОЛДАТЫ

Провинциальный город. Окраина. Наши дни.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Весна, конец апреля, тает снег, лужи. Четыре пятиэтажки и военный городок на окраине города. Дома стоят на пустыре лицом к лицу к казармам, между ними забор и дорога. Городок обнесён железобетонным забором, в нём дырки, а поверх забора — в два ряда колючая проволока. На проволоке сороки хвостами дёргают. На заборе слова краской написаны: «Двери жел. 396699», «Фирма Золотце — тел. 614646», «Джессика — 294394», «Маша, ай лавью», «ДМБ-98». Казармы, дома и забор сделаны из одинаковых серых плит. В домах на окнах цветы, а в окна казарм видны спинки двухъярусных кроватей, на которых портянки сушатся. Казармы стоят чуть повыше и на глине, и от казарм к домам текут красные, как кровь, ручьи, заливаются в подвалы. Напротив одного из домов новенькая двухэтажная стеклянная солдатская баня. Окна внутри бани закрасили масляной краской, но от жара краска облупилась и всё просвечивает, когда солдаты моются: кто как глиста худой, а кто накаченный — развлечение смотреть для живущих напротив. По дороге мимо городка, мимо пятиэтажек, между деревянных домиков гремит-звенит-тащится трамвай в город — час ехать отсюда до центра. На перекрёстке мигает красный — светофор сломался. У ворот контрольно-пропускного пункта стоят парни в шинелях, с девушками беседуют. Рядом «легковушки» приткнулись: мамы с папами приехали сыновей проведать. Иногда ворота открываются и впускают в городок или чёрную «Волгу» с генералом, или крытую брезентом машину — с дальнего стрельбища везут солдат. Учебный полигон есть и в самом городке, в глубине его, в лесу, в соснах. Там где-то и спортивный стадион, и машины стоят — ракеты или ещё что-то такое военное, странное, страшное. В городке готовятся к параду, маршируют по плацу солдаты, команды в мегафон раздаются, фальшиво играет оркестр. Между пятиэтажками по земле проложена толстая труба с горячей водой, пар от трубы идёт, нагревает землю, собаки стадом возле на зелёной траве, а в метре в сторону — снег лежит. Все деревья в округе сломаны — снегу было много зимой.

А в трёхкомнатной квартире, что на последнем этаже в доме напротив стеклянной бани — потоп, бежит крыша, стены по углам зелёного цвета. На полу, на мебели стоят тазики, вёдра, чашки, кастрюли — в них вода с потолка капает. Комнаты в квартире одна другой меньше. Маленький коридорчик, кухня, туалет. В центре самой крохотной комнатки — прямоугольный полированный стол. На нём тарелки с едой, графин с подкрашенным самогоном и пластмассовые цветочки в вазе. Каждый угол в комнате особый: в одном — иконы и лампадка, в другом — портрет Ленина, в третьем — картина «Грачи прилетели», в четвёртом — вырезанные из журнала и наклеенные на стенку клеем полуголые мужики. На кровати с шишечками под ковриком, на котором Красная Шапочка встретила Волка, полулежит-полусидит, обложенная подушками, МАРКСИНА НИКОЛАЕВНА — она в парике и со вставными зубами. Марксина то в тарелке с едой ковыряется, то мнёт в руках резиновую игрушку «Уйди-уйди». Одеяло на кровати солдатское, с белыми полосками. Простыни и наволочки — со штампами военной части. На зелёном диване у балконной двери спит под пледом в синюю клеточку ЭНГЕЛЬСИНА ПЕТРОВНА и, чтобы выйти на балкон, надо диван вместе с Энгельсиной отодвинуть. За столом трое: ЛЮДМИЛА, АНЖЕЛИКА, ВАЛЕНТИН. У Людмилы причёска красивая, она в тапочках и в блестящем платье на лямочках, платье на плечах еле-еле держится, спина голая, с большим вырезом, а на груди платья — тигр нарисован; у него глаза светятся, когда Людмила шевелится. Под левым глазом у Людмилы синяк, косметикой затушеванный. Рядом Анжелика — накрашенная, брови выщипаны, на руке пластмассовые часы и тоже с синяком. Напротив Анжелики — Валентин: круглая гладкая лысина, вокруг которой длинные спутанные волосы. Валентин в джинсе, кожаной жилетке, в рубашке-косоворотке с турецкого рынка, с кольцом в ухе. ЕВГЕНИЙ набросил на плечи шинель, курит на балконе. На окнах в баночках рассада — помидоры и перец. В углу на плёнке куча картошки прорастает — «посадочный материал». Лопаты, вилы, грабли стоят там же. У двери — сложенная раскладушка. Вечереет, часа четыре после обеда. Пятница и уже во всех квартирах дома начали гулеванить — пить, петь и драться…

ЛЮДМИЛА. (Чихает.) Бабушка, не пищи, а? Итак нервы на пределе. Ей понравилась ваша «Уйди-уйди», Валентин Иванович. Исключительная игрушка. Громкая. Конец апреля, а комары. В подвале сыро, потому и плодятся, зараза два раза. Мы их пылесосом собираем, они прям на стенках висят, как ульем прямо. Это я уже говорила.

ВАЛЕНТИН. (Смеётся.) Случайно взял, на подарок кому и — пригодилось. Она дорогая.

ЛЮДМИЛА. Дорогая, да? Надо же. Наши наловчились всякое выпускать тоже.

ВАЛЕНТИН. Нет, она нерусская. Нет, я ещё раз настаиваю, для ясности. Я три месяца назад ехал в командировку, я часто бываю, по проблемам отдела развития, — я в отделе развития работаю — и вот, ехал в поезде, у азербайджанца напротив на столе — лежит газетка, а на газетке рыбка или курочка, что ли. Ну, я взял, стал читать. Газета объявлений. Называется «По рукам», что ли. И вдруг ваше — интереснейшее, так сказать, предложение. Я написал, вы — ответили, и вот — я тут. Не вовремя?

ЛЮДМИЛА. Почему? Мы гостям рады. Как раз сто лет бабушке сегодня празднуем, зараза два раза. И вы приехали. Ну да, я ответила вам, я не знала, что вы так быстро. Это Анжелочка, доченька моя, это бабушка — «тётя Мара» зовите, это мама моя — «тётя Эля» зовите, а Евгений — дружок Анжелочки, солдатик, «Евгений» зовите его, зараза два раза. Напрасно я, напрасно я вам обратный адрес написала. Вы приехали, и мне стыдно, за всё за это вот кругом тут вот везде прямо.

ВАЛЕНТИН. Всё нормально, напрасно вы, хорошо всё это вот кругом тут вот везде прямо. (Смеётся, ест.)

ЛЮДМИЛА. (Поправляет ладошкой причёску.) Ни маникюр не сделала, ни педикюр, ни «химию». Хорошо — платье купила, вчера случайно наткнулась. Думаю, дай, — подарок на бабушкин день рождения себе сделаю. Красиво он так глазами сверкает, да? Зачем я адрес дала, вы приехали, мы не ждали, мне надо было «химию» сделать, маникюр, педикюр и вообще. У вас будет превратное впечатление, зараза два раза. Стены зелёные у нас. Мыши, комары, солдаты вот, двухвостки, глина красная вокруг, лывы вокруг дома глубокие, крыша течёт. Вообще кошматерно. Жить тут негде и нельзя. Я вам писала и думала — я поеду туда к вам жить, на Кавказ.

ВАЛЕНТИН. Вы спутали. Я не с Кавказа. Я из Краснодарского края.

ЛЮДМИЛА. Ну да, главное: что-то тёплое, хлебное, богатое. Не жить к вам конкретно, чтобы вы чего не подумали, а — как бы это? Ну, уехать отсюда и там где-нибудь зацепиться за кого, понимаете? Начать жить заново, понимаете? Поймите, если в вас есть человеческий фактор! А то тут — невозможно. Мне шбежать… шпешать… жпезать… — тьфу, зараза два раза! — сбе-жать от всего от этого надо, я уже не могу, надо, а то у меня глюки начнутся, зараза два раза, ну, надо же, как нехорошо вышло, а?

ВАЛЕНТИН. (Рядом с ним портсигар, он его одним пальцем крутит на столе.) А я как знал, что у бабушки юбилей. (Говорит: «Ебелей».) И вот — игрушку. (Марксина жмёт на игрушку и она пищит.) У меня такая в детстве была — «Уйди-уйди». Заяц тоже, пищал тоже.

МАРКСИНА. (Вдруг.) У нас местов нету. (Пауза.)

ЛЮДМИЛА. Бабушке не в уме. А ещё весна — обострение. Ну, она вобще-то права — нету. Нету местов тут. (Послюнила палец, трёт пятно на подоле платья.)

МАРКСИНА. Людмилка, ты чего придумала? Никаких тут никуда чтобы.

ЛЮДМИЛА. Хватит! Я же говорю, что туда уехать хочу, ты не поняла, что ли?

МАРКСИНА. Сколько тебе надо поджениваться, сколько? Он нас обворует.

ЛЮДМИЛА. Замолчи! Когда это я подженивалась? Ты как меня выставляешь перед человеком? Мне и так стыдно перед человеком, он в такую даль ко мне приехал, а вы концерты ещё устраиваете, бессовестные!!! (Валентину.) Не слушайте её, она — валет. Обострение. (Вертит пальцем у виска, Марксина на ладони хлеб подкидывает.) Видите — старый, что малый. Ей всё кажется, её кто обворовать хочет, всё в кровать прячет, боится, ночи не спит, только днём. Ну, какие ещё мы старые будем, да? И не такие, поди! Будем вообще лежать кверх воронкой, чувствую. А куда их деть? Живым ведь в землю не закопаешь, так? Бабушка десять лет не встаёт, а это — знаете, что значит: ужас просто. (Марксине.) Не играйся с едой, ешь как следует!